– Мама… – Моя дочь смотрела так, словно я лгала, что меня не волнует этот мужчина. Или что мне не нравятся его шутки.
Хорошо, я лгала.
У нас с Келлсом всегда останется что-то общее, и как бы я ни хотела, чтобы это были только наши общие дочери и внуки, я понимала: есть и нечто большее, просто не была готова это признать.
Мой крестник Уильям Кинг встал из-за большого овального стола в моей столовой с белой отделкой, лепниной и стенами, выкрашенными в розовый цвет; он поднял свой бокал. Уильям дождался, пока слуга поставит блюдо с ямсом в центр стола рядом с блестящим канделябром, который Келлс подарил мне на новоселье.
– Мэм, миссис Томас, мне нужно задать вам вопрос.
Я подняла свой бокал с пузырящимся Sourire de Reims Rosé.
– Юный Кинг, тебе слово.
– Поначалу я был очень расстроен, оказавшись в ловушке в Демераре из-за блокады, но есть в этом и тайный перст судьбы.
– Ты весьма серьезен.
Келлс в своем темно-синем жилете, черном фраке и нелепо широком галстуке выглядел отчего-то виноватым. Он что-то знал.
– Миссис Томас, я хотел бы получить ваше разрешение. – Он протяжно вздохнул. – Я хочу жениться на Элизабет. Могу ли я просить ее руки?
Я откинулась на спинку стула из красного дерева.
Не ожидала такого поворота событий.
Ребекка, которая переехала ближе к Робб-стрит, чтобы ужинать в моем доме, хихикнула и опустошила свой бокал.
– А я догадывалась! Шарлотта, ты знала?
Моя дочь покачала головой.
Я сразу ей поверила. Ложь была не для нее, она мало замечала то, что не относилось к плантации Кенсингтон, нашему магазину или ее племянницам. Муж тоже не отнимал время Шарлотты. Они не были счастливы. Возможно, ей стоит поселиться в той спальне, что я для нее приготовила.
Дверь в столовую распахнулась, и вошел Джозефи. Он выглядел усталым, однако ему хватило благоразумия подняться в свою комнату и освежиться. Мой мальчик надел чистую рубашку и бриджи.
– Я все пропустил?
Уильям посмотрел на него широко раскрытыми глазами.
– Я как раз спрашиваю.
– О… – Джозефи уселся рядом с Келлсом и принялся наполнять тарелку пирогом с хрустящей корочкой, соленой треской, ямсом и чесноком, а затем добавил десерт из печеного манго. Жуя, он помахал рукой. – Продолжайте, сэр.
Выходка моего сына заставила мою застенчивую Элизабет Пеннер, мою любимую племянницу, мою маленькую дамфо, закрыть лицо руками. Румянец окрасил ее смуглые щеки в цвет розового шампанского. Когда она только переехала ко мне после потери Эллы и Салли, я прогуливалась с ней по берегу и твердила, что в ее жизни еще будет много хорошего. Все, что, она пережила, никогда ее не остановит. Мы стали близкими подругами с моей дамфо.
Если это на самом деле правда, я была бы счастлива.
Мой сын жадно пил шампанское, которое подливал ему Келлс.
– Давай, Кинг, расскажи моей маме, как сильно ты любишь Элизабет и умираешь без нее.
– Ты уже это сделал, – кашлянул мой крестник.
Я подавила смешок. И Элизабет, и Уильям были весьма сдержанны. Я ничего не замечала.
Затем Уильям опустился на колено и взял ее ладонь.
– Все в точности как сказал Джозефи. – Он склонился и прильнул к руке моей племянницы, словно она была вкуснейшим пирогом, и ямсом, и шампанским.
Ее лицо стало вишнево-алым.
– Да.
Мне нравилось присутствие Элизабет в моем доме, нравился ее критический ум.
Томас Кинг и я все эти годы были близки. Он помогал моему делу развиваться. А теперь сын бывшего работорговца собирался жениться на дочери бывшей рабыни.
Поднялся Келлс, который часто захаживал к нам на ужин.
– За счастливую молодую пару. Твоего отца, Уильям, я знаю давно, а с тобой, Элизабет, познакомился три года назад. Ты яркая и милая, и Кингу дьявольски повезло.
Уильям встал и прижал руку Элизабет к своей груди. Та усмехнулась.
– Мы говорим «чертовски», дядя Келлс.
Ухмылялась ли я над тем, как Элизабет подшучивает над дядей? Мы с Келлсом не были женаты. Я едва его выносила, хотя видела два-три раза в неделю: то с Шарлоттой, то с Катариной и Саймоном. Потом он появлялся с кем-нибудь из моих поставщиков или когда на ужин приходил вице-губернатор Кодд.
Я постучала ножом по бокалу.
– Прежде чем это зайдет дальше, позвольте задать несколько вопросов.
Уильям, не отпуская руки Элизабет, наконец, посмотрел на меня.
– Да, мэм.
– Что думает твой отец? Он либерал, он изменился, но Англия по-прежнему Англия, если только вы не намерены остаться в Демераре. Смешение рас в Лондоне…
– Уже не новость. Многие плантаторы отправляют своих дочерей учиться в Англию. Многие выходят там замуж. Мы не будем единственными. Мы готовы принять вызов. От такой любви, как наша, нельзя отказаться.
Келлс взглянул на меня.
– Он прав. Чертовски прав.
– Мы… – Уильям бросил взгляд на Элизабет, – будем жить в основном в Лондоне, но приезжать как можно чаще. Работа с инвестициями отца меня огорчала. Но самые простые разговоры с Элизабет весьма увлекали. Кажется, я влюбился, когда она одолжила мне палочку древесного угля. Это была лучшая ссуда в моей жизни.
– Сэр, на самом деле вы все еще мне должны. Моя тетя продает их в своем магазине за три шиллинга.
Он достал из кармана кольцо.
– Возможно, это погасит мой долг.
Золотой ободок выглядел старым и был украшен небольшим бриллиантом. Томас Кинг явно одобрил брак. Кольцо должно было прийти почтой: британский военный флот пропускал только письма.
Ребекка подала сигнал одному из слуг.
– Полагаю, нам нужна еще одна бутылка Sourire de Reims Rosé.
– Эта была последней, Ребекка. Проклятая блокада. Придется довольствоваться Rosé de Saignée. Оно не хуже.
Келлса это заявление позабавило. Джозефи тоже.
Я опустошила бокал. Мне нравилось, когда мой стол ломился от угощений. В моем доме на Робб-стрит всегда должно быть именно так. Потом я опечалилась, поскольку все изменится. Дети и внуки вырастут и уедут. Поэтому я буду наслаждаться общением с ними как можно дольше, даже если придется делиться с Келлсом.
Демерара, 1816. Мука
Я сидела у кровати Джозефи.
Он страдал. Его терзала желтая лихорадка. Здесь ее так называли, но я-то знала, что это булам, черная рвота.
– Мама… – закашлял Джозефи. – Уходи. Тебе нельзя заразиться.
– Вздор, мой мальчик. – Я вытирала сыну лоб, пытаясь приободрить. Его бедным легким было тяжело, слишком тяжело.
Как и Федоны, Джозефи никогда не требовал от раба того, чего не сделал бы сам. Они были для него не просто работниками. Он обращался с ними как с людьми и не мог избежать болезней, что выпадали на их долю. Они часто собирались возле большого дома, который Джозефи построил на плантации Кенсингтон.
Его прекрасные темные глаза сначала стали голубовато-карими, затем красными, а потом полностью пожелтели.
Сейчас веки были закрыты.
– Нет, Джозефи. Ты должен встать. Давай поговорим о полях.
– Мама, Шарлотта справится. Она хорошая. И муж Элизы тоже. Робертсон так помог мне в прошлом году на уборке урожая. Не тревожься, мама.
Слезы текли ручьем. Я не знала, как их остановить. Шарлотта подозревала беременность. Я отправила дочь домой, чтобы ее защитить. Я прожила хорошую жизнь. Если сейчас умру, они просто похоронят меня в моей лучшей шляпке.
В свои шестьдесят лет я не была к этому готова.
Не был готов и мой сын в свои двадцать шесть.
– Доктор рядом. Я могу его позвать.
– Нет, ма.
– Может, что-нибудь попить?
Он кивнул.
Я поднесла стакан к его губам. Джозефи сделал глоток, затем оттолкнул мою руку.
Мои дрожащие пальцы с трудом поставили стакан на тумбочку.
– Мама, я вижу папин шлюп, он идет за мной.
– Нет. Нет! Не забирай его, Томас. Не надо…
– Ты подарила мне самого лучшего отца. Ты сделала для меня верный выбор.
Неужели он знал?
Джозефи был прекрасным молодым человеком, принцем среди моих детей.
– Доктор говорил, тут плохой воздух. Я открою окно.
– Просто посиди со мной, – задержал мою руку Джозефи.
– Ты нужен Кенсингтону. Ты его так любишь.
Глаза сына чуть приоткрылись, лишь на щелочку.
– Я исполнил ее, ма. Мою мечту. Исполнил. Этот дом… Все поля. Папа, смотри. Даже тетя Китти видит… – Его голова бессильно упала на подушку.
– Джозефи. Джозефи!!!
Дверь распахнулась. Вбежал доктор, которого я наняла в городе, и помахал рукой под носом у моего сына. Затем приложил ухо к груди Джозефи.
– Он ушел, миссис Томас.
– Нет. Он просто спит. Джозефи проснется и встанет с этой кровати. Он всего лишь спит. Спит, как Томас, как Эдвард, мой Эдвард.
– Миссис Томас…
Я упала на тело Джозефи, сминая его ночную рубашку, пытаясь уловить биение сердца, малейшее биение.
Но не услышала ничего, даже слабого вздоха.
– Миссис Томас, нам нужно заняться телом. Он все еще заразен. Вы должны выйти. Нельзя и вам заболеть.
– Идем, Долли. Доктор сказал уйти. Нужно хоть иногда кого-то слушаться.
– Келлс? – Я подняла к нему свое мокрое от слез лицо.
Он был во всем черном, кроме галстука.
– Принарядился для кладбища, Келлс?
– Шарлотта послала за мной, Долли. Джозеф Томас-младший ушел?
– Да, – сказал доктор. – Заберите ее отсюда, мистер Келлс.
Руки Келлса обхватили мои плечи. Он заставил меня подняться и выйти из дома на крыльцо.
Обняв меня, он позвал Смити, моего бондаря.
– Мистер Томас умер. У нас траур. Расскажи всем.
Смити снял шляпу и прижал ее к груди.
– Простите, миссис Томас. Я только начал откладывать на вольную. Масса хотел меня освободить.
– Продолжай в том же духе. Ты будешь свободен. – У меня почти пропал голос. Я прислонилась к столбику крыльца.
– Я отвезу тебя домой. – Келлс подтащил меня к своей повозке. – Мы поедем очень медленно.