Печальная улыбка скользит по ее губам.
— Люблю… всегда…
И ее больше нет.
Пламя на клинке гаснет, ее сущность рассеивается, исчезает из моей груди, оставляя после себя невидимую, кровоточащую рану.
Голоса, движения. Я так крепко зажмуриваюсь, что вижу пульсацию в темноте. Руки больше не держат меч. Ладони упираются в землю, руки дрожат, ногти впиваются в сырую почву. Это пробуждает воспоминание: я царапаю путь назад на Анфемоэссу, чтобы отомстить за сестру мечом и заклинанием. Раздается ужасный звук, будто вой ветра в окно во время бури. Когда меня поднимают с земли, и давление в голове немного ослабевает, я понимаю: этот звук издаю я.
— Я с тобой, вампирша, — шепчет Ашен. Мое тело заключено в его крепкие объятия, он разворачивает нас, но я не открываю глаз. Просто плачу. Плачу, чувствуя, что сейчас тресну пополам. Рыдаю, пока шок от горя не сменяется бездонной мукой. Если в этом море есть берег, я его никогда не найду.
— Я предала ее, — говорю я. Голос скрипит, как заноза. — Я отправила ее обратно.
— Аглаопа сделала свой выбор. Ты выбрала миры. Ты защитила тех, чьи судьбы не тебе решать, любимая. Правильные решения часто приносят самую сильную боль, — Ашен обнимает крепче. Я не поднимаю головы, когда Эдия шепчет его имя. Он закрывает мне ладонями уши, но это лишь приглушает звук меча, извлекаемого из груди Аглаопы. Я все равно слышу. Все равно чувствую ритм ее бьющегося, лишенного души сердца.
Ашен снова обнимает меня, когда все заканчивается, и я перевожу затуманенный взгляд на Эдию, которая поднимает камни с травы, и их гул становится громче.
— Они говорят со мной, — шепчет она, переводит взгляд с камней на врата. — Я не понимаю слов, но знаю, что делать.
Эдия направляется к вратам. Держит камни перед собой, как подношение, их гул усиливается с каждым шагом. Поднимается ветер, но теперь он мягкий, будто направляет истинного хранителя туда, где ей положено быть.
Эдия поднимает камни к мерцающей завесе света, протянувшейся от арки до земли. Когда она убирает руки, камни остаются висеть в свете. Они начинают светиться изнутри, затем трескаются, слепящий свет прорывается сквозь разваливающиеся оболочки. Камни с громким щелчком распадаются и исчезают, завеса света растворяется в ветре. Земля дрожит под ногами, врата рассыпаются, будто мгновенно пережив века. Арка падает, лишь один зазубренный край остается, торча в небо, как клык.
Дрожь прекращается. Ветер стихает. Мы долго стоим в тишине, наблюдая, как пыль оседает на обломках. В последний раз окидываю взглядом деревню, пытаясь представить, какой она была. Но на самом деле я не здания пытаюсь увидеть. Не свой домик слева от круга. А женщин, живших здесь со мной. В основном — ту, что стоит неподвижно рядом, ее невидящий взгляд устремлен к морю.
— Она никогда не умрет, да? — говорит Эдия, следуя за моим взглядом, прикованным к оболочке сестры.
— Нет, — шепчу я. — Не умрет.
Прежде чем Эдия спросит, что нам делать, я вырываюсь из объятий Ашена. Беру холодную руку Аглаопы. Сглатываю жжение, сдерживаю подступающие слезы, встречаю встревоженные взгляды Ашена и Эдии.
— Ждите здесь. Я знаю место. Скоро вернусь.
Они молча кивают, когда я отворачиваюсь, уводя сестру за руку. Позволяю слезам течь, когда они не видят.
И они не останавливаются.
Не замедляются, когда я веду сестру к пещере, смотрящей на западный горизонт. Продолжают литься, пока я усаживаю Аглаопу на камень, обращенный к морю. Смешиваются с рыданиями, когда я вытаскиваю каждый звездный клинок из ее спины голыми руками. Принимаю боль, когда ладони разрезаются. Плачу, разговариваю с сестрой, которая не реагирует на описанные мной сцены — воспоминания о нас на этом острове, каждое из которых — история любви.
Когда заканчиваю, опускаюсь перед сестрой на колени. Беру ее руки. Целую щеки. И оставляю ее в пещере, одну, несущую вечную вахту у моря.
Слезы все еще текут.
Боюсь, они никогда не закончатся.
ГЛАВА 37
Боль утраты никогда не уходит. Она лишь меняет форму. Я могу не думать о ней каждый день, но она всегда со мной. Иногда это ощущается острее. В какие-то дни я не могу выбросить ее из головы. В другие — думаю не столько о самой потере, сколько о прекрасных воспоминаниях о сестре. Я помню, как ее руки обнимали меня в Памуккале. Аромат ее волос будто до сих пор витает в моих мыслях. Вспоминаю, как ее напевы превращались в песни в доме на утесе, пока мы с Эдией разбирали завалы. Помню, как Эрикс отрывался от работы над гобеленом, чтобы слушать песню со слезами на глазах. Сейчас я стою перед этим восстановленным изображением, но не вижу его. Вижу только Эрикса, аплодирующего ей, и смех сестры, ее вращение и поклон в ответ на овации.
Часто эти воспоминания ранят так же сильно, как и ее отсутствие.
Прошло несколько недель с тех пор, как я отправила душу сестры обратно в Царство Теней. Когда мы нашли ее, бесцельно бродящую в лабиринте сада за Домом Урбигу, я даровала ей вечный покой ядом с моего катаны. Ее тело все еще на Анфемоэссе, смотрящее в море. Ее душа больше не будет страдать в этом мире. Тот момент, когда пришлось отпустить ее навсегда, казался самым тяжелым.
С каждым днем становится чуть легче. Но только не сегодня.
Пять тысяч сто четыре года назад меня вынесло на берег другим человеком — без памяти, помня лишь свое имя.
«Не бойся. Я позабочусь о тебе».
Я сижу на краю утеса, с которого прыгнула несколько недель назад. Ноги болтаются над пропастью. Когда закрываю глаза, почти чувствую, как рука Аглаопы прижимает песчинки к моему плечу после того, как я оказалась на берегу. Вижу ее улыбку так ярко, будто мы только что стояли на побережье Анфемоэссы.
— Она никогда не забывала, — шепчу я, проворачивая на пальце кольцо, которое она мне подарила. Не открываю глаз, когда Ашен опускается рядом и обнимает меня за плечи, притягивая к своему теплу. — Она так и не сказала, что все это время помнила.
— Как думаешь, почему? — спрашивает Ашен, уткнувшись подбородком в макушку и проводя пальцем по моей коже.
— Может, она считала, что боль от незнания менее мучительна, чем осознание, что собственная семья принесла нас в жертву.
— Хм, — Ашен не соглашается и не спорит. — Может, она знала, что сможет любить тебя сильнее тех, кто оставил тебя.
Мы замолкаем. Я открываю глаза и наблюдаю за волнами внизу, колышущимися под легким туманом. Уртур довольно вздыхает по другую сторону, когда моя рука погружается в его шерсть.
— Как ты справлялся все это время, Ашен? Как ты с этим живешь?
Жнец тихо смеется, и в его смехе звучит грусть. Он целует меня в висок.
— Потребовалось много времени, чтобы понять это, вампирша. Думаю, я по-настоящему осознал это только тогда, когда дерзкая вампирша прошептала заклинание, чтобы спасти меня, а затем ударила по голове за сырной лавкой в странном городке.
— Умная, видимо, девушка.
— И безрассудная.
— Все знают, что это лучшая комбинация для вампира.
Ашен снова улыбается и крепче сжимает мое плечо.
— Пойдем, вампирша, — говорит он, целуя меня. — У меня есть то, что помогает, и я покажу тебе.
— Звучит подозрительно, как сюрприз, — отвечаю я, пытаясь найти энтузиазм для одной из его затей, хотя мне не очень хочется.
— Так и есть. И я обещаю, оно того стоит. Увидишь.
Ашен подталкивает меня, без слов предлагая встать. Он поднимается и протягивает руку, я принимаю ее, и мы идем обратно к нашему дому на утесе, а шакал следует за нами. Уртур остается в саду скульптур, когда мы спускаемся по лестнице и переступаем порог недавно починенной двери, направляясь к общине демонов, живущих в тумане.
Мы идем прямиком в «Kur», где нас уже ждут Эрикс, Эдия и Коул.
— Что происходит, Жнец? — спрашивает Эдия, обнимая меня. — Эти двое ничего не говорят. Поверь, я пыталась.
— Хм. Интересно, какие методы ты использовала. Это включало песни из «Русалочки»? Пожалуйста, расскажи подробнее, — шепчу я ей в волосы. Ее запах окрашен легким нервным оттенком, но он рассеивается, когда она смеется. — Серьезно, сучка. Ты скрываешь важные детали.
— Ладно. Сегодня вечером достанем текилу, и я все расскажу, — Эдия целует меня в щеку и не отпускает мою руку, когда мы поворачиваемся к Ашену. — Ладно, демон. Говори, что тут происходит.
Ашен сдерживает улыбку и блеск в глазах, кивая Эриксу.
— Мы отправляемся в небольшое путешествие, — говорит ангел, снимая с шеи цепочку с ключом от Царства Света. Коул улыбается, достает из кармана ключ от Царства Теней, и они соединяют две половинки, поворачивая их в противоположных направлениях, пока не находят нужный портал.
Когда мы переступаем водянистый барьер между мирами, перед нами раскидывается Дом Добродетелей: американские горки кружат над головой, смех окружает нас, а воздух пахнет чуррос. Следы войны еще видны в мелочах — в стуке молотка по зубилу, когда каменщик чинит стену, в свежей краске на ставнях домов. Но этот мир исцеляется, и души, живущие здесь, встречают нас тепло.
— Мы идем на свидание? Это свидание на пятерых? — спрашиваю я, когда мимо проезжает маленький поезд, гудит в знак приветствия, а дети внутри машут нам. Радость пузырится в груди, прикрывая тлеющую грусть, я подпрыгиваю на носках. Замечаю, что рука Ашена не обжигает мою, и поднимаю ее — на запястье светятся белые полосы. В груди вспыхивает предвкушение, когда я встречаю его улыбку своей. — Мы идем на аттракционы? И купаться? И на серфинг?
Глаза Ашена лучатся теплом, которое он пытается, но не может сдержать.
— Я же обещал, вампирша.
Я подпрыгиваю на месте, затем пытаюсь потянуть его за собой, но он не двигается.
— Чего мы ждем, Ашен?
— Нашего гида.
Я хмурю брови, недоумение растет. Ашен сохраняет легкую улыбку, но в ней появляется мягкость. Через отметину я чувствую тревогу и ожидание. И затем улавливаю его — на легком ветерке, долетевшем до меня. Это звездный свет и шалфей, и что-то новое, свежее. Солнце на росе. Мед на тосте. Сладкий, нежный аромат. Счастье.