– Ты можешь что-нибудь сделать?
– Да, мадемуазель.
Эван выехал из очереди, рванул вперед и влез перед другим автомобилем, поставив машину у самого входа в «Риц». Коко проигнорировала звуки автомобильных сигналов. Эван заглушил мотор и поспешил на помощь Коко.
– Эй! – крикнул водитель авто, оказавшегося за ними. – Эй вы там! За кого вы себя принимаете? – Но когда два швейцара, стоявших у входа, бросились навстречу Коко, мужчина замолчал и стукнул кулаком по капоту.
– Поставь машину в гараж, – приказала Коко Эвану, кивком поприветствовала каждого из швейцаров, не обращая ни малейшего внимания на разъяренного мужчину. – А потом принеси багаж ко мне в номер.
Просторный холл гостиницы был полностью оккупирован членами множества семей – мужчины, женщины, дети, казалось, занимали каждый свободный дюйм. Они сидели на диванах, в креслах, на стульях, некоторые умудрились втиснуться в кресло вдвоем или даже втроем. Коко прошла мимо людей, сидевших на полу и даже на широкой изогнутой мраморной лестнице, вытянув ноги и опершись спиной на чемоданы.
Коко оглядела открывшуюся ей сцену, мысленно подсчитывая урон, нанесенный прекрасным гобеленам и коврам, бархатным сиденьям и резным столикам из красного дерева, изящным стеклянным лампам. Одеяла, подушки, корзины для пикника, детские игрушки – все это было разложено у главного входа в отель «Риц».
Но она слишком устала, чтобы жаловаться. Остановившись у стойки портье, Коко обратилась к единственному мужчине, которому в тот момент доверяла.
– Жерó, я дома.
Старший портье поднял на нее глаза, кивнул и тут же повернулся к человеку, стоявшему перед ним. Коко опешила: ни теплой улыбки, ни распростертых объятий в честь ее возвращения. В этой толпе мадемуазель Шанель словно бы и не существовало.
Коко наградила его тяжелым взглядом.
– Париж во время настоящей войны будет отвратительным зрелищем, – пробормотала она и принялась проталкиваться через толпу к лифтам. Алиса последовала за ней. Нажав на кнопку вызова, Коко посмотрела на свою горничную.
– Я сейчас выпью чашку очень горячего чая и съем круассан… с мармеладом. – Она никогда особо не любила горько-сладкий апельсиновый джем, который предпочитал Бой, но это вошло у нее в привычку.
Когда решетки лифта открылись и с ней поздоровался лифтер, Коко повернулась к Алисе и увидела, что девушка зевает. Она махнула рукой в сторону комнат для прислуги.
– Ничего не надо, Алиса. Иди спать. Чай мне принесет кто-нибудь другой.
Глава седьмая
В то утро над Парижем висело зловещее облако. Служба новостей Би-би-си сообщила, что Гитлер обратил свой взор на Францию. Третий раз на неделе Ален Жобер стоял перед закрытым решеткой входом в BankLeval на авеню Ош, глядя на табличку «Закрыто», вывешенную на ней. Ален добыл для Пьера формулу № 5, но оставшаяся часть его задания требует помощи Анри Леваля, банкира Пьера, который должен был передать ему новый паспорт. Он обо всем договорился с Анри еще до отъезда из Нью-Йорка. Если немцы войдут в страну до того, как он покинет Париж, ему потребуются новые документы, бумаги с другим, менее узнаваемым именем.
И Ален, и Пьер понимали опасность этого путешествия. Они оба были евреями, которых хорошо знали в Париже. Но немцы двигались быстрее, чем они могли предположить. Семья Алена перебралась на Манхэттен семью годами ранее. И хотя Ален уже был гражданином США, проблема заключалась в том, что он оставался гражданином Франции и на него распространялись ее юрисдикция и законы.
– Ты съездишь туда и сразу вернешься, – сказал тогда Пьер.
И вот уже заканчивалась первая неделя мая, а он все еще был в Париже. Так где же Анри Леваль?
Судя по всему, банкир застрял в своем офисе в Женеве. Боши наступают, и пока что ни один из них не может ничего сделать. Алену удалось всего лишь раз поговорить с Анри по телефону, потом линии были перерезаны. Анри заверил Алена, что новый паспорт для него готов и он понимает, что паспорт нужен срочно. Возможно, Анри что-то знал такое, что нельзя обсуждать по телефону, так как большинство разговоров записывались.
Жобер вытащил из пачки сигарету «Голуаз» и, согнувшись над ладонью, сложенной горстью, зажег ее. Он выпрямился, втянул в себя дым и пошел пешком через город по направлению к своей квартире рядом с площадью Этуаль. До нее было около километра. Что ж, он застрял в Париже. Когда он приехал во Францию, Коко была на Лазурном берегу и под ногами не путалась. Пьер отлично выбрал время. Но она, скорее всего, уже вернулась, и управляющий заводом в Нейи сразу же назовет ей его имя.
Коко устроит скандал, назовет случившееся кражей. Она и не вспомнит о том, что Пьеру принадлежат и компания, и формула. Этого она никогда до конца не понимала. Ален не ладил с Коко, его выводили из себя ее вмешательство в бизнес, ее взрывной темперамент. Но это проблема Пьера, а не его.
Жобер свернул за угол и увидел красивую женщину. Он с удовольствием смотрел, как она идет ему навстречу, покачивая бедрами и слегка размахивая руками. Она была одета в костюм, похожий на творения Коко – короткая юбка, короткий жакет, мягкая ткань обнимала ее бедра и грудь.
Коко одобрила бы такой образ, пусть даже он разил наповал, особенно дополненный короткими белыми перчатками и жемчугом. Красный берет, скрывавший волосы, был надет под задорным углом. Ален встретился с ней глазами, но она лишь коротко улыбнулась и торопливо прошла мимо. Он вздохнул. Как все изменилось! Годом раньше она бы замедлила шаг и посмотрела на него.
Недалеко от площади Этуаль Ален свернул к отелю «Наполеон» на авеню Фридланд. В маленьком баре рядом с вестибюлем, кроме бармена, не было ни души. Ален снял шляпу и сел у стойки.
– Добрый вечер, господин Жобер. Что ж, вы выбрали неудачное время для возвращения в Париж. – Бармен покачал головой, вытирая бокал изнутри и снаружи маленьким белым полотенцем.
– Я здесь примерно с неделю.
– Я думал, вы умнее. Не следовало вам приезжать. Разве вы не слышали новости? – Бармен поставил бокал на стойку и потянулся к мойке за следующим. – Если бы мне было куда уехать, меня бы уже здесь не было.
Ален пожал плечами.
– Как всегда коньяк?
– У вас хорошая память. И себе налейте.
Бармен кивнул в знак благодарности, вытащил бутылку из-под стойки, поставил на нее два стакана и налил на два пальца коньяка в каждый.
Ален поднял свой стакан.
– Ваше здоровье! – Бармен ответил тем же и, запрокинув голову, одним глотком выпил коньяк.
– В Дюнкерке было достаточно тяжело. А теперь говорят, что военные действия начались в Бельгии, – сказал бармен. – «Радио Парижа», как обычно, ничего не рассказывает о том, что происходит. Но Би-би-си сообщает, что боши идут через Арденны.
– Я не слышал об этом. – Ален отпил глоток коньяка, поставил стакан и начал выписывать им круги на стойке. – Это плохие новости. Линия Мажино не удержится. Они ее обойдут, или люфтваффе просто-напросто разбомбит ее.
Бармен кивнул.
– Возможно, это только слухи, но поговаривают, что правительство покидает Париж. – Он состроил гримасу. – Эти ублюдки не будут сражаться за нас. Вот увидите. Они сбегут в Тур или Бордо и оставят нас страдать под бошами.
Ждать возвращения Леваля было не только неудобно, но и скучно. Несколько дней спустя Ален вечером сидел на террасе кафе «Купол», одного из его самых любимых. Все говорили о вторжении немцев, и парижане уже начали покидать город, направляясь на юг. Улицы были почти безлюдными, все ждали.
Потягивая пиво, Ален вспоминал хорошие времена и вечер с Летти перед самым его отъездом из Нью-Йорка в Париж по поручению Пьера. Он улыбнулся этим воспоминаниям, они отвлекали его от звуков взрывов в пригородах.
В этот вечер Париж вибрировал от страха, ужас клокотал под поверхностью городских улиц. И Ален стал думать о красивой, избалованной Летти Харлоу и других женщинах в Нью-Йорке, проплывавших по его жизни на своих прелестных облачках. Они были в безопасности в стране, защищенной океаном от ужасов войны. Ален вспомнил гнев Летти, когда он объявил, что уезжает на некоторое время, и отказался говорить, куда именно он едет и когда вернется.
Его мысли нарушили трое мужчин за соседним столиком. Они упомянули человека, которого он когда-то знал. Ганс фон Динклаге был хорошим другом Коко, насколько он помнил. Она представила этого мужчину и его жену Пьеру и Алену несколько лет назад.
В те времена фон Динклаге официально был специальным атташе при посольстве Германии в Париже, но Пьер всегда называл его пятой колонной – нацистским шпионом – или того хуже. Его жену звали Каци. И да, Пьер еще говорил, что она еврейка. Странная была пара.
Ален покосился на мужчин и расслабился. Он их не знал. Но продолжил слушать.
– Ты слышал, что я сказал? Ганс Динклаге снова в Париже.
– Думаю, это имеет смысл. – Раздался смешок. – Он здесь для того, чтобы приветствовать солдат. Мне он никогда не нравился.
– Дамы будут счастливы его видеть. И моя жена тоже.
Динклаге был высоким красивым блондином с внешностью бонвивана, насколько помнил Ален. Он взял стакан с пивом и обнаружил, что тот пуст. Он поставил стакан на стол, закурил сигарету и снова прислушался.
– Ты прав. Брак никогда не останавливал Динклаге. И у него куча денег.
– Он работал в гестапо еще в 1938 году.
– В самом деле?
– Не верю. – Мужчина, вступивший в разговор, невнятно произносил слова. – С Динклаге было все в порядке. Свой парень. Определенно умел устраивать вечеринки. – Он сделал знак официанту.
– Послушайте. – Мужчина, сидевший ближе всех к Алену, понизил голос, и Жоберу пришлось напрячь слух. – Все умные люди тогда знали, что Динклаге шпион, работал он в гестапо или нет. Мой приятель из ИнтерПресс получил эту информацию прямиком из Второго управления. – Он замолчал, когда подошел официант с новой бутылкой вина, поставил ее на стол и забрал пустую.