– Ты умная и хитрая, мама Кирван. Могла бы что-нибудь сделать. Могла бы убедить его!
Моя девочка произнесла «Кирван», и из ее уст это прозвучало как оскорбление, она подразумевала, будто мой союз – ничто. Пришлось напомнить себе, что в ней говорит ее боль.
– Катарина, ты умна. Пора взять на себя часть ответственности за то, как сложилась твоя жизнь.
– Все было бы гораздо лучше, если б я росла с тобой, но я была тебе не нужна, ведь ты оказалась не нужна моему отцу.
Возможно, мне следовало бороться сильнее. Я столько раз переживала в памяти те дни, но все уже было кончено. Ничто не могло изменить прошлое, и эта молодая женщина, стоявшая передо мной, не сознавала собственной ценности.
Я взяла ее за руку.
– Катарина, я назвала тебя в честь поместья моего дорогого друга мистера Фодена. Я услышала имя Катарина, оно звучало так величественно. Я хотела, чтобы ты была великой. И теперь это в твоей власти.
– Но как, если ты не хочешь мне помочь? Как, мама?
Я раскаивалась, что у меня не хватило сил ее удержать, мне была ненавистна мысль, что дочь не знала, как я тревожилась и плакала о ней, как поминала ее в своих молитвах на мессе. И до сих пор поминаю. Я потерла лоб, жалея, что не выпила больше: тогда бы чувство вины, которое всегда бурлило в глубине моей души из-за потери Катарины, заглохло.
– Ничто не изменит того, что я от тебя отказалась.
– Тогда помоги мне сейчас. Две тысячи фунтов будут очень кстати.
– Вдобавок к тем тысячам, которые я уже тебе давала? Нет. Катарина, этого не хватит, чтобы выплатить все твои долги. Вы с Саймоном должны продать Ченс-холл и начать все заново. Я вам помогу. Мне приходилось делать это не раз.
– Нет, мама. Мы заслужили большой дом. Мы слишком много страдали.
– Мир никогда не дает того, что заслуживаешь.
Она перестала плакать и сильно задрожала.
– Но он должен! Меня обманули.
– Обманули. – Я потянулась к ней и обняла, чтобы успокоить, чтобы дать ей почувствовать всю мою любовь, которая таилась в моей душе, но Катарина должна была меня выслушать. – Ты получила привилегии, которых не имелось ни у одного из моих детей. Никто не знал, что ты моя дочь. К тебе никогда не питали ненависти за то, что тебя родила чернокожая. В Демераре Келлса уважают по заслугам. Ты решила, что тебе не нужна защита отца, и вышла замуж совсем юной. Когда ты возьмешь на себя ответственность, хотя бы каплю?
Она вырвалась из моих объятий, тряся головой.
– Нет. Мы не можем продать Ченс-холл.
– Катарина, у тебя есть дочь. Ты не вырастишь ее сильной, если не примешь на себя ответственность за свою жизнь.
Она вытерла глаза, будто хотела их выцарапать.
– Это твоя вина. Твоя кровь. Все ты!
– Разве я виновата, что ты вышла замуж в двенадцать лет? Что твой муж слишком много тратил? Что он банкрот? Что не понял, как люди настроены против него и его веры, пока не стало слишком поздно? Я несу бремя своих ошибок, но эти к ним не относятся. Как и к ошибкам твоего отца.
Ее черты будто заострились, она выгнула бровь.
– Все еще его хочешь?
– Что?
– Я могу помочь вернуть папу. Он сказал, ты его любишь.
– Любила, пока была молодая и глупая.
Высоко подняв голову, Катарина скрестила руки на груди.
– Раствориться в любви вовсе не глупо.
– Верно. Но нужно любить и себя, поскольку жизнь скоротечна.
Катарина потрясла кулаками.
– Отец другое рассказывал. Я ему верю.
– Я многое пережила и думала, что готова принять любое решение, но я была глупа, как и ты.
– Я не глупая. Ди-Пи любит меня. Он мне предан.
– Тогда уважай мужа. Не приходи сюда разыгрывать детские скандалы. Катарина, ты женщина, замужняя женщина. Веди себя соответственно. Хенни берет с тебя пример. Твоя дочь подхватит все плохое.
– Нет, не подхватит, ведь я буду держать ее подальше от тебя. Это ты – причина всех моих бед.
Я крепко сжала ножку бокала, казалось, что та вот-вот сломается.
– Тебе пора.
– Не нравится правда, мама?
– Если бы в тебе говорила моя кровь, ты поддерживала бы мужа, придумала бы, как сократить расходы, а не трясла из него деньги на безделушки, чтобы хвастаться ими перед людьми, которые его ненавидят.
– Неправда! Я хорошо к нему отношусь.
– Иди к себе, детка. Возвращайся, когда наведешь порядок в своем доме. В следующий раз приводи Хенни и других детей, которые у тебя появятся. Им нужно видеть мать, что создает, а не разрушает.
Лицо Катарины запылало огненно-красным.
– Ничего ты не знаешь! – Оттолкнув меня, она запрыгнула в свою повозку, схватила вожжи и тронулась.
Я отпустила ее, потому что на самом деле понимала дочь. Я была такой же. Я молилась, чтобы Катарина опомнилась, повзрослела и стала той, кто нужен Хенни и Ди-Пи.
Разумеется, когда их повозка уехала, пришлось выпроводить из дома и Келлса.
Демерара, 1806. Преграды
По средам мы посещали плантацию Кенсингтон, чтобы проведать Джозефи. Я прислонилась к изгороди, наблюдая за своим трудолюбивым мальчиком. Мне хотелось отвлечься. Мы с Крисси только что уехали от Элизы. Три недели назад она потеряла свою девочку. Поначалу с малышкой все было хорошо. А потом она взяла и не проснулась. Элиза была разбита, и я не могла найти для нее никаких слов утешения.
Никаких.
Тяжко было видеть, как мое жизнерадостное дитя переполняется горем, но я продолжала приходить к ней, даже чтобы просто посидеть рядом. Ей нужно было знать, что солнце взойдет, звезды засияют, а мать поддержит в разгар родовой хандры.
– Мама, иди посмотри, – помахал мне Джозефи.
Проходя через посадки, я потянула за листья, которые прикрывали стебли, и учуяла затхлый запах, аромат девственного тростника. Зеленые и здоровые, ни белых личинок, ни коричневых мохнатых буравчиков. Это было хорошо.
– Какая удача, Джозефи!
– Здесь плодородная земля, мама. Вот бы у нас было больше полей.
Отряхнув грязь с ладоней, я подошла к повозке и уселась рядом с Крисси.
– Этим нужно гордиться! Может, стоит начать называть тебя Томасом-младшим?
Сынок прислонился к забору.
– Джозефи мне подходит. Меня ведь так папа называл. – Он зажал в зубах длинную травинку. Вьющиеся, кудрявые волосы спутались. Этот парнишка не разводил суету, как Гарри, который ненавидел выглядеть неопрятным.
– В следующем году я начну строить здесь дом, мама.
– Вот уж кто любит мечтать! – сказала Крисси.
Сын засмеялся.
– Передай Шарлотте: она была права. Орошение на этом участке прошло легче, как она и говорила.
Приятно было слышать от моего мальчика, что он ценит свою сестру.
Так и должны поступать братья и сестры.
– Повезло тебе, что у Шарлотты есть время помогать, ведь теперь она управляет моим магазином.
Вдобавок к помощи в других моих делах, Шарлотта выручала Катарину с ее новорожденным малышом и брата на плантации. Меня грела мысль, что мои дети друг другу поддержка и опора.
– Скажи Шарлотте, что мне нужен ее совет, как разбить следующее поле. Мы посадим там кофе, как только наймем больше рабочих. – Он вдруг посмурнел, и радость его увяла. – Мама, я не прошу тебя о большем. Ты сделала достаточно, но нам нужны рабочие руки. Ты не думала, чтобы купить…
Никаких рабов.
– Нет, Джозефи, я не могу…
– Плантаторы специально задерживают рабочих. Говорят, если мы согласимся с их методами, все станет проще. Так сказал мистер Келлс. Вряд ли он ошибается.
Чертов Келлс питал симпатию к Джозефи и Гарри. И вот теперь мой старший сын проповедовал его методы. Келлс, владелец Обители, хозяин рабов из Демерары, проныра, что всегда заискивал перед власть имущими.
– Я знаю цветных, которые пошли на это, но белые плантаторы все равно втыкали им палки в колеса. На Гренаде это привело к восстанию.
Джозефи потупился. Зря я отчитала его за Келлса.
– Прости, сынок. Я горжусь всем, что ты сделал.
Он поднял голову и слабо ухмыльнулся.
– Думаю, я просто женюсь и начну строгать детей или дождусь, пока все мои племянники и племянницы вырастут и придут на подмогу.
Покачав головой, я рассмеялась.
– Нет уж, не торопись и выбирай жену с умом. Я найду нам еще рабочих, Джозефи. Вот увидишь.
– Спасибо, мама. – Он взял косу и принялся рубить кустарник.
Я поцеловала его и тронула повозку с места.
– Те растения похожи на бамбук, – сказала Крисси.
– Они полны золота, моя дорогая. Это лучше всего на свете.
Ее юное личико сморщилось, на лбу залегли глубокие складки.
– Лучше золота? Тогда, может быть, нужно как-то помочь Джозефи.
Она широко распахнула карие, почти черные глаза, которые невинно смотрели на меня.
Не то что мои.
Я знала страшный ответ. Я мало рассказывала своим детям о своей жизни на Монтсеррате, когда сама была частью зла. Возможно, мне требовалось напоминание.
– Поехали обратно. – Я натянула поводья и направила повозку в город.
Крисси обняла меня, прижавшись ближе на сиденье.
– Мама, ты же нанимаешь людей в магазин и для уборки дома. Разве нельзя найти работников за плату? Кого-нибудь, кто умеет пахать? Каменотеса? Каменщика?
Я предлагала первоклассных домоправительниц, но знала, что многим из них платили за плотские утехи. Я смотрела на это сквозь пальцы. Мои понятия о респектабельности казались пустыми, полыми, словно бамбук.
– Есть над чем подумать, Крисси.
Она пожала плечами и снова погрузилась в собственные мысли.
– Мама, а как же мистер Келлс? Он часто к нам заглядывает. Шарлотта говорит, что у него большая плантация, много рабочих.
Нет. Нет. Нет. Келлс приходил только для того, чтобы убедить меня, будто он мне нужен. Делал вид, словно просто хочет поговорить о Катарине и Саймоне. Отказывался поддержать нашу дочь и хотел, чтобы я придерживалась той же линии. Ему не понравилось, что я заплатила за зачисление Хенни в лондонскую школу Кенсингтон, не посоветовавшись с ним.