– Хорошо. Но сначала дай ей закончить свой проект.
– О, это само собой разумеется, с моей дорогой женой иначе не выйдет. – Уильям обращается к одному из своих клерков: – Пошлите за каретой миссис Томас. Она должна быть в Королевских конюшнях.
– Неужели это какая-то очередная твоя авантюра?[74]
– Нет, это в честь нового короля.
– Ах, одного из этих Георгов – Георга IV…
Еще раз обняв меня напоследок, он уходит, а я сижу и жду. И вдруг из окна замечаю кого-то знакомого.
Высокий, рыжеватые волосы.
Я закрываю глаза и мечтаю не видеть его, не видеть сходство.
Этот прохожий может оказаться Николасом Кирваном. Его жестокость заставила меня бежать, спасая свою жизнь. Теперь Совет Демерары заставляет меня бороться за средства к существованию.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Парень проходит мимо. Старый мистер Кинг сказал, что Николас погиб в драке в баре в 1788 году. Кто-то довершил то, что начала Китти. Зло исчезло.
Батерст должен остановить зло Совета Демерары.
Моя дамфо добьется этой встречи. Я верю, она сможет.
Я закрываю глаза. Я – танцовщица Долли. Она должна пробудиться. У нее всегда есть надежда. Она знает, как победить.
Демерара, 1805. Робертсоны
Солнце клонилось к закату; моя Элиза держала за руку Гилберта Робертсона в нашей гостиной на Американ-стрит. Ее муслиновое платье с завышенной талией и глубокими складками, образующими шлейф из бежевых и розовых полос, делало мою булочку выше ростом, настоящей принцессой.
Элиза – хорошая девочка. Она заслуживала целого мира.
День выдался безоблачным, прекрасным для церемонии бракосочетания, которая включала подписание контракта временной жены и благословение священника, англиканского, как мистер Робертсон.
– Мама, я так счастлива. – Глаза Элизы расширились, когда она узнала сумму своего приданого – тысяча фунтов.
Мое предприятие по предоставлению услуг ведения домашнего хозяйства процветало. Фрэнсис занималась службой домоправительниц на Гренаде и Доминике. Теперь на обоих островах насчитывалось сто десять клиентов. В Демераре было около сорока. Жаль, что земельные проекты, отель и плантация, не достигли такого успеха.
– Мама, ты о чем-то задумалась?
Поморгав, я обняла ее, крепко обняла, словно Томас.
– Твой папа был бы рад видеть тебя улыбающейся.
Через ее плечо я бросила взгляд на нашу семью, которая собралась почтить этот союз: Шарлотту и Фуллартона; Лиззи, Коксолла и их детишек; моих сыновей и Крисси. Сердце вспомнило о наших близких на Гренаде.
– Твои сестры, Фрэнсис и Энн, шлют тебе свою любовь. Я знаю, все в Сент-Джорджесе тебя любят.
Только Катарина не приехала и не прислала пожеланий.
Дела у Саймонов были совсем плохи.
И я снова сказала «нет». Больше никаких денег. Хватит визитов только за деньгами. Я не видела ее целый месяц. Деньги – это все, что нас связывало.
Гарри поднял свою скрипку.
– Ну, надо бы устроить танцы.
Он заиграл мелодию, и вышло у него почти так же хорошо, как у Полка.
Пары танцевали, а маленькие дети играли там, где мы после разобьем садик мами. Как жаль, что Китти рядом нет. Элиза была нашим общим ребенком, на которого изливались ее доброта и милосердие, когда у меня их недоставало.
– Не плачь, мама. – Дочь утерла мое лицо. – Тебе нужно сплясать.
Я услышала смех Шарлотты. Она разговаривала с Лиззи. Шарлотта коснулась своего плоского живота и уперлась рукой в бок.
– Позволь сестре стать особенной тетушкой для твоих детей, Элиза.
– Но они могут и не сразу родиться, мама.
– О, они родятся, дитя. Пусть эти плодородные бедра служат по назначению.
Гилберт Робертсон так смотрел на мою девочку, что сразу было видно: он докажет мою правоту. Элизу переполняла жизненная сила, ей было всего семнадцать – у нее на это много времени.
Робертсон, блондин с песочного цвета волосами, коснулся пальцем ее подбородка.
– Я же говорил, Элиза. Я найду способ тебя заполучить. Рад, что это на всю жизнь.
Она скромно ему улыбнулась, но щеки ее стали вишнево-алыми. Парень был очарован. Я делала все возможное, чтобы их разлучить, пока он не начал меня умолять.
В Демерару приезжало множество мужчин, подобных Келлсу, у которых были семьи за морем. Им требовалась домоправительница для уборки и блудница в постели. Нет ничего плохого ни в первом, ни во втором, если женщина сама выбирала этот путь и оставалась под защитой, когда парень уплывал домой.
Мои девочки были особенными.
Они были свободны. Не соглашались на меньшее, чем верный супруге партнер. Для нас он становился их мужем, официально, согласно документам. Чиновники же лишь тогда называли контракты цветных гражданским браком, когда хотели заполучить наши капиталы.
Крисси и Дороти, дочка Лиззи, разговаривали шепотом. Они не ушли на улицу с остальными. Красавицы быстро росли, по фигурам было видно: в этих девочек легко влюбиться. Но им нужно было сначала получить образование и лишь потом думать о мужчинах.
Пришла, неся сверток, моя добрая подруга Ребекка.
Я поцеловала ее в щеку.
– Рада, что ты смогла приехать.
– Хотела помочь вам с праздником и сказать, что мой каменщик на следующей неделе освободится.
Нанимать рабочих через других торговцев и друзей было дорого и медленно. Но больше я ничего не могла поделать. Я протянула Ребекке бокал Rosé de Saignée.
– Это не мое любимое, но только взгляни на пузырьки.
Она сделала глоток, затем еще один.
– Теперь за все напитки для Клуба развлечений будешь отвечать ты.
Я подняла бокал и пригубила вино, но во рту у меня пересохло. У дверей стояли Катарина и Келлс.
Демерара, 1805. Уважение
Шарлотта, мой маленький миротворец, сразу направилась к Келлсу и Катарине и затащила их в дом.
– Долли, – произнес он. Седины в его тронутых серебром волосах стало больше, но ореховые глаза казались живыми, сияющими.
– Здравствуй, Келлс.
Губы его дернулись. Он взглянул на меня, но Шарлотта взяла его за руку и повела к Элизе.
Я смотрела, как он обнимает невесту: это был еще один гражданский брак, католико-англиканский.
Джозефи ударил себя в грудь.
– За мою сестру, Элизу! Мы желаем ей огромного счастья.
Зазвучала следующая песня, и я будто услышала слова Томаса, который велел мне не оставаться в одиночестве, да только у меня не вышло. Он остался в моих мыслях и в детях, которых мы вырастили.
Я выпила пару бокалов шампанского, выслушала добрые пожелания, а потом ко мне подошел Келлс и коснулся моей руки под отворотом короткого рукава. В своем черном фраке он был очень красив.
– Ты постаралась на славу, Дороти. Еще одна прекрасная дочь.
У него по-прежнему были густые волосы, которые совсем не поредели. Келлс немного раздобрел лицом, что придавало ему крепкий вид. Да и я не помолодела. Меня нельзя было назвать худой, впрочем, я не считалась такой со времен рождения Катарины. Господь наградил меня пышными формами и отвагой, я превратилась во взрослую женщину и не нуждалась в указаниях по поводу моих обязанностей.
– Извини. Мне пора прощаться.
– Конечно. Так уж у нас заведено. Однако мы наконец оказались в одном месте.
Я открыла было рот, но быстро шагнула в сторону и направилась к Элизе и Робертсону. Я сошла с ними по ступенькам крыльца, глядя, как они уезжают в его экипаже.
Элиза помахала мне; она выглядела такой счастливой. Мое сердце было переполнено.
Утирая глаза, я смотрела, как они едут по Американ-стрит.
– Мама, – послышался голос Катарины.
Я повернулась. Дочь стояла на нижней ступеньке.
– Элиза выглядит такой счастливой. И мистер Робертсон тоже.
– Да. Я рада, что ты приехала повидать сестру.
– Ты дала Элизе приданое? Тысячу или две тысячи фунтов?
– Это касается только твоей сестры, Катарина.
– Мне ты не предлагала ничего подобного.
– Мне не рассказывали о твоей свадьбе, пока я не приехала в Демерару, а это случилось на пять лет позже. Ты уже десять лет как счастлива в браке, слишком поздно составлять контракт. У Саймона так плохо с финансами, что с тебя могут потребовать его долги.
На ее лице мелькнула усмешка.
– Сплошные банальности, но я тебя понимаю.
– Правда, Катарина?
Она забрала у меня бокал и пригубила.
– Хорошее шампанское и дорогое. Полагаю, я заслуживаю от тебя больше внимания, раз уж ты бросила меня ради своей мечты. Мечты, которая позволила тебе покупать такое шикарное шампанское.
– Вот, значит, что Келлс тебе рассказал?
– Нет, но взгляни на себя, взгляни, как хорошо живут те дети, которых ты вырастила. А я все пропустила. Разве ты не видишь, как я страдаю?
– Вот уже пять лет ты используешь мое чувство вины, чтобы добиться своего, Катарина. Хватит. Я даже купила тебе скамью в церкви, веру которой не разделяю. – Я поцеловала ее в лоб. – Ступай обратно наверх и наслаждайся общением со своими братьями и сестрами. Забудь, что ты снова пыталась просить денег.
– Тебя вовсе не волнует, что я плакала? Что всегда чувствовала себя не такой, как все? Что, когда родилась моя младшая сестра, меня забросили!
– Катарина…
– Разве ты не знаешь, как я хотела жить в большой и любящей семье? Папа всегда был далеко, а когда приезжал – сердился. Он не замечал, что мама относилась ко мне иначе, чем к собственной плоти и крови. Ты хотя бы сражалась за меня?
Мне снова стало трудно дышать. Я забрала у нее бокал. Мне хотелось разбить его вдребезги – так сердце у меня разрывалось от боли моей дочери.
– Я мечтала, чтобы ты была со мной, но твой отец не позволил. Он хотел для тебя лучшей жизни. Я умоляла его тебя оставить, но, когда женщине приходится спорить с мужчиной о детях или имуществе, у нее нет прав. Келлс признал тебя. У него была власть надо мной. Я никак не могла помешать ему забрать тебя из моей колыбели.