Королева острова — страница 79 из 92

– Не волнуйся.

– Просто вспомнила твоего па. Он хотел, чтобы вы все увидели мир. Я же хотела, чтобы мы им владели. Мы были идеальной парой.

С причала нам махал Уильям Кинг, мой крестник. Он был высоким, как Гарри, но с плотной фигурой, как у его отца.

– Миссис Томас, мэм… – сказал он, обнимая меня. – Отец очень сожалеет, но он встретит нас в Лондоне. После, когда все будет готово, я вернусь с вами в Демерару.

– Ты возвращаешься с нами?

– Да, мэм. Слишком давно я там не был. Отец теперь доверит мне больше обязанностей. Хотел бы я быть хотя бы наполовину таким, как он.

Гарри взял за руки двух моих внуков от Коксолла.

– Идемте, джентльмены. Давайте-ка проследим, чтобы все наши чемоданы и сундуки перенесли в карету мистера Кинга.

– Надеюсь, она не одна, крестник. У нас тут большая и веселая компания, и у всех острые локти. Нам нужно много места.

Уильям с удовольствием всех пересчитал. Он был истинным сыном своего отца, унаследовавшим от него приятные черты, чувство юмора и преданность.

Мистер Томас Кинг любил говорить, что, когда мы стали партнерами, для него в жизни открылась новая страница. Что же касается меня, я была этим довольна.

– Уильям, тебе и твоему отцу понравятся мои отели.

– Отели?

– Ну, тот, что в Верк-ан-Русте, достроен и уже процветает, а новый дом в Кумингсбурге, возможно, тоже станет отелем.

– Но разве он не предназначался для вас? Он же словно создан для того, чтобы отойти на покой и наслаждаться жизнью.

– Я отойду на покой только тогда, когда буду одной ногой стоять в могиле. Дом на Робб-стрит станет самым великолепным из всех. – Моя спальня и спальня Крисси окнами выходят на восток, туда, где на небе Демерары больше всего звезд.

– Мама, – заявила Крисси и скользнула между нами, в сотый раз бросив взгляд на Уильяма. – Думаю, мне не стоит уезжать в школу. Я должна вернуться в Демерару и больше помогать тебе, прежде чем обзаведусь собственным домом.

Это был даже не тонкий намек. И вдобавок Крисси захлопала ресницами.

Откуда такие отчаянные выходки? Крисси была хорошенькой и умной. Я хотела, чтобы она подружилась с Элизабет. Они примерно одного возраста. Возможно, одна наберется здравого смысла, а другая – умения радоваться жизни.

О боже.

Крисси снова улыбнулась моему крестнику. Дочери рано было думать о мальчиках или мужчинах. Крисси четырнадцать, ей предстояло поступить в Кенсингтон-хаус. Получив образование, она могла бы править миром или по крайней мере управлять тем, что создала я.

Уильям похлопал ее по руке, как добрый друг, которым он и являлся.

– О, Доротея Кристина, у тебя впереди много лет, прежде чем действительно придет пора задуматься об этом.

В груди стало тепло от веселья, но я не осмелилась дать ему волю. В Крисси была капля дерзости. Она росла, слушая россказни Катарины о компромиссах и интригах времен ее жизни в Лондоне. Моя Крисси была достаточно смелой, чтобы попытаться залучить в свои сети принца. А хотелось бы, чтобы она вела себя примерно, когда мы встретимся с моим принцем в Лондоне.

Принц Уильям. Столько лет прошло с восемьдесят девятого года. Столько перемен. Я добилась успеха, однако ценой таких жертв и уступок, о которых прежде и не помышляла.

– Мама? – Крисси дернула меня за руку. – У тебя такой задумчивый взгляд…

– О. Я думала о Кенсингтоне. Школа Кенсингтон-хаус для юных леди. Тебя будут обучать языкам и ведению счетов вдобавок к математике и чтению. И Хенни тоже учится там.

– Твоя мама права. – Уильям взял меня под руку. – Ее пожертвования поддерживают школу.

«Пожертвование» было модным словечком, обозначавшим инвестиции. У меня имелось больше денег, чем кто-либо мог сосчитать. Я рискнула, отказалась от части принципов, заложила душу – и победила мужчин Демерары.

Они не сумели меня остановить. Я искупила вину, пожертвовав деньги на школы для свободных цветных, но нельзя было отрицать, что я стала той, кого сама всегда ненавидела: рабыней, которая считала себя лучше других рабов.

Мимо шли чернокожие, такие, как я, спешили на работу в порт. Вольные люди. Каждый из моих рабов тоже мог получить свободу. Каждый знал, какую сумму нужно накопить для выкупа, – сорок фунтов. Я все им объяснила и убедилась, что все поняли. Мир менялся. Отмена рабства была не так уж далека, не то что смешение белого и черного мира.

Крисси замедлила шаг, увидев солдата в красном мундире, который приподнял шляпу.

Хенни и Крисси в Демераре были близки. Я жалела, что Хенни не хочет остаться в Кенсингтон-хаусе. Она уговорила меня присмотреться к школе Мэрилебон, где отлично преподавали музыку. У Хенни был ангельский голос. В Кенсингтоне не имелось специального учителя. Я надеялась, что этот визит изменит мнение внучки и мои девочки останутся вместе в Кенсингтоне.

Крисси задержалась, обмахиваясь веером и поглядывая на другого мужчину в алой форме.

– Крисси, идем!

Дочь надула губы, но послушалась.

Хотелось бы, чтобы у нее было больше здравого смысла.

– Уильям, мы сегодня поедем в Королевскую академию Инвернесса? Мне нужно записать туда двух Коксоллов и одного Робертсона.

– Нет, сегодня вы все для начала обустроитесь. А в академию – завтра.

Просияв, Гарри потянул отвороты своего коричневого пальто.

– Мальчикам там понравится. Георг Третий вручил Академии королевскую грамоту. Вот сама посмотришь, мама. Это прекрасная школа.

Вся моя жизнь проходила под сенью влияния короля Георга – тут и города, названные в его честь, принц – его сын, и вот теперь я плачу ему за образование своей плоти и крови.

Принца Уильяма я увижу на банкете. На сей раз – не в роли прячущейся по углам мыши. Мое состояние это гарантировало. Сотни контрактов домоправительниц, лучшие ремесленники, плодородная земля сделали меня одной из богатейших женщин Демерары.

Когда я увижу его, принца, что первым тронет мое сердце – воспоминания о былом или его разговоры о «счастливых неграх»? Келлс не просто завидовал моему роману с сыном короля, он говорил правду. Принц изменился, он произносил речи в поддержку рабства, достойные самого жестокого плантатора.

Как сказать правду сыну его величества, если твои руки тоже испачканы?

Слова придут сами. Как приходили всегда, мудрыми они были или нет.

Лондон, Англия, 1810. Бальная зала

Наша карета медленно въехала в парк Буши. Наступали сумерки. Угасающий солнечный свет целовал нефритовую траву, что обрамляла гравийную дорожку. Уильям любил прогулки. Я понимала, почему он выбрал место вне многолюдного Лондона.

По дороге сюда мы проехали мимо Кенсингтонского дворца. У ограды цвели нарциссы. Мои щеки раскраснелись: я вспомнила о полночной прогулке рука об руку с моряком, который поцеловал меня и украсил мои распущенные волосы желтым бутоном.

Мы увидели особняк, но сначала – дорожки, усеянные нарциссами. Мой пульс участился, и я отодвинулась от окна.

– Мама, – прошептала Крисси. – Ты так ерзаешь. Убери веер, не то порвешь.

Моя рука с кружевным веером задрожала. Я сунула его в ридикюль и подтянула сползающие атласные перчатки. Жаль, что Шарлотта не поехала с нами. Она действовала на меня успокаивающе. Дочь осталась во взятом внаем доме со своим братом и моими внуками. Пока я одевалась, она прочла мне письмо Келлса.

Послание было наполнено сожалениями. На этот раз слова, начертанные Козевельдом, казались искренними. Затем Шарлотта прочитала мне записку, которую он прислал после того, как я покинула его прием, решив никогда больше не видеться с Келлсом.

К ней он приложил вырезку из речи принца Уильяма в парламенте в 1799 году. Через десять лет после нашего путешествия на «Андромеде», нашего лондонского романа, что изменил мой мир, принц согласился с плантаторами, которые вели разговоры о «счастливых неграх».

Как мог принц позабыть наш роман равных? Почему изменились его либеральные взгляды?

Быть может, он действительно сошел с ума, как и опасался.

Сегодня вечером я это выясню.

Карета остановилась на южной стороне Буши-хауса.

От него захватывало дух. Постройка сплошного кирпича. Только на этой стороне – четырнадцать окон. Резиденция принца Уильяма была огромной. Я не видела изогнутых стен со времен синагоги Нидхе на Барбадосе. Скругленные сектора расходились по обе стороны от главного здания Буши-хауса, будто крылья ласточки.

Такое сходство – должно быть, это знак.

Лакей помог мне выйти из кареты. У меня вспотели пальцы, хотя воздух веял прохладой. Отсутствие тепла ничем не помогало: перчатки все равно прилипали к ладоням. Мой взгляд остановился на серо-зеленых шиферных плитках крыши. Уложенные плотно друг к другу, они напоминали тростниковые крыши домов в Розо. Снова зеркальное подобие? Здесь отразилось многое из моего жизненного пути.

Когда я увидела приближающихся мистера и миссис Кинг, я шепотом попросила Господа дать мне сил и возможности отыскать правильные слова, чтобы переубедить моего принца.

– Идемте, дамы, – сказал Кинг, и мы последовали за ним к дверям слева. Левая сторона всегда означала неприятности.

У входа слуги забрали мою тяжелую шаль и накидки девочек: Крисси, Элизабет Пеннер и моих внучек, Хенни и Дороти – дочери Лиззи, названной в честь меня.

Внутри взгляд мой остановился на потолке. Как и крылья снаружи, тот был изогнут. Отделка казалась самой белой из всех, что я когда-либо видела. В воздухе висели и парили люстры со свечами из пчелиного воска.

Капающий воск источал аромат ванили. Я вспомнила о люстрах Саймона. Их продали. Саймон и Катарина с семьей переехали в мой отель в Верк-ан-Русте. Мое сердце болело за них. Я надеялась, что Келлс сможет их утешить, когда они обустроятся. Господи, пусть все уладится и Саймону будет куда принести свой песок.

Рукой, затянутой в перчатку, Дороти взяла мою ладонь.

– Ты остановилась, бабуля. Это по протоколу, как реверанс?

– Нет, дорогая, просто отдыхаю.