Все двери и окна были распахнуты настежь. Проносился легкий ветерок, теплый и приправленный пьянящим ароматом лотосовых лилий и мятного лемонграсса.
Молодая женщина показывала странного вида коробку, из которой доносилась музыка.
Полк, старый добрый Полк, в накрахмаленной черной накидке вошел в столовую. Он нес серебряный поднос.
– Миссис Дороти! Я уж было решил, вы не придете, мистер Келлс так сказал.
– Я передумала! – Я положила свою руку на его. – Рада тебя видеть.
Он опустил поднос с хрустальными бокалами, наполненными кларетом.
– Держите. Это из его лучших вин. Вы – гостья. – Полк покачал лысой головой и покряхтел. – Ох, вот бы миссис Рэндольф вас сейчас увидала, ох она бы что-нибудь ляпнула! Эта женщина уехала жить к своим детям три года назад, но она порадовалась бы, покажись вы ей такой великолепной.
Я допила бокал ароматного вина, взяла второй и посмотрела на свое отражение в сверкающем хрустале.
Полная фигура, крупные бедра, обтянутые шелком, кожа цвета черного дерева, смазанная кокосовым маслом, яркие светлые глаза, полные надежды, ни тени серебра в локонах – осколки стекла, переплавленные временем и огнем и как следует начищенные.
– Присоединяйтесь к гостям, миссис Долли. Масса приглашает своих дочерей поиграть на новом пианино.
Дочерей? Я переступила через порог. Катарина сидела у каштанового цвета ящика. Мне ее было плохо видно, но сердце мое вспыхнуло от гордости, когда я разглядела, что она музицирует.
Моя Катарина, двадцати трех лет, выглядела спокойной и уверенной. Я так переживала за нее, что ладони у меня мигом стали влажными. Возле Катарины сидела юная брюнетка – должно быть, вторая дочь Келлса. Сам он стоял рядом, постукивая пальцами по клавишам.
Увидев, как он поддерживает обеих девушек, я вздохнула с облегчением. Потом Келлс заметил меня и широко улыбнулся. Я вернулась в столовую и поставила свой бокал, желая, чтобы сердце успокоилось.
Когда я подняла взгляд, Келлс стоял у двери. Его ореховые глаза улыбались мне. Этот одобрительный взор предназначался мне, мне одной.
Нас прервали аплодисменты.
Он положил мою ладонь на свой локоть и повел меня внутрь.
– Все танцуют. Девочки продолжат развлекать гостей.
Келлс никогда не делал подобного ни на одном из своих вечеров, не прикасался ко мне и не брал под руку. Эти мероприятия были расписаны по минутам. Музыка и беседы, ужин, потом танцы, но никаких нас, только они и их мир нарядов и льстивых разговоров.
Девушки снова заиграли на пианино.
Катарина послала мне улыбку, затем склонила голову к большому музыкальному ящику.
– Если все будут танцевать, значит и мы тоже, миссис Томас. Один легкий народный танец. Уверен, он не считался модным, когда вы в последний раз были в Лондоне в восемьдесят девятом году.
– Последний раз, Келлс, я ездила в Лондон в прошлом году. А в восемьсот пятом, не сомневаюсь, там слышали о народных танцах.
Он удивился и слегка порозовел, а я усмехнулась. Этот всезнайка не догадывался, что я продолжаю ездить за море даже без принца.
– Пора присоединиться к ним, Долли. Я ведь пригласил всех танцевать.
Музыка хлынула ко мне в душу и заиграла на коже.
Келлс потянул меня в центр, ближе к тому месту, где танцевали его гости. Мы хлопали в ладоши и менялись сторонами в такт мелодии. Как главный знаток, он не позволял нам двигаться, пока мы не выстроимся в линию. Парад тюрбанов и головных уборов – розовых, желтых и золотых, с перьями и без – кланялся партнерам. Толпа плантаторов, политиков и жен качалась, прыгала и кружилась.
Подражая остальным, я изучала гостей и примечала тех, кто отсутствовал: Ди-Пи Саймона здесь не было, как и дам, которые мне помогали. Из свободных цветных удостоилась приглашения лишь я.
Это меня сильно задело.
Именно с этими мужчинами, плантаторами и политиками, а может быть, и с их женами, я боролась, пытаясь нанять свободных рабочих. Эти веселые и беззаботные господа замышляли подлости и вставляли мне палки в колеса. Они охотно нанимали моих домоправительниц или покупали мои товары, но выращивать тростник, управлять изысканным отелем или мечтать о большем для меня было под запретом. Они улыбались мне в лицо и разоряли меня, как Ди-Пи.
Уже не хотелось кружиться и пытаться забыться в музыке. Я отпустила Келлса.
– Прости. Мне нужно немного воздуха.
Высоко подняв голову, я направилась к ближайшей двери в сад и сбежала.
Демерара, 1806. Реквием
Еще четыре шага – и я окажусь у своей кареты и уеду с этого приема, подальше от Обители. Факелы у дорожки освещали кусты гибискуса и цветы пушечного дерева, которые я так любила.
– Мама? – раздался голос позади.
Я вздрогнула, остановилась и обернулась:
– Да, Катарина.
Моя дочь, одетая в светло-голубое платье и белые атласные перчатки, сцепила руки, словно нервничала.
– Я рада, что ты пришла, мама Томас.
– И я тоже. Ты прекрасно играешь.
Она покачала головой.
– Я так благодарна. Наконец-то я увидела вас с отцом вместе. Теперь я верю, что папа говорил правду, когда рассказывал, будто я дитя любви.
Катарина подошла ко мне и неуверенно меня обняла.
Глаза мои налились влагой.
– Быть может, не все мои решения были верными, но знай: я полюбила тебя в тот миг, когда ты шевельнулась в моей утробе. Я желала тебе только добра. Я и сейчас этого хочу. – Я коснулась лица дочери, провела пальцем по носу и погладила чудесную ямочку на подбородке. – Сегодня пятница, Катарина. Саймон молится дома. Сходи к нему, поддержи мужа. Против Ди-Пи ополчились из-за его убеждений и, возможно, из-за женитьбы на тебе. Из-за того, что я одна из твоих матерей.
Катарина крепче обхватила меня.
Если я должна была приехать в Обитель для этого, то выполнила свою миссию сполна. А как отвоевать свое строительство – подумаю завтра.
– Ты все еще любишь моего отца? – Ее вопрос глубоким эхом отозвался у меня в груди. Вот уж по чему я скучала и всегда буду скучать, так это по временам, когда Келлс был моим другом.
– Давно любила.
– Не уходи. – На крыльце появился Джон Козевельд Келлс. Он с силой уцепился за перила. – Долли, ужин еще не подавали.
– Мне пора, Келлс.
Катарина сжала мою руку.
– О, останься еще ненадолго. Я еще поиграю.
– Милая, – сказал Келлс дочери, – пойди развлеки гостей. Полагаю, твоя мать пришла поговорить со мной.
Взгляд Катарины метнулся от меня к нему.
– Думаю, я уйду пораньше, отец. Доброго вечера. – И она зашагала обратно к дому.
– Катарина так похожа на меня в детстве, Келлс, когда я мечтала, чтобы па и мами снова были вместе. – Я потрогала свой лоб, смахнув бисеринки пота. – Зря я приехала.
Келлс подскочил ко мне.
– Ты пришла поговорить, Долли. Идем же. – Он сжал мою руку, как всегда, крепко и нежно, и повел меня прямо к себе в кабинет.
Дверь закрылась. Из-за стены с книгами доносилась музыка.
– Так что ты хотела сказать?
– А как же светская беседа, Келлс? – Я отошла от него к полкам. – Покажи мне свои новые книги. – Пальцами, затянутыми в перчатки, я провела по поверхности. – Никакой зеленой пыли.
– Ты желаешь светской беседы? – Он подошел ко мне, и стук его каблуков возвещал о его приближении столь же громко, как стук моего сердца.
Келлс склонился ко мне и посмотрел на меня так, как смотрел всегда, даже когда я этого не понимала.
– После Барбадоса мало что изменилось, разве что мы оба овдовели. В твоей жизни теперь есть Катарина. Не вини меня в моих тщетных попытках подарить ей весь мир.
Одна его рука легла на полку надо мной, другая – справа; Келлс наклонился. Сдвинься я хоть на дюйм, и ощутила бы его белый шелковый жилет, серебристую обметку на петлицах.
– Я обращался с тобой уважительно, Долли. Я дал тебе время на траур. Позволил самой вернуться в Демерару. И даже держался на расстоянии, пока ты обустраивалась. Достаточно ли я наказан? Что ты имеешь против меня, кроме своего пылкого сердца?
Он склонился к моим приоткрытым губам и нежно поцеловал.
Я не отстранилась. Прошло слишком много времени с тех пор, как меня желали.
Келлс немного отодвинулся, а после прижался ко мне и поцеловал властно, как поступал со всем и всегда. Яростно стиснув мне плечи, он толкнул меня на книжные полки, и я поддалась.
Келлс снова уничтожил меня, своими прикосновениями поведав, что я – все, чего он когда-либо хотел. Келлс прильнул к моим губам, я задохнулась и запустила пальцы в его коротко стриженные локоны, что вились возле ушей.
Когда он стал более настойчиво шарить в складках моего платья, ощупывать низкий вырез лифа, я опомнилась и шагнула в сторону.
– Я пришла не за этим.
– Но ты здесь, Долли. Пора все исправить. Вернись ко мне.
Келлс снова принялся ласкать мое лицо, набрасываясь мой рот и подавляя волю к сопротивлению.
Однако я должна была дать отпор. Он так сильно желал меня, но на сей раз я не могла уступить или сдаться. Я сжала его плечи и отошла.
– Я не вернусь к тебе, но мне нужна твоя помощь.
Тяжело дыша, Келлс отошел к письменному столу.
– Это одно и то же, Долли.
– Таковы твои условия? Что ж, я знаю, тебе выгодно иметь должника.
– Насколько я помню, наши отношения были взаимовыгодными. – Он сел, вцепившись в край стола. – Так чего ты хочешь?
– Позволь мне без всяких условий нанять твоих людей, которые умеют строить. У меня есть гостиница, у которой едва заложен фундамент. Моему сыну на плантации тоже нужна помощь.
– А, Кенсингтон. Приятный штрих в память о принце. Его любимый дворец?
– Вообще-то, его бабушки.
Келлс прищурился, в ореховых глазах вспыхнуло пламя. Он поджал губы.
– Забавно, Долли. Полк упомянул, что Джозеф Томас-младший родился в восемьдесят девятом…
В начале девяностого, но я не стала поправлять.
– Его день рождения уже прошел, если тебя это так волнует.