Глава 13
– Вот, мадемуазель Лафлёр, как мы и договаривались с мадемуазель Бланкар, двадцать пять форинтов, – барон Рошен положил на стол бархатный мешочек с приятно звякнувшими в нём монетами. – Надеюсь, моя просьба не сильно вас затруднила?
– Ну, что вы, ваша милость, – улыбнулась я, – помогать влюбленным – наша обязанность! Но, признаться, я не понимаю, почему вы не могли сделать предложение мадемуазель Нуаре безо всякого отбора? Если речь идет о подлинной любви, то к чему усложнять ее нелепыми конкурсами?
Барон вздохнул:
– Совершенно согласен с вами, мадемуазель! Но так получилось, что моя матушка отчего-то не испытывает симпатии к мадемуазель Нуаре – она и слышать не хотела о нашем браке. А я не хотел слышать о браке с кем-то другим. Мы сошлись на том, что нам обоим стоит чуточку уступить – я согласился пообщаться с другими девушками, а матушка согласилась присмотреться к мадемуазель Нуаре. Разумеется, на самом деле я вовсе не собирался сравнивать Констанс с кем бы то ни было – для меня она всегда будет лучше всех. Я всего лишь хотел, чтобы на этом отборе матушка поняла, что я был прав. Надеюсь, так оно и будет, и она смирится с моим выбором.
Я поблагодарила его за доверие к нам и вышла из кабинета.
Сегодняшний конкурс станет финальным испытанием для девушек – всё должен решить магический шар, который на самом деле таковым не являлся. Но знать об этом нашим участницам было не обязательно.
– Ее милость просит пожаловать вас в гостиную! – сообщила мне горничная хозяйки.
Наверно, баронесса, как ранее и ее сын, тоже решила подкрепить свою просьбу монетами. Но отчего-то эта мысль вовсе не принесла мне ожидаемого удовлетворения.
– Я решила расплатиться с вами сейчас, мадемуазель Лафлёр, – сказала ее милость, предложив мне расположиться на диване у окна. – Боюсь, вечером, после конкурса нам будет не до финансовых дел. Девушки станут разъезжаться по домам, и мне для каждой нужно будет найти слова благодарности и поддержки. Здесь ровно шестьдесят пять форинтов – тридцать пять, о которых мы договаривались изначально, еще двадцать – за выполнение моей маленькой просьбы и десять – за магический конкурс, который, надеюсь, пройдет именно так, как и должен пройти. Да-да, я понимаю, что в срыве предыдущего конкурса была виновата я сама, а вы лишь сделали то, что я просила. Но обжегшись на молоке, начинаешь дуть на воду, не так ли?
Она передала мне деньги, которые я тоже положила в карман.
Конкурс должен скоро начаться, а события, которого я ожидала со вчерашнего вечера, так и не произошло. Я еще не паниковала, но уже сильно волновалась. Конечно, отступать от нашего первоначального намерения помочь барону и его избраннице я не собиралась, но мне хотелось бы при этом еще и сохранить те форинты, которые уже бренчали в моем кармане. А ведь если баронесса так и не одобрит выбор сына, значительную часть этих денег нам придется вернуть.
И когда я уже собиралась выйти из гостиной, дворецкий доложил о прибытии гостя.
– Ваша милость, шевалье Нуаре просит вас его принять.
– Шевалье Нуаре? – изумилась хозяйка, и щеки ее густо покраснели. – Но что привело его сюда? Нет-нет, Жак, передайте, что я сегодня не принимаю!
Но не успел дворецкий вернуться к визитеру, как тот сам ворвался в гостиную.
– Прошу прощения, ваша милость, но нам решительно необходимо поговорить! И именно сегодня.
Несмотря на то, что шевалье Нуаре было уже не меньше пятидесяти лет, выглядел он весьма авантажно. И пусть в темных волосах серебрилась седина, у него была стать, которой мог позавидовать любой молодой военный.
– Простите, не буду вам мешать! – я направилась к дверям, заговорщически переглянувшись с гостем.
Но баронесса вдруг взвизгнула:
– Прошу вас остаться, мадемуазель Лафлёр! Господин Нуаре не может сказать мне ничего такого, что не было бы предназначено для чужих ушей. А вот вы, Жак, можете идти!
Дворецкий бесшумно удалился, а я отступила к окну, стараясь не мешать столь важному для всех разговору.
– Амалия, нам давно уже следовало поговорить! – воскликнул шевалье и сделал шаг по направлению к баронессе.
А та, напротив, на шаг отступила.
– Нам не о чем говорить, господин Нуаре.
Я не была сильным магом, но даже я почувствовала, как накалилась обстановка в гостиной. Казалось, что в пространстве, что разделяло хозяйку и гостя, вот-вот вспыхнут искры.
Глава 14
Я чувствовала себя не слишком комфортно – словно подсматривала в замочную скважину, пытаясь узнать чужие тайны. Но и шевельнуться сейчас значило бы отвлечь их в самый неподходящий момент.
– Амалия, прошу вас, хотя бы выслушайте меня!
– Зачем? – баронесса небрежно пожала плечами, но и я видела, как нелегко давалась ей эта невозмутимость. – Вы всё уже сказали тридцать лет назад.
– Напротив! – горячо возразил Нуаре. – Именно тогда я и не сказал самого главного!
– Главного? – язвительно переспросила ее милость. – Да вы не сказали ничего, сударь! Вы просто сбежали, ясно дав мне понять, сколь мало я для вас значила. А теперь вы врываетесь в мой дом вот так, запросто, и желаете снова поговорить? Но, простите, той наивной девушки, которой я когда-то была, давно уже нет, а для нынешней меня ваши слова ничего уже не значат.
– Мало значили для меня? – растерялся гость. – Амалия, да как вы можете такое говорить? Да никто в целом мире тогда не значил для меня больше, чем вы!
Баронесса покачала головой:
– Это просто слова, сударь. А вот ваш поступок тогда сказал мне о вас куда больше.
Несмотря на то, что он называл ее исключительно по имени, она продолжала обращаться к нему холодно-вежливо «сударь».
– Согласен, я поступил как трус, когда уехал, так и не решившись с вами поговорить. Но тогда я искренне считал, что так будет лучше для вас!
– Лучше для меня? – возмутилась ее милость. – Вы бросили меня в тот момент, когда я ожидала от вас предложения руки и сердца! Я любила вас и полагала, что вы отвечаете мне взаимностью. Но я оказалась одна и вынуждена была терпеть насмешки окружающих. Знали бы вы, сколько времени мне потребовалось, чтобы прийти в себя! Я понимаю – каждый человек может разлюбить, но вы могли хотя бы честно признаться мне в этом.
– Разлюбить? – казалось, Нуаре был ошеломлен. – Но я уехал именно потому, что любил вас слишком сильно и полагал, что вы достойны лучшего, чем брак с нищим шевалье, который не сумел бы обеспечить вам ту жизнь, к которой вы привыкли в доме родителей.
– Какие глупости, сударь! Вы прекрасно знаете, что я тогда готова была довольствоваться тем, что вы могли мне предложить.
– Но ваш отец считал, что этого мало, и после разговора с ним я понял, что он прав. Да, будучи младшим сыном в семье, я не мог рассчитывать на получение титула или состояния, но сам-то я всё-таки чего-то стоил! И я решил, что если проявлю должные отвагу и настойчивость, то смогу чего-то добиться. И я отправился в колонии на острова. Но почему вы смотрите на меня с таким недоверием, Амалия, как будто это для вас новость? Всё это я изложил вам уже тогда – в письме. Да, я проявил малодушие, не решившись сказать вам это в лицо. Но я боялся, что вы уговорите меня остаться, а потом, выйдя за меня замуж и столкнувшись с необходимостью экономить на всём, станете жалеть о том, что стали моей женой. Я понимал, что на то, чтобы обзавестись капиталом, мне потребуется время и, возможно, немалое, и не мог просить, чтобы вы дождались меня. И потому я нисколько не сужу вас за то, что вы вышли замуж, не дождавшись моего возвращения. Вы поступили совершенно правильно – барон Рошен, говорят, был неплохим человеком, и он смог дать вам то, чего никогда не дал бы я – титул баронессы.
Ее милость слушала его со всё возрастающим волнением. И ненависть в ее взгляде сменилась сначала недоверием, а теперь и изумлением.
– Письмо? О каком письме вы говорите?
А вот теперь уже был изумлен Нуаре.
– О том, которое я написал, прежде чем отправился на острова. Я оставил его вашему отцу – он сказал, что передаст его вам и со своей стороны постарается объяснить вам, что я не мог поступить по-другому.
– Но он не передал мне его, – голос баронессы дрогнул. – Он всегда был против нашего с вами брака.
Она уже не держалась на ногах и опустилась на диван. Она не заплакала, но, право же, лучше бы она сделала это, потому что лицо ее, еще совсем недавно надменное, вдруг стало растерянным.
– Он вам его не передал? – мне показалось, что шевалье тоже пошатнулся.
– Как вы могли не поговорить со мной лично, Гастон? – слёзы всё-таки потекли по ее побледневшим щекам. – Как вы могли уехать, не поговорив со мной?
Он тут же оказался подлее ее ног, схватил ее дрожащую руку и принялся покрывать ее поцелуями.
– Неужели ты думала все эти годы, что я тебя разлюбил? Тебя, которая была для меня тем огнем, что согревал меня в годы скитаний? И именно тебе я вёз всё то, что сумел добыть на золотом прииске на острове Трези.
– Я ждала тебя, – всхлипнула баронесса. – Ждала два года. Я ждала бы и дольше – сколько угодно бы ждала, если бы знала…
– А я вернулся только через пять лет. Узнал, что ты уже замужем и уехал снова – на сей раз в столицу. Там женился. А четыре года назад овдовел. Тогда я и решил вернуться сюда, в Нанси, вместе с дочерью. Я давно уже хотел поговорить с тобой, но при наших случайных встречах ты всегда вела себя со мной так холодно, что я решил, что стал тебе неприятен. А потом моя малышка Констанс влюбилась в твоего сына, и я понял, что по-другому и быть не могло.
– О, нет! – вскрикнула баронесса и, наконец, вспомнила о моем присутствии. – Мадемуазель Лафлёр, я же совсем забыла о конкурсе!
Глава 15
– Простите, шевалье Нуаре, но вынуждена попросить вас удалиться, – она словно пришла в себя и снова стала обращаться к гостю на «вы», но во взгляде ее уже не было той враждебности, с которой она встретила его всего лишь полчаса назад. – Я буду рада вас видеть в любое время, но сейчас, простите, я вынуждена вернуться к своим обязанностям хозяйки, которыми едва не начала манкировать.