Джулия сильно побледнела и пролепетала:
– Но, Лаура, давай хоть раз подумаем не о деньгах, а о чувствах! Ты только подумай, каково сейчас этой бедной девушке!
– Ну, уж нет! – я снова вскочила с места. – Довольно и того, что о чужих чувствах всё время думаешь ты. Но кто-то должен думать и о деньгах. Если мы не внесем очередной платеж за дом, то мы лишимся и своей конторы, и значительной части тех денег, которые уже внесли. Ты хочешь оказаться на улице? Не думаю, что тебя снова примут на работу в академию бытовой магии – помнится, ректор был очень недоволен твоим увольнением.
В зеленых глазах Джулии появилось отчаяние, и я сразу пожалела о своих словах. Но сказанного не воротишь.
– Отправляйся к мадемуазель Шарби! – велела я Вердону. – Мне всё равно, что ты ей скажешь, но сделай так, чтобы она забыла о чувствах к тебе и осталась на отборе.
– О чувствах нельзя забыть, – грустно возразила Джулия.
А Мэтью, уже направившийся было к дверям, обернулся и вздохнул:
– Откуда ей знать об этом, Джул? У нашей Лауры нет сердца.
И вышел, не дожидаясь моего ответа. А я изумленно посмотрела на закрывшуюся за ним дверь.
– Да как он смеет? – возмутилась я. – Ты слышала, что он сказал? А почему ты молчишь? Ты с ним согласна?
Мадемуазель Бланкар густо покраснела и отвела взгляд.
– Прости, Лаура, но мне тоже иногда кажется, что ты чересчур практична. А может быть, ты просто боишься показать свои истинные чувства, и это показное равнодушие – всего лишь маска?
Она посмотрела на меня с надеждой, но я не собиралась обсуждать этот вздор. Тем более, что у меня было дело, которое не терпело отлагательств.
Я спросила у баронессы разрешения воспользоваться ее экипажем и отправилась в Нанси, чтобы навестить нашего знакомого в магической лавке.
На сей раз в его подвальчике были покупатели, и он отчего-то совсем не обрадовался моему приходу. Наверно, почувствовал, что я ничего не собираюсь у него покупать. Но я не собиралась мешать его торговле, и пока он обслуживал пожилую даму в широкополой шляпе, я скромно стояла в сторонке, разглядывая витрину с сушеными травами.
– Что вам угодно, сударыня? – холодно спросил он, когда мы остались одни.
– Мне нужна информация, сударь! – я постаралась улыбнуться как можно более очаровательно. – Судя по всему, вы давно уже держите торговлю в Нанси и наверняка многое знаете.
Я не учла, что он уже вышел из того возраста, когда женская улыбка могла растопить его сердце.
– Информация, сударыня, тоже стоит денег, – буркнул он в ответ, и я поняла, что просто так он мне ничего не расскажет. – Вот если бы вы, дорогая мадемуазель, что-то купили у меня, скажем, вот эту книгу, – он достал с верхней полки шкафа покрытый толстым пыли фолиант, – тогда, пока я упаковывал бы вам ее, возможно, и сумел бы удовлетворить ваше любопытство.
– Сколько? – спросила я дрогнувшим голосом.
– Три форинта! – бесстрастно заявил он.
– Вы с ума сошли? – я задохнулась от возмущения. – Она что, украшена чистым золотом?
Я собиралась развернуться и выйти из лавки с гордо поднятой головой. Но, подумав, всё-таки решила остаться. Конечно, я могла получить нужную мне информацию и в другом месте, но сколько времени это займет? А теперь, когда весь отбор был поставлен под угрозу из-за неразумного поведения мадемуазель Шарби, действовать следовало быстро.
– Хорошо, сударь! Заверните! – и всё-таки, когда я отсчитывала три форинта, рука моя заметно задрожала.
– Что вы хотите узнать, сударыня? – тон старика стал гораздо любезнее. – Должно быть, что-то о баронессе Рошен, у которой вы гостите?
Я мысленно похвалила его за проницательность и перешла к делу.
– Именно так, сударь! Меня интересует, что за давняя вражда ведется между Рошенами и Нуаре? Я понимаю, что сейчас, наверно, уже никто и не помнит, из-за чего она началась, но…
Мой собеседник вдруг рассмеялся:
– Ну, отчего же, я всё прекрасно помню. И эта вражда не такая уж и давняя – она началась три с половиной десятка лет тому назад.
– Вот как? – удивилась я. – И что же послужило ее причиной?
– О, там была весьма пикантная история! Из тех, о которых обиженные женщины хотят забыть как можно быстрее, но отчего-то помнят особенно долго. Дело в том, что в молодости Амалия Рошен (тогда, разумеется, она еще носила свою девичью фамилию Дюран) и Гастон Нуаре питали друг к другу весьма нежные чувства. Дело шло к свадьбе, как вдруг шевалье Нуаре заявляет, что этот брак не может быть заключен, и уезжает из Нанси. Сердце ее милости было разбито, и потребовалось немало времени, прежде чем она снова смогла кому-то поверить.
Глава 12
Я вернулась в поместье Рошенов поздно вечером. Дворецкий сказал, что в столовой зале меня дожидается ужин, но поездка так измотала меня, что мне хотелось поскорей добраться до кровати.
Баронесса рано ложилась спать, и еще когда карета подъезжала ко крыльцу, я отметила, что в апартаментах ее милости, а также комнатах большинства девушек уже не было света, поэтому я старалась идти на цыпочках, чтобы никого не разбудить.
Однако спали в особняке еще не все, потому что пучок света из приоткрытой двери библиотеки прорезал полумрак коридора. Я решила, что там засиделся барон, но подойдя поближе, услышала голоса – его милость явно был там не один, и я остановилась, не зная, как поступить.
Я не могла попасть в свою комнату, не пройдя мимо библиотеки. Но что, если барон там с одной из участниц отбор (мне показалось, что я различила женский голос), и мое появление поставит их в неловкое положение? Но и повернуть назад было немыслимо. Не могла же я ночевать в гостиной!
К тому же мне было любопытно, с кем именно разговаривал барон в столь поздний час? И я подошла чуть ближе, решив, что если бы хозяин решил заняться с дамой чем-то неприличным, то догадался бы закрыть дверь изнутри на ключ.
Теперь уже можно было различить не просто голоса, а отдельные слова и даже фразы. И там находился вовсе не барон Рошен, а Мэтью! Но прежде, чем я успела на него рассердиться, я услышала, что именно он говорил.
– Поверьте мне, мадемуазель Шарби, что если бы я был свободен, то почитал бы за счастье внимание ко мне со стороны такой прекрасной девушки, как вы! Но, увы, я связан данным ранее словом и полагаю невозможным нарушить его.
Его голос звучал взволнованно – именно так, как и требовалось при подобном разговоре. И теперь я уже мысленно одобрила его за такой вариант ответа, который был наименее обиден для девушки.
– Кто же та счастливица, перед которой у вас есть обязательства, сударь? Она, должно быть, знатна и богата?
– Нет, мадемуазель, как раз напротив! Она бедна, но именно поэтому я и не считаю возможным идти на попятную. Вы столь красивы и богаты, что к вашим ногам еще будут брошены множество сердец влюбленных в вас мужчин, а моя невеста не наделена такими блестящими качествами и вряд ли может рассчитывать получить другое предложение руки и сердца. Так могу ли я ее разочаровать?
– О, месье Вердон, я в вас не ошиблась! – в голосе Элеоноры мне послышались слёзные нотки. – Вы так благородны, так честны! Другой на вашем месте легко разбил бы сердце невесты, а вы остаетесь ей верны! Надеюсь, однажды я встречу человека, который будет столь же предан уже мне самой.
– Непременно встретите! – горячо заверил ее Мэтью. – Иначе и быть не может!
– Но что же мне делать теперь? – растерялась девушка. – Нет никакого смысла продолжать участие в этом отборе! Я не люблю барона Рошена и выходить замуж без любви теперь уже не хочу. Завтра же утром я скажу его милости, что уезжаю домой! Уверена, он поймет меня, когда я ему всё объясню! И пусть мои родные осудят меня, я готова на это пойти.
Мне стало дурно от этих слов, и я едва не ворвалась в библиотеку, дабы образумить сошедшую с ума барышню. Но сдержала порыв, решив дождаться ответа Вердона. И он меня не разочаровал.
– Нет-нет, мадемуазель! – воскликнул он. – Зачем же ставить под удар свою репутацию и ссориться с семьей? Отбор уже почти закончен, и вам стоит понадеяться на то, что барон выберет другую девушку. А вы вернетесь домой и непременно дождетесь того мужчину, которого полюбите сами, и который всем сердцем полюбит вас.
– Как красиво вы говорите, сударь! – восхитилась она. – Вашей невесте очень повезло. Но вы правы – так будет лучше. Мой папенька никогда не простил бы мне устроенного на отборе скандала. Благодарю вас, месье Вердон, что удержали меня от неосторожного шага! Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся снова, и если наши сердца будут свободны…
Я не стала дожидаться окончания столь пламенной речи – разговор явно уже завершался, и они вот-вот выйдут из библиотеки. А мне совсем не хотелось, чтобы мадемуазель Шарби знала, что ее откровения слышал кто-то еще.
Я спустилась в столовую, где горничная как раз собиралась убрать со стола оставленный мне ужин, и попросила ее прийти за посудой через четверть часа. Всё-таки я была жутко голодна, а холодные закуски выглядели весьма аппетитно.
А через несколько минут ко мне присоединился и Мэтью.
– Где ты провела эти полдня? – поинтересовался он, бесцеремонно покушаясь на мою еду. – И это ты сейчас была в коридоре? Я слышал чьи-то шаги и испугался, что это кто-то из Рошенов. Ну, если это была ты, то мне хотя бы не придется ничего объяснять – ты слышала всё сама.
– О, да, – пробормотала я с набитым ртом, – твоя речь звучала превосходно – если бы я не знала, что это неправда, я бы прослезилась.
Но обычно отзывчивый к шуткам Вердон на сей раз даже не улыбнулся.
– Между прочим, Лаура, мадемуазель Шарби – действительно очень милая девушка, и она заслуживает человека, который сможет по-настоящему ее полюбить. Так что, прости, но теперь я полностью на стороне барона – если мы пойдем на поводу у баронессы, то причиним боль не только его милости и мадемуазель Нуаре, но и Элеоноре.
Кажется, он ожидал, что я буду возмущена, но я его разочаровала – потому что ни словом ему не возразила. Более того – я не рассказала ему о том знакомстве, которое завела сегодня в Нанси. Пусть для него и для Джул это будет сюрпризом.