И тут она увидела нечто такое, что запомнится ей на всю оставшуюся жизнь. Сами собой из подставки одна за другой принялись выскакивать пробирки и выливать свое содержимое в большую колбу.
Присев на краешек стула по причине самопроизвольного подгибания коленок, Крокодил, прикрыв, чтобы удержаться от крика, рот ладошкой, огромными от ужаса глазами следила за полетами пробирок и, рефлекторно прочитывая на их стенках химические знаки, выстраивала в уме формулы реакций, происходящих сейчас в колбе. Последняя из этих формул выглядела так:
2Н2 + О2 = 2Н2 + 136,74 ккал;
что означает: компоненты полученной в результате невероятных полетов колб смеси водорода и кислорода (называемой химиками «гремучим газом») в случае возгорания войдут в данную реакцию, и это вызовет выделение большого количества тепла. Говоря проще, рванет.
Словно подслушав ее мысли, со стола соскочил и взмыл в воздух спичечный коробок. Зависнув над столом, он открылся, и выползшая из него спичка шаркнула о коричневый бочок. «Ай!..» – тихонько прокричала Крокодил. Но было поздно. Она только и успела, что соскочить со стула и прижаться спиной к доске.
Маша, собственно, и хотела взрыва. Она была уверена, что если слить несколько веществ и поджечь полученную смесь, та обязательно взорвется. Как бы не права она ни была, на этот раз она таки угадала.
Взрыв потряс школу. Стекла из окон кабинета химии вылетели со звоном, слившимся с криками ребят и воем пожарной сигнализации. Отброшенная взрывной волной к первой парте, Маша терла обожженные руки и истерически хохотала. Химичка в глубоком обмороке сползала по стенке на пол. А из коридора доносился топот бегущих к месту происшествия людей.
… – Так и знай, – кричал на Машу рассерженный седой директор, – даром тебе эта выходка не пройдет! Так и передай своей мамочке!
– Но я не вижу ее, не вижу… – причитала химичка.
А не понимавший, что она имеет в виду, директор успокаивал ее:
– Ну ничего, ничего, это шок, это пройдет, все целы и невредимы, ничего не случилось.
… Для одноклассников Маша оставалась видимой, и они с наслаждением лицезрели разыгранный ею у доски спектакль. Теперь, провожаемая их восхищенными взглядами, Маша, подавленная мыслью о предстоящем тяжелом разговоре с матерью, шла по коридору второго этажа. И тут случилось то, ради чего она готова была бы пережить десяток подобных разговоров – ее догнал Леша Кислицин и САМ обратился к ней:
– Что тебе будет?
– Не знаю, – улыбнулась Маша и почувствовала, как улетучивается тяжесть с ее души. – Кажется, из школы выгонят.
– Ну и черт с ней, с этой школой, – сказал Леша, – ты и не жалей. Я, между прочим, тоже ухожу отсюда. Предки в новом микрорайоне хату получили. Обидно, конечно, в чужом классе школу заканчивать: последний звонок, все такое… Но с ребятами-то я буду встречаться. А учителя меня здешние достали – один понт, а знаний – ноль.
Он проводил ее до дома. Впервые мальчик провожал ее до дома. И сразу не какой-нибудь бросовый, а именно ее Атос. Они еще несколько минут проболтали возле ее подъезда, и она, словно на крыльях, взлетела на свой этаж, беспрестанно повторяя адрес лешиной новой квартиры, который он ей только что продиктовал, и номер телефона: 32-12-43. Дома все это было занесено в блокнот и любовно окружено маленькими рисованными розочками.
А вечером того же дня на семейном совете было бесповоротно решено отправить ее к отцу в Питер. Идею эту высказал отчим; мать прослезилась, не желая отпускать дочку так далеко, но ей на работу уже успели позвонить из гороно и предупредить, что после сегодняшнего ЧП в ЭТОЙ школе Маше уже не учиться. «Да и вообще, может быть, стоит обратить внимание на профессионально-технические училища? Так много отличных специальностей…» И иного способа наиболее безболезненно замять это дело не знала и она. С мыслью о скорой разлуке пришлось смириться. Тем более, что как бы ни было тяжело, но таким образом автоматически решался вопрос и об отношениях Степана Рудольфовича с падчерицей-невидимкой. А отношения эти обещали быть сложными.
Значит – в Петербург. В Питер!
Мери
1.
Она сидела в углу тесного, но уютного кафе «Охта» на Тульской и, с наслаждением чередуя глоточки сдобренного коньяком кофе с затяжками сигареты, наблюдала в щелку между шторами суету автомобилей на Большеохтинском мосту. Вообще-то курила она немного, скорее баловалась, но после «дежурства» – после суток вынужденного аскетизма – грех было не закурить.
Здесь, в «Охте», вечерами паслась одна и та же, давно набившая ей оскомину публика, но так уж вышло, что в свое время именно тут она с неожиданной, выгодной для себя стороны узнала Якова, тут стала брать у него задания и получать заработанное.
Сейчас вместе с отцом, его второй женой – миловидной и очень тактичной брюнеткой Варварой Сергеевной – и парой трехгодовалых братьев-близняшек она жила в трехкомнатной квартире, совсем в другом конце города – на Васильевском. Но четыре года назад, когда она как снег свалилась отцу на голову, он в ожидании этой квартиры ютился в комнатке институтского общежития, окна которой выходили на Охтинское кладбище. Было тесно, и забегаловка эта – «Охта» – была ближайшим к ее жилищу «очагом культуры».
Полтора года, пока учеба в ее новой школе шла в первую смену, именно тут вечерами после занятий Маша и оставляла все присланные мамой деньги. И как же ей их не хватало! Но когда со второго полугодия девятого класса их перевели во вторую смену, она начала застревать в «Охте», до школы не доходя. На том ее учеба и закончилась. И денег стало не хватать еще сильнее.
– Хелло, Мери! – прервал ее воспоминания Яков, подсаживаясь и закуривая.
– Привет.
– Ну и чем же ты порадуешь меня сегодня? Надеюсь, как всегда – исчерпывающей информацией? – он положил свою ладонь на ее руку, но она демонстративно сбросила ее и ответила подчеркнуто бесстрастно:
– Значит, так. Снова ты меня подставил. Снова муж, жена и кто-то третий. Сколько раз я просила тебя: давай нормальные дела – шантаж, кровная месть, что угодно! Только избавь меня от семейных разборок. Ревнивые мужья и неверные жены! Меня колотит от слова «семья». Или ты мне не доверяешь? Я себе работу найду, будь спокоен…
– Ну что ты. Мери, что ты?.. Не заводись. Откуда я знал, что это дело раскрутится именно так? Клиент сообщил только о двух покушениях на него. О причинах он даже не догадывался, кто же мог предполагать?..
Яков прав. Собственно, она и без его разъяснений понимала, что банальность этого задания – не его вина. И вовсе не собиралась скандалить. Но его холеная мордочка и его фамильярность с ходу вывели ее из себя.
– Ладно, – махнула она рукой, – записывай.
Она продиктовала имя, фамилию и адрес человека, организующего покушения на ее клиента – Деева С. И. Она сообщила также, что человек этот – любовник Лизы, жены клиента. Она указала названия и адреса двух кафе, где обычно встречались любовники, сообщила день и час их ближайшей будущей встречи, пояснила, что, встретившись, они будут обсуждать план третьего и теперь уже обязательно УСПЕШНОГО покушения.
– Ай да Мери! – восторженно хлопнул себя по коленке Яков. – Ай да Маша – Пинкертон! Держи! – Он протянул ей вынутый из дипломата конверт с деньгами. Она, не пересчитывая, сунула его в сумочку, а Яков продолжал: – Когда же наконец ты расколешься? Ты же в курсе: я профессионал, я сыскное дело, как азбуку, знаю. Невозможно обычными методами выполнять самые сложные задания так быстро и качественно. Работаешь же ты за деньги. А за секрет я отвалю тебе сразу сто штук баксов. Сто пятьдесят. Без волокиты. Хочешь, даже авансом, я же тебе верю.
– А я тебе – нет. Потому что знаю тебя «от и до». Сейчас у тебя таких бабок нет даже близко. Мотор свой ты продавать не станешь, скорее мать продашь. Значит, займешь. А после – просто меня грохнешь, заберешь деньги и долг вернешь.
– За кого ты меня держишь?
– За того, кто ты и есть. Не отдашь ты эти деньги, сдохнешь скорее. А сейчас я тебе нужна, и ты меня не тронешь. Даже беречь будешь. – Они помолчали. – Да и не в этом даже дело, – продолжала она, смягчившись, – я же тебе тысячу раз повторяла: мой метод – единственная информация, которую я не продаю. «Ноу хау». Лучше вот что. Передай Дееву, что за повторную оплату я готова узнать с точностью до единого слова, о чем будут говорить его жена с дружком. А если утроит сумму, будет ему и охрана с полной гарантией безопасности.
– А не круто берешь?
– Не круто. Я его знаю. Для него это – мелочь, не деньги. Кстати, двадцать процентов – твои.
– Заметано.
Яков резко поднялся и, нарочито дружелюбно подмигнув ей, двинулся к выходу.
Ситуация, конечно, идиотская: ей приходится передавать клиенту условия через посредника, в то время как сама она уже почти неделю живет у этого самого клиента дома, следит за каждым его и его жены шагом, знает о нем такое, чего не знают даже самые близкие ему люди…
Правда, сам он, Деев Сергей Ильич, директор роскошного ресторана «Универсаль» на Невском, об этом даже и не подозревает. Ведь для него, его жены и даже для любовника его жены она невидима.
Как пришла она к этому странному бизнесу?
Три года назад Яков был заочником-студентом ее отца и частенько захаживал к ним – то зачет пересдать, то получить консультацию. Визиты его особенно участились с появлением Маши. Как это ни прискорбно, Яков попросту положил на нее глаз. Но дальше совместного просиживания вечеров в «Охте» дело у них не зашло, ведь к тому времени она уже основательно осознавала собственную исключительность и через это напрочь избавилась от естественного для подростка обилия комплексов. И голыми руками, к чему привык Яков, ее было не взять.
В одной из бесед в кафе, желая поразить ее воображение, он открыл, что, официально числясь секретарем адвокатской конторы, он параллельно занимается частным сыском, имеет небольшую, но надежную сеть агентов. А за поставку клиентов выплачивает вознаграждения юристам конторы, ведь те часто сталкиваются с желанием своих собеседников кого-либо выследить или что-либо нелегально выяснить.