Мои собственные деньги, заработанные моими собственными руками.
Осознание этого нахлынуло на меня словно бурная волна и принесло с собой мечты. Я создала что-то такое, что другие захотели купить! Я уже видела свое будущее: мои шляпки на улицах Парижа, Лондона, Брюсселя и даже Лазурного берега. Они будут всюду, если я буду работать достаточно много и достаточно быстро. С каждой шляпкой я понимала, что над следующей надо работать еще быстрее, пока дамы не влюбились в другой стиль! И я обнаружила, что этот бизнес имеет свое название.
Я была модисткой. Я была в профессии.
Хорошая модистка, как я поняла, должна иметь мастерскую в Париже. Мысль о том, чтобы отказаться от безопасности Руайальё, пугала меня, но мне отчаянно хотелось двигаться вперед, найти свое место в мире. Но нельзя было переезжать в Париж, не имея плана. Я не могла рисковать потерей единственного дома, который у меня был. Мне требовалось благословение Этьена. И его деньги, по крайней мере, для начала.
Этьен только что не высмеял мою идею переехать в Париж, чтобы торговать шляпами. А вот Бой, мой Бой согласился. Он поверил в мою мечту, сказал, что у меня есть талант. И стиль.
Наконец, после нескольких недель упрашиваний Этьен сдался. Они с Боем вложили деньги, и Этьен предложил использовать его холостяцкую квартиру в Париже на бульваре Мальзерб неподалеку от квартиры Боя. В комнате на первом этаже я могла делать и продавать шляпы, а спать в комнате за мастерской.
Должна признаться, что в тот день, когда я уезжала из Руайальё в Париж, я испытала приступ страха. Этьен, добрый, щедрый Этьен, прочел мои мысли. Он понял и пообещал, что, если мой бизнес провалится, Руайальё будет меня ждать.
И вот я начала делать шляпы в холостяцкой квартире Этьена, и с его помощью обо мне узнали. Бизнес резко пошел в гору. Я начала делать шляпы на заказ – кокетливый наклон чуть более широких полей, необычный цвет, одно или два пера, – но форма и стиль все равно оставались простыми. Прошло совсем немного времени, и мне понадобились большая мастерская, работницы и более удачное место.
Бой – Бой Кейпл, моя любовь – арендовал для меня магазин в доме 21 по улице Камбон в 1-м округе, самом элегантном районе Парижа, рядом с отелем «Риц». Каким наслаждением было видеть вывеску «Моды Шанель» над дверью и мои шляпки на каждой женщине. Но продуваемый ветрами пляж в Довиле в первое лето Великой войны помог мне двинуться дальше, к спортивной одежде.
Дорогих тканей не было, доступно было только джерси. Поэтому я экспериментировала, использовала джерси для пляжной одежды. Это были мягкие практичные модели, облегавшие изгибы тела, когда женщины входили в воду и выходили из нее. Дамам они понравились, а старики, оставшиеся в курортном городе, любили на них смотреть.
Затем из этой практичной ткани я стала шить жакеты, юбки и блузы. Даже в Париже я в то время использовала джерси, цвета и стили были неброскими, приглушенными войной. И, к моему удивлению, продажи одежды скоро превзошли продажи шляп! Мои модели были простыми, классическими, без излишеств и корсетов. Раньше такие наряды на стильных дамах даже представить себе было невозможно. Спрос рос, поэтому, несмотря на войну, с помощью Боя я расширила бизнес и открыла два новых бутика, один в Довиле, другой годом позже в Биаррице.
Работа стала моей жизнью. Годы летели, днями и ночами я работала над моими шляпами и спортивной одеждой, придумывала дневные платья, пока война, наконец, не закончилась и я не начала создавать платья из дорогих тканей.
Эти новые наряды подчеркивали красоту каждой женщины благодаря моим ножницам и игле. Я использовала вышивку и драпировку, отказавшись от корсетов и подкладных деталей, от излишков кружев и лент. Мои платья были удобными, они шились на заказ, и каждый дизайн был уникальным в соответствии с фигурой и пожеланиями конкретной женщины.
Я создавала от-кутюр.
За эти годы Андре превратился в сильного подростка. Он все еще оставался у отца Лекюра. Понимание того, что мой мальчик в безопасности и счастлив, приносило мне некоторое утешение. Я сказала себе, что не по моей вине Андре не со мной. Я сказала себе, что я была молода и у меня не было выбора. И я была занята.
В конце концов я потеряла моего мальчика.
Только я виновата в том, что оставила сына на попечение чужих людей, которые не могли любить его так, как любила бы Андре я, его мать.
Однажды после войны Бой пришел ко мне с загадочной улыбкой на лице. Я понятия не имела, что он затеял.
– Хочу тебе кое-что показать, – сказал он. Я запротестовала, говоря, что занята работой, но он настаивал. – Мы скоро вернемся, обещаю.
Мы пришли к зданию на авеню Габриэль. Поднялись на лифте, прошли по коридору и оказались перед большой дверью из красного дерева. Бой достал из кармана ключ, отпер дверь и протянул ключ мне.
Я вопросительно подняла брови. Он кивнул. Я толкнула дверь и вошла в просторную комнату с высоким потолком и элегантным полом из темного дерева. Из окон открывался прекрасный вид на ряды каштанов с одной стороны здания и улицу Фобур-Сент-Оноре с другой. Солнечный свет заливал комнату. Красное дерево поблескивало на дверях и оконных переплетах, на полах, карнизах и каминных полках. Дерево было отполировано до мягкого золотистого блеска.
Я в изумлении смотрела по сторонам, узнавая вещи из семейного наследия Боя – зеркала в позолоченных рамах, предметы искусства из фарфора и серебра, старинные столы, серебряный чайный сервиз и маленькие фотографии в рамках, на которых мы были запечатлены вместе. Даже его любимые коромандельские ширмы были тут. Его книги теснились на книжных полках. Его картины висели на стенах.
Я обернулась к нему.
– Это для нас?
Бой усмехнулся.
– Да. Для кого же еще?
– Для нас двоих?
– Ну да, разумеется. – Он рассмеялся.
Я кинулась к нему в объятия. Бой подхватил меня, приподнял и закружил, осыпая мою шею поцелуями. Задыхающиеся, мы приземлились на диване. Я снова прижалась к нему, не находя слов. Или это все сон?
Но коромандельские ширмы Боя говорили мне, что это реальность. Красочные панели в рамах из лакированного дерева были его самым ценным сокровищем. Изящные фигуры китайцев, ландшафты, странные животные, летающие птицы – все было выложено нефритом, фарфором, переливающимся перламутром и рассказывало волшебные истории. В лучах солнца ширмы казались прозрачными. Они означали, что это его дом и мой.
– Давай привезем сюда Андре, – сказала я, заглядывая ему в глаза.
Он улыбнулся, накрутил на палец завиток моих волос.
– Конечно. Он скоро приедет к нам в гости.
Я молчала. Я мечтала о том, чтобы мальчик жил с нами. Не подозревая о моих мыслях, Бой высвободился из моих объятий и встал.
– У меня дела в Лондоне, Коко. Я понимаю, что время выбрано неудачно, но я должен уехать сегодня днем. И мне еще надо собрать вещи.
Он только что вернулся из деловой поездки в Испанию.
Возбуждение спало, я лежала, раскинувшись, на диване.
– Идем, Коко. – Он встал надо мной и протянул руку. – Я хочу показать тебе остальную квартиру.
Я ухватилась за его руку, резко встала. Я уже снова улыбалась. Я не позволю себе превратиться в ревнивую обузу. Я не позволю себе думать о том, что Бой будет без меня в Лондоне, городе, полном бледноликих молодых девушек из аристократических семей, охотниц на таких мужчин, как Бой.
Я сказала себе, что он любит только меня, что наша духовная связь – это моя защита. Пока мы вместе ходили по комнатам, я говорила себе, что ни одна женщина никогда не сможет заменить меня, что бы там ни было. Я отличалась от тех женщин, которые были у Боя до меня. Наши души соединились раньше, чем мы встретились в этой жизни, и соединились навечно, как однажды сказал Бой. Я дорожила этими словами.
Когда мы вошли в спальню, где на кровати лежал его раскрытый чемодан, я не удержалась от вопроса.
– А что ты сделал с квартирой на бульваре Мальзерб?
– О, я ее сохранил. – Он говорил легко и непринужденно. Волна страха и подозрений прокатилась по моему телу с головы до ног, это было предупреждение. Я присела на край кровати, гоня прочь мрачные мысли, и смотрела, как Бой складывает рубашки и аккуратно укладывает их в чемодан. Потом он повернулся ко мне и положил руки мне на плечи.
– Я всегда буду любить тебя, Коко, – сказал он. – Неужели ты не понимаешь? Да я скорее позволю отрезать себе ногу, чем буду жить без тебя.
Я понимала, что этого должно было быть достаточно для меня, по крайней мере, в тот момент. Я отбросила мысли о свадьбе, о том, чтобы привезти Андре в Париж. Я подавила страшное подозрение и ревность, которые я испытывала. Я должна была доверять ему.
Да, плата за любовь Боя была высокой. И все же я держалась за его любовь и верила ему, как не верила никому с тех пор, как много лет назад папа оставил меня в приюте.
Глава двадцать вторая
Однажды теплым днем в конце августа Шпац удивил ее своим приездом. Коко обнаружила его растянувшимся на длинном бежевом диване в ее квартире в Доме. Она не ожидала его возвращения из деловой поездки в Берлин так скоро, но пришла в восторг от его появления: возможно, он привез новости об Андре? Шпац обещал выяснить, что случилось с ее племянником. Иначе зачем ему было возвращаться так рано?
Но Коко не хотелось выглядеть слишком нетерпеливой. Ей следовало проявить деликатность и подождать, пока он сам об этом заговорит. Шпац не должен был почувствовать, что Коко его использует. Он просто сбежит от нее, если она будет давить слишком сильно. И потом, она не до конца ему доверяла.
Он был умен, и если она не проявит осторожность, то он легко догадается, что она рассказала ему не всю историю. Не могла она дать Гансу фон Динклаге такой козырь, он не должен был узнать правду о том, что Андре ее сын, и всю глубину ее отчаяния. Правда была слабым местом Коко, и он мог использовать эту правду как оружие.