Лектор окончил доклад. Сидящие несколько секунд аплодировали, соблюдая нормы и этикет проведения публичных выступлений.
– Благодарим господина Айхенвальда за интересную, подробную и горячо обсуждаемую в научных кругах тему. – Белл повернулся к залу. – Пожалуйста, задавайте вопросы.
Лектор надел наушники системы синхронного перевода, но первым слово взяла его землячка:
– Скажите, пожалуйста, профессор, как я поняла, ваши лабораторные штаммы бактерий предотвращают различные заболевания головного мозга?
– Да. Совершенно верно.
– Каков более подробный механизм действия у ваших микробов?
– Более подробный механизм действия будет доступен чуть позже. Пока же я могу лишь сказать, что он основан на тонковолновых энергетических полях. Каждый атом любого из химических элементов имеет свой волновой диапазон, способный влиять, как положительно, так и отрицательно, на находящиеся рядом белки. И именно повышенная концентрация определенных химических элементов в крови приводит либо к возникновению патологических процессов, либо к их устранению или недопущению. Это же касается и определенных химических соединений. Именно определенная последовательность соединений и их количество дает необходимую волновую активность. Опираясь на огромную статистику проекта «Человеческий мозг», нам удалось вывести закономерность благоприятного воздействия ряда соединений на мозговую ткань.
– Эти химические элементы продуцируют ваши бактерии?
– Пока не в том объеме, в каком мы планировали. На данном этапе исследовательской группе приходилось добавлять нужное количество элементов посредством введения внутривенных препаратов.
– Не проще ли было изначально лечить ваших пациентов при помощи инъекций, а не подселять им в кровь чужеродные организмы?
– Не в кровь. Вы ошибаетесь. Непосредственно в мозг. Внутривенные инъекции содержат слишком большое количество ненужных химических элементов. Ту же воду, являющуюся обязательным растворителем активного вещества. Сами же химические элементы, при введении через вену, по пути следования к органу-мишени теряют необходимую концентрацию. Часть из них оседает на стенках сосудов, часть поглощается другими тканями организма, на мембранах которых есть схожие по своему строению рецепторы. Часть же, проходя через почечный фильтр, выводится в неизмененном виде из организма с мочой. Это что касается внутривенного введения. Мы пробовали и внутриартериальный. Эффект был ненамного лучше. Самым эффективным методом введения признан внутрижелудочковый путь. Но данный метод был опробован нами всего два раза, на пациентах, имевших костный дефект после перенесенных трепанаций черепа. Всем подряд проведение подобной процедуры мы все-таки сочли нецелесообразным. – Профессор усмехнулся, выдерживая паузу, чтобы аппаратура синхронного перевода смогла донести присутствующим последнюю фразу. Когда в зале стихло веселое оживление, Айхенвальд продолжил: – Сами микроорганизмы должны быть теми самовоспроизводимыми аппаратами, которые в дальнейшем будут продуцировать необходимые соединения и влиять на клеточную структуру мозга. При дальнейших исследованиях мы ожидаем увидеть в качестве отсроченного эффекта увеличение мозговой активности.
– Я правильно вас поняла, что любое повреждение мозга будет восстанавливаться самостоятельно на клеточном уровне при помощи ваших бактерий?
– Наша команда рассчитывает именно на такой эффект.
– И последний вопрос, господин Айхенвальд. На фоне набирающей популярность темы антибиотикорезистентности, которую многие ведущие мировые ученые прогнозируют к концу этого десятилетия…
– Я понял ваш вопрос. – Профессор оборвал женщину. – Мы считаем, что все так называемые аргументы, приводимые различными научными сообществами, относятся, по большей части, к теоретическим выкладкам. В настоящий момент мы можем только предполагать, что произойдет в дальнейшем. Я считаю, что оснований для паники нет. Всемирная организация здравоохранения имеет на своем вооружении еще около трех групп антибиотиков, по-прежнему доказывающих свою эффективность.
– Господин профессор. – В противоположном конце зала руку поднял какой-то молодой человек. – Дэвид Косш, независимое интернет-издание. Не планируете ли вы с вашей командой привлечь к дальнейшему исследованию другие международные институты и медицинские учреждения?
– В настоящий момент мы действительно ведем переговоры с целым рядом отечественных и зарубежных клиник. Главным сдерживающим фактором остается патент на саму процедуру, и нам приходится параллельно вести переговоры с финансирующей нас компанией.
– Проводились ли опыты на животных?
– Нет.
– А на обезьянах?
– Вас интересуют конкретно обезьяны? – раздраженно бросил Айхенвальд. – Нет. Мы не проводили испытания на животных. Вся наша работа была изначально ориентирована только на человеческий мозг.
– Не можете ли вы предположить, что было бы, если бы ваш препарат использовали на приматах?
– Я не могу понять, что вы хотите услышать? Возможно ли в данном случае повторение какого-то голливудского сценария?
– Ну, да… – усмехнулся Косш.
– Следующий вопрос, пожалуйста.
– Аманда Беккинсейл, Нью-Йоркская пресвитерианская больница. Можно ли в будущем надеяться на излечение от эпилепсии?
– Безусловно. Любые патологические очаги, приводящие к эпилептическим припадкам, просто не смогут появляться. Эпилепсия как нозология в скором времени перестанет существовать, так как само возникновение очага будет невозможно вследствие постоянной регенерации мозговой ткани.
– А психические заболевания?
– Наши турецкие коллеги пока еще не предоставили каких-либо убедительных данных на этот счет. Причина многих психических заболеваний часто лежит вне пределов органики. Однако я склонен считать, что в этой области, как и во многих других, причина кроется в генетике, а стало быть, мы в начале верного пути.
– А есть ли у ваших бактерий побочные эффекты?
– Единственный побочный эффект, который нам удалось выявить у наших лабораторных образцов, это наличие способности люминесцировать. Мы в первый раз даже испугались, когда при выключенном в лаборатории свете чашки Петри с рабочим вариантом культур начали светиться зеленоватым оттенком. Видимо, по этой же причине прямое влияние ультрафиолета снижает активность микроорганизмов.
Наташа открыла глаза.
Все помещение, в которое она вошла, было пропитано зеленоватым свечением, благоприятно воздействующим на ее самочувствие и силы. Она явственно ощущала, насколько вырос ее потенциал.
Николаева не могла знать, что это здание, столь сильно манившее ее к себе, почти век назад являлось лабораторным корпусом Института мозга человека имени Н.П. Бехтеревой, входящего в список учреждений, аккредитованных для участия в дальнейшем исследовании уникального микроорганизма.
Помещение, в котором остался без присмотра опытный образец искусственно выведенных бактерий-регенерантов, за прошедшие годы в буквальном смысле переполнилось не прекращающими активное деление микроорганизмами. С того момента, как комнаты лаборатории полностью обезлюдели, флюоресцирующие микроорганизмы через разломанные окна и короба вентиляций просочились в атмосферу. Они оседали на зданиях, дорогах, постоянно циркулируя в движущихся воздушных массах, распространялись по опустевшему городу, оказывая влияние на оставшихся в живых и не попавших под действие симбиоза с другими бактериями обезьян, сбежавших из зоопарка и немногочисленных научных лабораторий. Они увеличили их мозговую активность и предоставили им, таким образом, полное господство в вымершем городе.
Во всех городах, где сошлись все необходимые для этого сценария обстоятельства.
Голова еще плохо соображала. Наташа шла по коридору через светящуюся в воздухе взвесь к выходу из помещения. Открыла дверь и, выйдя на улицу, застыла, ослепленная яркими утренними лучами.
Когда она вбегала сюда, был вечер. Было темно, и рядом бегали эти косматые тени. Если бы она вспомнила сразу, то не действовала бы так неосторожно.
Наташа бросила взгляд на часы и ахнула. Небольшое окошечко, в котором проворачивалось колесико с цифрами дат, показывало, что внутри этого дома она провела больше трех дней. Как ни странно, но никаких признаков усталости девушка не ощущала. Наоборот, ясность и четкость мыслей поражали ее. Наверное, здесь можно было бы задержаться и подольше. Ощущение эйфории пробуждало желание вернуться назад, закрыть дверь и забыться внутри еще, как минимум, на… день? Неделю? Год? Жизнь?
Червячок страха и сомнения, проснувшийся где-то под сердцем, настойчиво свербел и тянул, вызывая стойкое ощущение, что шаг назад станет последним. Пути вперед больше не будет. Она останется здесь навсегда. И пусть мозг ее будет жить бесконечно долго, тело рано или поздно умрет от истощения. Наверняка и эти три дня голодовки скоро дадут о себе знать.
Надо бежать! Бежать отсюда. Выбраться из города, за зону действия Сигнала. И как можно скорее. Пока в ней есть силы и уверенность бороться с возрастающим желанием сделать свой последний в жизни шаг. Надо постараться вернуться к гибриду и уехать.
Но выполнить задуманное не получилось: в том месте, где она вышла из воды, канистр уже не было. Можно было потратить время на поиск в округе чего-либо подходящего, но противоположный берег, насколько хватало глаз, был окован гранитной стеной без малейшего намека на возможность подняться. Оставался только один вариант.
Наташа повернулась спиной к реке и побежала. Раз город начинается по ту сторону, по другую он должен будет рано или поздно закончиться.
Ближе к вечеру она уже еле переставляла ноги, но упорно шла вперед, стараясь уйти от Сигнала как можно дальше. Здание, в котором она побывала, располагалось на острове. Те люди с пулеметами когда-то старались сохранить в неприкосновенности свой остров, но, видимо, что-то им помешало. Мост с острова, к счастью для нее, был все еще цел. Дальше шла нескончаемая череда улиц, домов, дорог и заросших скверов.