Bit Akalum». Танцевал под чарующий голос Тессы.
Я уверена, Хакан сеял столько же горя и страха, как и любой демон, но моя ошибка до сих пор жжет, как раскаленная игла в груди. Когда я впервые осознала, что убила не того Жнеца, сожаление жалило лишь из-за страха быть пойманной, особенно под постоянной угрозой Эмбер. Но сейчас? Сейчас я смотрю на демонов и задаюсь вопросом, откуда взялась их тьма. Хотели ли они ее. Возможно, это не просто их природа. Возможно, груз наших заблуждений держит их в тенях, которых они никогда не хотели.
Аглаопа молчит, просто ждет, пока я проглатываю эти мысли, от которых язык будто пересыхает, а ресницы становятся влажными.
— Барбоса выдал меня Царству Теней спустя годы, — тихо говорю я. — Эдия помогла мне инсценировать смерть, чтобы избежать жатвы. В конце концов я убила Сарно. Когда пришло время.
— Ты сожалеешь об этом? — спрашивает сестра, беря меня за руку.
— Нет, — отвечаю. — Не сожалею, — и не могу согласовать это с тем, что чувствую сейчас по поводу других своих поступков. Я по-прежнему считаю, что он заслуживал этого, и каждый раз, когда вспоминаю лицо Бобби, смеющееся сквозь пламя, пока я горела на костре, удовлетворение от его смерти успокаивает ожоги, будто врезанные в мою душу. Но, возможно, мы все заслуживаем смерти в конце. Ведь я — злодей в истории его семьи.
— Ашен рассказал мне, что сделали с тобой отец Барбосы и оборотни в отместку, — говорит Аглаопа, будто мои мысли слились с ее. — Мне искренне жаль, сестра. Я не осознавала, что последствия моих действий причинят тебе столько вреда, когда все, чего я хотела, — защитить тебя.
Я полностью поворачиваюсь к Аглаопе, глядя в ее невозмутимые глаза.
— Почему ты это сделала, сестра? Почему заключила сделку с секретным, а затем с Давиной? Что ты надеялась получить?
Глаза Аглаопы перебегают между моими, будто она ищет что-то, чего, видимо, не находит. Ее улыбка становится меланхоличной, когда она отпускает мою руку, чтобы коснуться моей щеки, с нежностью проводя пальцами по коже.
— Нашу свободу.
— Я не понимаю. Мы покидали Анфемоэссу, когда хотели, когда у нас были средства. Мы могли идти куда угодно.
— Но без воспоминаний мы никогда не были по-настоящему свободны, — говорит она, и в ее голосе звучит решимость, будто ее цель не умерла вместе с ней все те годы назад. — Мы всегда были в ловушке отсутствия нашего прошлого. Почему нас оставили там? Почему наши семьи бросили нас? Были ли мы бессмертными существами изначально или нас сделали такими? Что, если мы должны были исполнить великое предназначение, о котором не помнили? Не зная этого, я всегда чувствовала, что мы в опасности. Другие вампиры, которых мы создали, покинув остров, никогда не были такими сильными, как мы. Они были другими, — Аглаопа смотрит вниз на двор. Свист стрел, лязг мечей, песок под тяжелыми ботинками. Только она слышит эту симфонию так же, как я. — Я хотела убедиться, что мы сможем быть по-настоящему свободны. Когда Сессум предложил мне это в качестве награды, я не могла отказаться.
Снизу раздается барабанный бой из скрытой ниши в тени, и солдаты перемещаются по часовой стрелке. Ашен следует за группой, тренировавшейся с луками, бросая взгляд на балконы. Он чувствует мое присутствие и смотрит в нашу сторону, но не видит нас. Я делаю шаг в свет, и он слегка кивает, с намеком на улыбку, на которую я отвечаю, прислоняясь к колонне. Аглаопа встает рядом, и мы наблюдаем, как начинается следующий раунд тренировок.
— Я взяла это для тебя, — Аглаопа кладет на перила маленькую коробку цвета лесной зелени. — Свадебный подарок.
Смотрю на сестру, она улыбается, пока я открываю коробку. Внутри — золотое кольцо с квадратным аметистом, окруженным бриллиантами, как в моем обручальном кольце.
— Оно прекрасно, — говорю я, надевая его на безымянный палец правой руки.
— Ашен разрешил мне съездить на Анфемоэссу с охраной и привезти аметист с западных скал острова. Помнишь те камни?
Смеюсь, разглядывая отполированный камень и поворачивая руку на свету.
— Конечно. Партенопа делала из них красивые серьги с золотом, которое собирала с убитых моряков, — прижимаю руку к сердцу. — Спасибо, сестра. Мне очень нравится.
Ашен снова смотрит в нашу сторону. Я поднимаю руку и шевелю пальцами. Он на мгновение улыбается, затем возвращается к тренировке групп с мечами.
— Жнец, влюбленный в вампиршу, — ухмыляется Аглаопа, качая головой. — Только ты могла оказаться в такой ситуации и выйти сухой из воды.
— Обожаю выходить сухой из воды.
Аглаопа усмехается.
— Знаю, сестра. Ты всегда умела. Наверное, некоторые вещи не меняются, сколько бы времени ни прошло.
Снизу раздается свист, отличающийся от звука стрел.
Хватка сестры на моем запястье становится сильнее. Чашка выпадает из рук, проливая кровь с ароматом кардамона, меда и аниса на пол, забрызгивая мои туфли. Аглаопа резко дергает меня к себе, когда стрела вонзается в колонну, где только что была моя голова. Стрела качается, а камень треснул под серебряным наконечником.
Широко раскрыв глаза, я встречаю взгляд Аглаопы. В ее глазах горит красный вампирский отблеск защитной ярости.
Хаос внизу разрывает атмосферу между нами. Мы поворачиваемся ко двору как раз в тот момент, когда Сайрус бьет демона по ногам, заставляя того упасть на колени в пыль стрелкового сектора, пока солдаты с мечами и луками указывают на нападавшего. Ашен идет к демону, у которого рот искажен кровавой ухмылкой.
Ярость, которую я чувствую от Ашена, отражается во мне. Она разливается под кожей, нагревая плоть. В глазах — красная пелена. Сжимаю кулаки и прижимаю их к каменным перилам.
— Gassan tiildibba me zi ab, — кричу я во двор. Мой голос заполняет пространство. Бью кулаком по камню. — Alsi kunusi.
«Королева, дающая жизнь умирающим».
«Я призываю тебя».
Меч Ашена вспыхивает пламенем, его окутывает дым, но сквозь него мы видим, как лезвие рассекает живот демона. Тот кричит, ухмылка сменяется агонией, когда Ашен запускает руку в его рану и вырывает горсть внутренностей. Кишки падают в пыль, а он хватает нападавшего за волосы окровавленной рукой, заставляя того смотреть вниз, пока топчет его органы. Ашен что-то шепчет демону, но я не слышу слов — они тонут в криках. Жнец швыряет агрессора на землю. Зида бросается из тени, Ашен отступает, давая ей дорогу, и она бьет мужчину в грудь, затем тащит его через двор к арочной двери, его кишки волочатся следом, как розовая веревка, а слабеющие вопли поднимаются по каменным стенам.
Я встречаю взгляд Ашена, в глубине его глаз - угасающий страх, окрашивающий пламя ярости еще более ярким светом. Пытаюсь успокаивающе улыбнуться, но не могу заставить улыбку появиться.
— Наверное, некоторые вещи не могут измениться, как бы мы ни хотели этого, — говорит Аглаопа.
ГЛАВА 23
Пока Эдия восстанавливает силы, мы мало что можем предпринять. Когда она приходит в себя, то не может дать нам новых зацепок о планах нефилим после нападения у мистера Хассана. Уинтер и Роман получают покои, которые редко покидают, и Уинтер ясно дает понять, что не предоставит Воскресителя, пока Эдия не восстановится достаточно, чтобы колдовать для их нужд. А без Воскресителя Совет не будет полным, хотя мне удается утвердить Коула в качестве главного советника.
Между восстановлением Эдии и нападением на тренировочной площадке я держусь в тени, а Ашен мечется между допросами всех, кто хоть как-то связан с лучником, и скрытой угрозой нефилим в Мире Живых. Пока я провожу дни в покоях Эдии, наблюдая за ее улучшением, он рыщет по Царству Теней. Его беспокойство тлеет в моей лазурно-золотой метке, как уголек, что никак не может прогореть.
Поздним вечером третьего дня восстановления Эдии я возвращаюсь домой с Уртуром по пятам, входя в темные и тихие покои. На мгновение замираю в этой безмолвной пустоте, ощущая тяжесть всего, что нужно сделать, и невозможность это осуществить. Наливаю бокал «фангрии» из кувшина в холодильнике и устраиваюсь на диване с «Книгой Говорящего с Судьбой» на коленях, пытаясь разобраться в потрепанных страницах, древних символах, случайных переводах с дингира на шумерский или латынь. Но, честно говоря, трудно продвигаться в изучении нового языка или расшифровке древних заклинаний, когда беспокойство разъедает кости.
Может показаться неожиданным, но я очень рада, когда Ашен врывается в дверь, как настоящий падший ангел — весь в дыму, искрах и бездонной ярости. Дверь захлопывается за ним, а хвост Уртура стучит по ковру, будто так и должно быть.
Закрываю книгу и наблюдаю, как Ашен снимает ножны и швыряет меч на столик сжатым кулаком. Он направляется к буфету, его змеиные крылья трепещут за спиной в облаке черного тумана. Достает стакан, наливает бренди, выпивает залпом и тут же наливает снова.
— Хороший день? — коварно улыбаюсь я, откладывая книгу на журнальный столик и выпрямляясь.
Ашен хмуро смотрит на меня через край стакана, ярко-алые кольца окружают черное пламя в его зрачках. Моя улыбка растет.
— Вижу, крылья вернулись. Кому мне передать благодарности?
— Думану, — выплевывает он имя, будто оно гнилое на вкус.
Наклоняю голову, сужаю глаза.
— Думан из Дома Мушуссу? — спрашиваю я, Ашен кивает, допивает и снова наливает. — Что с ним не так?
— Он расстроился из-за отмены охоты в этом году.
— Охоты? На кого?
Ашен бросает взгляд, говорящий «ты не хочешь знать». Мое предположение — ползуны, хотя кто знает, какая еще добыча скрывается в тумане.
— Думан напился в «Bit Akalum» и решил взять дело в свои руки. Выпустил всех гиен. Я провел последние несколько часов с Сайрусом, собирая их.
— Почему не позвал меня? Я бы помогла.
— Нет, — ярость вспыхивает в его глазах. — Тебе не должно быть дело до тупого поведения демонов, которые не могут держаться в строю.
Гнев и разочарование исходят от Ашена, заполняя комнату, даже когда он делает еще глоток, алкоголь не притупляет его раздражение. Он ходит взад