Но они остались большими друзьями – теми же старыми добрыми «Пронырами». Оба теперь были среди движущих пружин Ближнего Востока и оба хотели увидеть Фейсала королем Ирака. Когда Лоуренс ушел, Гертруда навестила с кратким визитом Черчилля и его жену Клементину в их апартаментах, и на следующий день началась работа.
Кокс сказал Черчиллю, что временный Государственный совет, подчиненный британцам, вскоре будет заменен новым органом власти, предпочтительно арабским правителем. Как сообщила Гертруда, имелось несколько кандидатов: лидер суннитов, накиб Саид Абдул Рахман (он стар и наверняка откажется), турецкий принц, шейх Мухаммары. И были два серьезных конкурента: Фейсал и менее полезный Саид Талиб.
Талиб, сын накиба Басры, был примечательной фигурой, пользующийся популярностью на месте, политически хитроумный и однажды охарактеризованный Гертрудой как «неуправляемый». В настоящий момент министр внутренних дел, он злился за то, что его не включили в делегацию в Каир. Он был известный убийца – по крайней мере известно, что за ним числились убийства, – и во время войны пытался продать свои услуги по бешеной цене либо туркам, либо британцам. В Индии его арестовали, но впоследствии освободили благодаря вмешательству А. Т. Уилсона и британской администрации в Багдаде: как-никак он принадлежал к важной иракской семье, его отец был главой мощной суннитской фракции в южном Ираке. Недавно Талиб помогал британцам гасить бунт в Багдаде и Басре и пытался втереться в доверие к Гертруде в вечер накануне отъезда в Каир, как она впоследствии вспоминала:
«Между стаканчиками виски он шептал мне на ухо все более задушевным тоном, что всегда относился ко мне как к сестре, следовал моим советам и сейчас только во мне видит единственную свою надежду и опору. А я, чувствуя, что его амбиции никогда не будут удовлетворены и удовлетворять их ни в коем случае не следует, могла только бормотать в ответ бесцветные выражения дружбы».
Кокс, Гертруда и Лоуренс изложили на этой конференции свои доводы в пользу Фейсала. Он был героем войны и храбрым союзником британцев во время восстания. Он отличался благородством, умел воодушевлять – и был под рукой. Черчиллю также импонировал тот факт, что Фейсал даст британцам некоторое преимущество перед своим отцом шерифом Хусейном и своим братом Абдуллой. И он согласился. Голосование прошло в пользу Фейсала. Черчилль телеграфировал на родину, подчеркивая то, что было для него главным пунктом: «Сын шерифа Фейсал дает надежду на лучшее и наиболее дешевое решение». «Мы за две недели провернули больше работы, чем раньше нам удавалось за год, – писала Гертруда Фрэнку Бальфуру. – Мистер Черчилль восхитителен, всегда готов идти навстречу и одинаково искусен в руководстве большим политическим собранием и в проведении малых политических комитетов, на которые мы распались».
Ирак Гертруды начинал приобретать форму. Небольшой комитет, в который вошли она, Кокс, Лоуренс и иракские министры, взялся за работу, не считаясь со временем и географией. Для суннитского лидера в стране с шиитским большинством происхождение по прямой линии от Пророка должно было оказаться козырной картой. Эмира следовало немедленно пригласить в Багдад, до начала выборов правителя. До того он должен посетить Мекку, чтобы его кандидатура была объявлена оттуда. Чем дальше он двигался на восток, тем сильнее росла его поддержка. Черчилль телеграфировал домой: «И Кокс, и мисс Белл согласны, что, если следовать выбранной процедуре, появление Фейсала в Месопотамии приведет к его общему признанию».
Вторым большим вопросом для обсуждения – в том, что касалось Гертруды, – была Палестина. Черчиллю приходилось иметь дело со множеством конфликтующих вопросов: ему требовалось определить с французами удовлетворительную границу между Палестиной и Сирией, еще одну на юге между Палестиной и Египтом. Он должен был сдержать обещание национального очага для евреев, одновременно не нарушив обещание полумиллиону живущих в Палестине арабов, что они получат самоопределение. И более того: какое бы правительство ни установил он в Палестине, оно не должно стоить Британии больше, чем нынешние шесть миллионов в год. По мере хода конференции ему казалось, что решение найдено. К востоку от реки Иордан будет создано новое арабское государство. В конце концов названное Трансиорданией, оно получит арабское правительство, и возглавить его пригласят Абдуллу. К западу от Иордана евреям будет позволено селиться среди арабов, но Британия продолжит контролировать эту территорию согласно мандату. Кроме того, вероятно, это Лоуренс повлиял на его решение расширить границы мандата на юг к Акабе и вставить клин между все более угрожающим Ибн Саудом и британцами в Египте.
Черчилль проинструктировал Герберта Сэмюэла, верховного комиссара Палестины, ограничить свою ответственность землями к западу от Иордана, где будут селиться евреи, и дал ему еврейские войска для защиты данной территории. Гертруда считала, что это прямой путь к катастрофе. Она соглашалась с комментариями сэра Уиндэма Дидса, идеалистического сиониста, который не мог скрыть своей тревоги по поводу принятых решений о Палестине. В частном разговоре Дидс как-то выпалил: «Есть у нас политика? Наше правительство знает, что делает? Если спросить мистера Черчилля, как он себе представляет положение в этих арабских странах через двадцать лет, может он вам дать хоть самый туманный ответ? Он не знает, и он не думает. В том, что мы делаем, нет никакой координированности».
Гертруда была откровенна в своей оппозиции сионизму с начала и до конца. Она писала Домнулу: «Французы в Сирии и сионизм в Палестине создают неодолимый барьер для того, чтобы действовать с арабами честно. Честная политика, возможно, только у нас в Месопотамии… Тупик в Палестине очень заметно отличается от того, в который уперлись в Сирии: выход совершенно очевиден, а именно – бросить сионистскую политику».
В своих предсказаниях она оказалась права. Уже в июле 1922 года арабы откажутся признавать декларацию Бальфура, отвергнут палестинский мандат, выданный Британии Лигой Наций, и начнется истребление евреев в поселениях арабскими толпами.
Когда конференция закончилась, к Гертруде на несколько дней приехал ее отец. Как и Черчилль, он хотел поговорить о финансах. Империя ее деда была на грани краха. Стоимость акций компании «Дорман Лонг», в которой сэр Хью и сэр Артур Дорман владели большей частью капитала, начала падать. Чтобы поднять цену акций, они стали их скупать, но спад в компании от этого только ускорился. Гертруда впервые в жизни почувствовала, что также должна обратить мысли к теме денег. Ее собственные финансы, как всегда, находились на периферии ее интересов: жизнью ее была работа, а предметы роскоши не интересовали. И все же она почувствовала, что тоже должна чем-то пожертвовать. По возвращении в Багдад она вскоре так погрузилась в работу, что не смогла придумать ничего лучше экономии на перьях. Она написала Флоренс с просьбой прислать синего трикотина в достаточном количестве, чтобы Мари сшила ей платье для офиса, и еще попросила выслать для шляпника отрез на шляпку к платью, «украшенную красновато-коричневыми перьями, фазаньи подойдут… страусовы не надо, слишком дорого».
Перед тем как начать какие-то публичные действия для продвижения Фейсала, нужно было подождать, пока Черчилль проконсультируется с кабинетом и получит согласие правительства его величества на участие Фейсала в выборах. Период ожидания оказался короткими каникулами для багдадских британцев, находящихся в радостном настроении. Очень давно уже не слышали в офисе шуток, но сейчас снова зазвучал смех. Гертруда добавила замечание о шейхе, в числе других приглашенном на концерт, где музыкант – некто капитан Томас – исполнял «Патетическую сонату». «После концерта спросили, как ему понравилось. “Валахи! – ответил он. – Кош Дакка! (Видит Бог, отлично стучит!)”».
В этом антракте Гертруда была занята текущими дебатами о том, что надо будет сделать с Ктесифоном, наиболее известным местом раскопок в Ираке, чтобы спасти большую фасадную стену, которая начала заметно клониться наружу. Еще Гертруда виделась со своим другом Хаджи Наджи, огородником и садоводом из Аль-Каррады неподалеку от Багдада, ради чьего приятного общества она много раз ездила в деревню. «Хаджи Наджи… соль земли… необычная замена подруги, но лучшая, которую я могла найти». Они гуляли и сидели под абрикосами и шелковицами, которые как раз созревали, ели свежий салат. Иногда он приезжал к ней домой поговорить о политике или доставить корзину фруктов и овощей, накрытую букетом цветов. Этот садовод был твердым сторонником Британии и поддерживал правление эмира из шерифов. Его дружба с Гертрудой была ему одновременно и в помощь, и в тягость. Живя с семьей одиноко в селе, он до некоторой степени являлся привлекательной целью для национал-экстремистов и иногда должен был выставлять вокруг дома по ночам охрану. Гертруда неофициально использовала его как свои глаза и уши вне города. Позже, когда эмир прибыл в Басру, она представила старика Кинахану Корнуоллису, который был назначен помощником Фейсала, и Хаджи Наджи со своей партией устроили Фейсалу встречу.
Через три месяца после каирской конференции каникулы закончились, и события понеслись быстрее. Фейсал двинулся из Мекки в Ирак и должен был прибыть в Багдад к концу июня. У Гертруды попросили консультацию по поводу временного флага Ирака, убранства улиц в честь прибытия Фейсала, и она стала проявлять необычную для себя нервозность.
«Я думаю, что Фейсал в достаточной степени политик, чтобы понять: он должен привлекать на свою сторону старшее, более осторожное поколение, в то же самое время не охлаждая особенно энтузиазм своих более горячих сторонников».
В Каире Черчилль спрашивал, может ли администрация организовать выборы в пользу Фейсала: «Вы уверены, что на месте выберут его?» Западные политические методы, добавил он, «не обязательно применимы на Востоке, и избирательную базу следует организовать». Это была не столько рекомендация, сколько приказ. Отвергнутый Фейсал стал бы катастрофой, и весь арабский вопрос открылся бы заново. Кокс выполнил эту директиву буквально. Не могло быть со