Джон Глостер не был белым. Ему потребовалось бы еще два поколения, чтобы считаться белым креолом. И все же старый друг Томаса Гаррауэй позаботился о том, чтобы его наследники далеко пошли, словно были чисты, как яркий лондонский снег.
И все же памятуя о неприятностях Ди-Пи Саймона с его кредиторами и британскими плантаторами, в глубине души я задавалась вопросом: а не кроются ли корни проблем Джона Глостера в смешанном происхождении в той же мере, что и в долгах его беспутного брата?
Ребекка забралась в повозку, готовая отправиться в путь.
– Залезай, Дороти, давай-ка поедем домой. На Робб-стрит без тебя очень скучно!
Приподняв юбку, я уселась на свое место и ухватилась за борта. Ребекка правила лошадью быстро, слишком быстро.
– Как жизнь по ту сторону моря, Дороти?
Повозка рванулась вперед, и я едва не соскользнула с деревянного сиденья.
– Осторожней, моя шляпка!
– Извини, дорогуша.
Она немного ослабила поводья, я удержалась и вцепилась в поля своей соломенной шляпки.
– Европа не изменилась, сплошь кирпичные строения и людские толпы. Лондон совершенно прежний, хотя там новый король, Георг Четвертый. Очередной Георг!
Моя подруга придержала лошадь. Цоканье копыт теперь вторило моему успокаивающемуся пульсу.
– Ты снова видела своего принца? Повеселилась с шампанским?
– Нет, Ребекка.
Она рассмеялась, и я вслед за ней. Уильям в 1818-м женился на немецкой принцессе. Лондон пришел в восторг от его брака. Меня это не удивило. Он был исключительно предан жене, как прежде – каждой своей Дороти. Мистер Кинг сказал, будто принц счастлив и отныне живет по средствам. Хорошо, что Уильям по-прежнему стремился к своему счастью. В этом он не струсил.
– Ты устала, Дороти? – Ребекка еще сильнее замедлила ход повозки, будто неторопливое движение позволит мне восстановить силы. Но для этого потребовалось бы нечто большее, чем просто спокойная поездка.
Я смотрела на дорогу, на здания с остекленными окнами и ставнями.
– Новые постройки, колония опять растет. Все время она меняется.
Ребекка со вздохом прижала руку к груди, смяв шаль в цветочек.
– Ты слишком долго откладывала. Давай же, расскажи мне самое плохое о визите к Крисси.
Цокнув языком так громко, что лошадь всхрапнула, я шлепнула себя по бедру.
– Это ужасно. Я сидела за ее столом, а болван – любовник моей дочери, майор Гордон, вежливо грозил ее бросить, если я не дам ему десять тысяч фунтов. А после имел наглость сюсюкаться с Хантли, их новым младенцем.
– Десять тысяч фунтов, Дороти? Господи, помилуй.
– Да. И моя дочь этого стоит, но нельзя же соглашаться, чтобы мужчина любил тебя за деньги, в особенности за мои.
Повозка попала в колею, и я снова придержала шляпку.
– Полегче!
– Извини, – сказала Ребекка. – Ты не сумела убедить ее вернуться?
Я покачала головой.
– Она отчаянно к нему привязана. Крисси не замечает, какой он гадкий. Не знаю, поймет ли она это когда-нибудь.
Повозка остановилась перед моим домом – прекрасным двухэтажным особняком с большими светлыми окнами, из которых видны великолепные звезды. Моя дочь и Хантли должны жить здесь.
– Я хочу вернуть своего шеф-повара.
– Но соусы господина Ле Плата просто божественны. – Моя подруга взглянула на меня с легкой улыбкой – с той, которой она улыбалась, когда читала мне плохие новости. – Ты ведь знаешь, что Келлс продал все и переехал на Барбадос?
– Что? Все? И Обитель тоже?
– Да. Он продал плантацию своей второй дочери и ее мужу полгода назад.
Луиза заполучила поместье! Хотя Катарина и Ди-Пи все равно не могли себе позволить такое дорогое приобретение. Они все еще жили в моем отеле в Верк-ан-Русте. Я махнула слугам начинать разгрузку и приводить в порядок окна, но Ребекка по-прежнему не отводила от меня мягкого взора карих глаз.
Должно быть, она заметила, как мои губы поджались, а глаза, на которые с самого начала обратил внимание Козевельд, слегка остекленели.
– Полагаю, он все-таки ко мне прислушался.
– Забавно, что мужчины умудряются делать это в неподходящее время, – негромко и веско обронила Ребекка, как говорила всегда, когда нашептывала горести о собственных злоключениях с солдатом или бурных любовных похождениях своей милой дочки Марты Энн.
Спустившись на землю и разгладив на бедрах помятое платье, я прислонилась спиной к борту повозки.
– Собери Клуб развлечений на воскресный обед. Я всем вам привезла подарки.
Когда мои вещи выгрузили и занесли в дом, Ребекка взяла бразды правления в свои руки.
– Тебя так не хватало, подруга. Мы с дамами расскажем тебе новости о политике Демерары. Вице-губернатор Мюррей продолжает притеснять рабов. Он подстрекает плантаторов не пускать их в церковь.
Почему они всегда цепляются к служению Господу?
– Неужели Мюррей боится, что они узнают о свободе, послушав священников? Что рабы наконец потребуют того, чего всегда желали?
– Его тревожат миссионеры. Он подозревает, что те замышляют мятеж.
Покачав головой, я воздела руки к небесам.
– Священники – не Куджо. Они помогают людям обрести мир!
Но тут я вспомнила об отце Марделе, третьем командире восстания Федонов. У меня сжался желудок. Священники могут сплотить повстанцев против плантаторов и Совета.
– Надеюсь, ты права, – кивнула Ребекка. – Хорошо, что ты вернулась домой.
Помахав ей на прощанье, я поняла, что вернулась как раз вовремя: смогу использовать свое влияние, чтобы удержать болванов с обеих сторон от насилия. Как только разберусь со своими магазинами, гостиницами, торговцами и домработницами, я вмешаюсь в местную политику, устрою прием у себя в гостиной и наведу порядок.
А затем, в конце месяца, я отправлюсь на плантацию Кенсингтон, чтобы из первых рук узнать, как Элиза и Шарлотта управляют ею и нет ли недовольства среди рабов. То, что я вела либеральную политику, не делало меня и мою землю неприкосновенными.
Демерара, 1823. В ловушке
Прошло всего три месяца, и что же?
На меня напали на моей собственной земле.
Нет. Не может быть!
Я толкнула плечом дверь подвала особняка Кенсингтон. Ее заперли снаружи.
– Выпусти меня, Смити!
– Ради вашей защиты, миссис Долли. Все ради вашей защиты. Мятежники вас не тронут, мы просто хотим свободы.
Смити служил у меня бондарем, он лучше всех во всей Демераре делал большие бочки и маленькие бочонки. Смити хотел выкупить свою свободу.
– Смити!
Он ворвался к нам с Элизой, когда мы пили чай в гостиной, и затолкал нас в подвал.
– Смити, выпусти нас!
– Это все король, британский король, миссис Долли. Он нас освободил. Послал приказ вице-губернатору, да тот не хочет отпускать рабов.
Болван Мюррей! Если все и вправду было так, немудрено, что начался мятеж.
– Смити, я выясню, что стряслось. Только выпусти меня отсюда. Ты ведь знаешь, я поступлю с тобой по справедливости.
– Знаю, миссис Долли. Не видать мне покоя, если с вами что-то случится. Ваш сын, мистер Томас, смотрит на нас с небес, уж он хотел бы, чтобы вы остались цела и невредима. Сидите там, пока все не закончится.
Стучали барабаны.
Повсюду слышались крики и беготня. Смердело гарью.
– Смити! – хлопнула я ладонью по двери. – Это мой дом горит?
– Нет. Сидите там. Мне пора.
Похоже, мой бондарь и был главарем мятежников.
– Смити, ты слишком добр, чтобы быть Куджо!
Элиза подергала бледно-желтые рукава своего платья. Муслин прилип к коже.
– Мама, я боюсь…
Я притянула эту девушку, жену, мать четверых детей и предпринимательницу, к себе в объятия.
– Смити – хороший человек. Мы должны в это верить. Все уладится. Осмотри подвал. Запомни, что тут есть.
– Будет столько же крови, как на Гренаде? – тихо взмолилась она, едва выдохнув слова. Во время того мятежа Элизе было восемь.
Шарлотта… Как справится моя девочка? Фуллартон снова уехал, оставив ее с детишками на Робб-стрит.
Отче наш, убереги их.
– Не бойся. Иной мятеж и длится всего-то несколько дней. Мы с Китти много их повидали на Монтсеррате.
Страшная резня в День святого Патрика на Монтсеррате обошлась единственным днем ужаса. Погибло много цветных. Сколько их умрет в Демераре, потому что болван Мюррей зажал народ в кулаке? Если король Георг IV, брат принца Уильяма, освободил рабов, губернатор не должен этому препятствовать.
– Давай-ка осмотримся, Элиза, поищем какой-нибудь топорик.
Она кивнула и принялась шарить по полкам, пока я ощупывала петли на двери.
– Я нашла веревку, мама. Несколько бочек и, похоже, косу.
Я забрала у нее косу. Острое лезвие покрывала ржавчина; я вспомнила, как Китти защищала мою крошку Лиззи. Затем представила, как Джозефи, опираясь на нее, смотрит на расчищенные поля.
– Покажи-ка бочки.
Дочь подвела меня к трем бочонкам. Я постучала по ним и услышала глухой звук. Они были полны.
– Можно бы даже выпить, но шампанское следует правильно разлить по бутылкам, чтобы сохранить пузырьки. Иначе, как только мы его откроем, нам придется опустошить бочку. Хм-м… А разве это так уж плохо?
– Смеешься, мама?.. Я не хочу умирать.
– Этому не бывать. – Я забарабанила косой в дверь. – Смити!
Элиза схватила меня за плечо.
– Он сказал, нас не тронут. Смити вернется. Может, лучше посидеть тут тихонько…
– Нет! – Не собиралась я никого ждать, особенно мужчину и мятежника к тому же. – Скажи всем перестать! Скажи им, миссис Долли разберется, чем тут помочь.
Раздались крики «Да здравствует король Георг». На плантации Кенсингтон работали больше восьми десятков мужчин и женщин. Я не хотела, чтобы Мюррей им навредил. Во всем виноват губернатор.
Снова послышалась беготня и крики.
Я стучала по большой дубовой двери, пока не ободрала ладони до крови.
Элиза взяла мою руку и обернула платком.
– Гилберт нас заберет. Он их утихомирит.