Коко не сводила глаз с Курта Бланке.
– Кто этот человек, Феликс Амио?
Луи толкнул ее локтем.
– Мы пока не знаем, мадемуазель Шанель. – Тон Бланке был мягким. – Но мы это выясним. Фройляйн Шнайдер, запишите для протокола, что мадемуазель Шанель владеет десятью процентами акций этой компании. – Он опустил подбородок на грудь. – Миноритарный акционер, но, в конце концов, основной товар, производимый этим бизнесом, носит ее имя.
На этот раз Луи толкнул Коко ногой под столом. Возможно, не все еще было потеряно.
Бланке повернулся к банкиру.
– Герр Леваль, вы знакомы с этим Феликсом Амио?
– Да. Он бизнесмен.
Бланке обвел глазами сидевших за столом.
– Кто-нибудь еще в этой комнате знаком с господином Амио, кроме герра Леваля?
Хорст сидел не шевелясь. Его лицо напоминало маску.
– Это безобразие, – рявкнула Коко и дернулась, чтобы встать, но Луи положил руку ей на локоть, удерживая на месте. – Пьер Вертхаймер не имеет никакого права продавать компанию без моего согласия.
Взгляд инквизитора остановился на ней.
– Так ли это, мадемуазель Шанель? У вас есть законные доказательства этого, что-то, зафиксированное письменно? Если так, прошу вас немедленно предъявить доказательства.
– Что вы имеете в виду? – Коко повернулась к Луи. – Какие доказательства ему нужны?
Такие записи хранил у себе Рене де Шамбрен, все записи, касавшиеся ее интересов в компании. И результаты всех судебных тяжб, которые она вела с Пьером в прошлом. Она сама наизусть знала все документы из папки и была уверена, что никакого письменного договора на этот счет там не было.
Луи, изучавший те же документы и знавший предысторию, вмешался.
– Мадемуазель Шанель была юной девушкой, когда Пьер и Поль Вертхаймеры вложили деньги в ее бизнес. Вертхаймеры, опытные бизнесмены, прибегли к помощи своих юристов, чтобы составить соглашение. Мадемуазель Шанель была одинока и бедна. В то время ее интересы еще не представлял господин Рене де Шамбрен. Ей никто не помогал. – Он развел руками. – Пьер Вертхаймер проследил за тем, чтобы не существовало никаких письменных ограничений на последующую продажу и передачу акций.
Курт Бланке нахмурился. Хорст Экерт улыбнулся.
Луи переплел пальцы и положил руки перед собой на стол. Он не сводил глаз с Бланке.
– Мы полагаем, что эти сертификаты фальшивка, доктор Бланке. Это мошенничество, они были подписаны задним числом. Сделка должна быть признана ничтожной по немецким законам. – Короткая пауза. – Вне зависимости от представленных документов, мадемуазель Шанель также считает, что законы морали требуют от этого суда перевести владение компанией и ее активами на ее имя.
Он продолжал, кивком головы отмечая каждый пункт.
– Во-первых, Вертхаймеры евреи. По законам Германии им запрещено иметь собственность во Франции. Мадемуазель Шанель арийка. Во-вторых, самый прибыльный товар, производимый компанией, носит имя заявительницы – Chanel № 5. В-третьих, мадемуазель Шанель получает или получала еще несколько месяцев назад всего лишь десять процентов всех доходов компании от продажи ее духов. Но при этом продажи «Общества Мадемуазель» целиком и полностью зависят от ее легендарного статуса в мире. Такая ситуация недопустима. И теперь Пьеру Вертхаймеру хватает наглости заявить, что он передал имя мадемуазель Шанель, ее личность и легенду, без которых компания не имеет никакой ценности, постороннему человеку.
Откинувшись назад, Луи поправил воротник своего пиджака.
– Эти факты показывают, что мы имеем дело с нечестной сделкой, откровенной попыткой воровства.
Бланке рассматривал Леваля. В его голосе, когда он заговорил, послышались злые нотки.
– Вы тоже еврей, герр Леваль? – На улице оркестр заиграл песню, которая привлекла внимание полковника Экерта. Он с легкой улыбкой посмотрел в окно. Коко пожалела женщину, завладевшую его сердцем. Она наверняка была несчастна.
На лбу Леваля выступили капельки пота, заблестевшие под светом ламп под потолком.
– Нет, – ответил он, – я не еврей, герр Бланке. И, как я уже говорил, я гражданин Швейцарии.
– Да, разумеется. – Бланке подался вперед. – Но перед нами несколько проблем, которые необходимо решить. Как мы можем установить подлинность дат и подписей на сертификатах, которые, как вы утверждаете, принадлежат Феликсу Амио? Как нам убедиться в том, что они действительны?
– Я готов в этом поклясться.
– Процедура требует, чтобы в этом поклялись Вертхаймеры, а не их банкир. Следовательно, им необходимо вернуться во Францию.
Леваль закашлялся.
– Я не думаю, что это произойдет, герр Бланке.
Тот поднял бровь.
– Мы имеем дело с французской компанией, стоящей целое состояние. И вы полагаете, что мы должны довольствоваться вашими словами о подлинности подписей и дат на этих сертификатах?
– Повторю: я могу поклясться под присягой.
– Я полагаю, что вам заплатили за оформление документов, которое вы выполнили для Вертхаймеров. Если так, то вы заинтересованное лицо, а не беспристрастный свидетель. – Бланке говорил, глядя прямо в глаза Левалю. – Вам заплатили за эту работу?
Банкир вспыхнул.
– Да, герр Бланке.
Луи взял ручку и высоко поднял ее. Курт Бланке повернулся к нему.
– Да?
– Мы уверены в том, что существует отдельное трастовое соглашение, отменяющее сделку, – сказал де Вофрелан.
Взгляд Бланке, похожий на взгляд рептилии, вернулся к Левалю.
– Такое соглашение существует, герр Леваль? Помните, вы находитесь под присягой.
– Насколько мне известно, нет.
– Мой клиент подпишет аффидевит, – вмешался адвокат Леваля.
– Тихо!
– Но я…
– Я сказал, тихо! – Курт Бланке хлопнул ладонью по столу и снова уставился на банкира. – Герр Леваль, вы знакомы с Феликсом Амио?
– Да. Он инженер в области самолетостроения.
Это было чересчур. Коко отодвинула стул и встала, вцепившись в край стола. Она повернулась к Курту Бланке.
– Глупости! Что, по-вашему, авиационный инженер понимает в управлении парфюмерной компанией? Ничего, говорю вам! Он ничего не знает о необходимой творческой работе, о товаре, о потребителях и о бизнесе. – Она ткнула пальцем в Леваля. – Это просто смехотворно. – Ее голос прервался.
– Немедленно сядьте на место, мадемуазель.
Коко моргнула, но край стола не отпустила. Шпац коснулся ее руки.
– Коко, – сказал он негромко, почти прошептал. Она обвела взглядом мужчин, сидевших вокруг стола, и медленно опустилась на стул.
На мгновение в комнате воцарилась полная тишина. Даже оркестр на улице перестал играть. Коко вскинула голову, убрала завиток со лба и заткнула его за ухо.
Курт Бланке вернулся к допросу банкира.
– Герр Леваль, вы утверждаете, что доли в компании перешли к этому Феликсу Амио. Это мужчина еврейского происхождения?
Леваль покачал головой.
– Я не знаю. Я так не думаю.
– Тогда мы это выясним. – Положив руки перед собой на стол, Бланке повернулся направо.
– Полковник Экерт, прошу вас дать поручение вашим людям немедленно выяснить местонахождение господина Амио и доставить его для допроса. – Он принялся катать по столу ручку, явно погруженный в глубокие раздумья.
Наконец, он посмотрел на свои часы.
– К сожалению, уже становится поздно. Но мы вынуждены попросить вас задержаться, господин Леваль. Нам необходимо все выяснить.
У банкира расширились глаза.
Его адвокат со скрежетом отодвинул стул и вскочил.
– Герр Бланке, мой клиент – гражданин Швейцарии. Я протестую!
Бланке повернулся к адвокату.
– Ваш клиент останется с нами, а вы уйдете. – Коко заметила, как дернулся кадык на шее Леваля, когда он сглотнул. Его адвокат не сдвинулся с места. – Вы немедленно уйдете, – добавил Бланке, и его голос прозвучал зловеще. Мужчина помедлил, потом закрыл свой портфель. Положив на мгновение руку на плечо банкира, он взял портфель и повернулся, чтобы уйти. Леваль проводил его взглядом до двери.
– Хорошо. – Бланке перегнулся через стол и что-то сказал стенографистке. Та кивнула. – Теперь, когда порядок восстановлен, мы продолжим. – Он указал пальцем на Анри Леваля. – Прошу вас тщательно обдумать ваши ответы на те вопросы, которые я собираюсь вам задать.
Стенографистка ждала, держа ручку наготове.
– Напоминаю, что вы находитесь под присягой.
Леваль на мгновение закрыл глаза, потом кивнул.
Бланке заговорил, подчеркивая каждое слово.
– Герр Леваль, вы знаете о существовании трастового соглашения или любого иного соглашения, существующего между Пьером Вертхаймером или его братом и Феликсом Амио, которое могло бы сейчас или в будущем отменить обсуждаемую здесь покупку и передачу компании?
Голос Леваля дрожал, но ответил он быстро.
– Нет, герр Бланке. Насколько мне известно, такого соглашения не существует.
– Правда ли то, что представленные вами суду сертификаты были подделаны и подписаны задним числом?
– Нет. – Леваль энергично покачал головой. – Нет!
– Правда ли то, что Пьер Вертхаймер и его брат надеются, что в случае окончания войны не в пользу Германии они снова потребуют вернуть им «Общество Мадемуазель» и духи Chanel? Правда ли, что Феликс Амио – это подставное лицо и что ему заплатили за владение акциями в период войны, чтобы защитить собственность Вертхаймеров от конфискации в соответствии с нашими законами?
– Я не могу знать, что на уме у другого человека, но мне ничего не известно о таком соглашении. Господин Амио заплатил цену покупки во время совершения транзакции, герр Бланке.
– И у вас есть доказательства оплаты?
Лицо Леваля побелело.
– Нет… Дело в том, что в швейцарском банке такая информация конфиденциальна.
– Как неудачно для вашего клиента, что вы не можете подтвердить платеж господина Амио, проведенный до того, как фатерлянд завладел Францией. Для всех заинтересованных лиц было бы лучше, если бы вы признались прямо сейчас.