– Я тоже.
Прошло несколько минут. Я стояла рядом с Оскаром, ожидая, когда комик на сцене представит меня, и по-прежнему оглядывая публику в ожидании – не появился ли кто в баре. Кровь пульсировала в ушах.
Может, он заблокировал меня? Может, не увидел сообщения? Вчера, когда я писала ему, пальцы едва по кнопкам попадали. Еще чуть-чуть, и отправила бы то, что хотела сказать много месяцев назад в Уистлере. Я люблю тебя.
Но одернула себя. «Не так, – сказала я себе. – Не в сообщении». А теперь его здесь не было.
– Наш следующий комик родом из Ванкувера и сейчас гастролирует с Региной Дхаливал. Поприветствуйте Джемму Кларк!
Зрители зааплодировали – я вышла на сцену, лучась улыбкой. Внутренний тумблер переключился, и я попыталась заглушить томительное чувство разочарования.
Он не пришел.
– Так приятно вернуться. Люблю этот город!
Я настроила микрофон, и мозг включился в работу. Пусть бар отремонтировали, но запах несвежего пива по-прежнему витал в воздухе.
Сегодня вечером я собиралась обкатать новый материал, но ни Вину, ни Оскару об этом не сказала. Большую часть тура я не писала шуток. Все, что придумывалось, не встречало отклика у зала, звучало глупо или не смешно. Но пару дней назад, когда определились с датой выступления в Ванкувере, я начала записывать все, что приходило в голову. Каждый вечер со сцены звучали шутки из моей прошлой жизни, но я уже не была прежней. Я разбила собственное сердце на тысячу кусочков, и не говорить об этом со зрителями казалось лицемерием. Отношения с публикой обязывали меня быть честной. Таков негласный уговор. Ради честности люди приходят на шоу, и сегодня я хотела дать им ее.
Рид проигнорировал меня, но что изменилось? Я все равно собиралась это сказать.
В этот момент до моего слуха донеслось, как открывается входная дверь. Прожекторы ослепляли, и дальше первого ряда ничего не было видно, но по коже пробежали мурашки, и я поняла: это он.
Такое же чувство я испытала несколько месяцев назад на сцене, зная, что он за кулисами смотрит мое выступление. Уголок моих губ приподнялся, и я сглотнула, выдерживая паузу. Зрители ждали, предвкушая. Микрофон в руке подрагивал.
Ну, понеслась.
– Однако возвращаться нелегко. – Я взяла микрофон и пошла по сцене, чувствуя на себе знакомый взгляд. – В конце прошлого года произошло много событий, которые связывают меня с Ванкувером, и к этим воспоминаниям возвращаться нелегко.
Я посмотрела на бар. В темноте Рида не было видно, но я смотрела туда, где, как мне казалось, он мог сидеть, – на его прежнее место.
– Был тут один парень, и я его ненавидела. – Я посмотрела на публику. – Бывший моей лучшей подруги и мой заклятый враг. Каждый вечер я садилась вон там, – я указала на барную стойку, – и напоминала ему, что он – дрожжевая инфекция Люцифера.
Первая волна смеха прокатилась по залу. Мозг уже приготовился, ожидая выброс дофамина в кровоток.
На моих губах заиграла полуулыбка.
– А потом я влюбилась в него.
Тишина.
Я утрированно округлила глаза и кивнула.
– Знаю. Упс. Траектория дала сильный крен. А потом мы жили долго и счастливо. Ну все, сказочке конец, можно по домам. – Раздался взрыв смеха, и я покачала головой. – Так легко никогда не бывает, да? У всех нас есть свое дерьмо, с которым нужно справляться, а любовь – штука трудная, потому что где-то в процессе эволюции наши инстинкты выживания слегка, – я взмахнула рукой, – сместились.
Ладно, Рид, это для тебя. Я сделала глубокий вдох.
– Думаю, мы, люди, не того боимся. Вот ты субботним вечером с подругами пьешь отраву в пивнушке, где обосновался стрептококк, но первой сказать «я люблю тебя» – от этого просто оторопь берет.
Послышались смешки. Несколько человек в первом ряду кивнули, соглашаясь.
– Я могу выйти на сцену перед сотнями людей, которые меня не знают, не переживают за меня и меня не любят… – Я жестом показала на первый ряд, где сидели завсегдатаи бара, чьи лица были мне знакомы. – И крепко подвыпившими, ну, вы меня понимаете. – Они засмеялись, и я засмеялась вместе с ними. – Но я не могу набрать номер и сказать: «Привет. Я скучаю по тебе».
Одобрительный гул голосов. Это выступление не изобиловало шутками, но мне было все равно. Говорить такое со сцены представлялось правильным, и я молилась Вселенной, чтобы он меня слышал. Чтобы мне не показалось.
– Сейчас я в туре с Региной Дхаливал. – Возгласы удивления. – Она невероятная. У нас много перелетов, по несколько раз в неделю. Мы мчимся по небу в металлических штуковинах, и для большинства людей это не проблема. Парень, сидевший в кресле 31С, съел шесть вареных яиц и вытеснил кислород своим сероводородом. – Я сделала паузу, давая публике отсмеяться. – В том самолете люди буквально задыхались, но даже находиться там было проще, чем признаться, что скверная мать и смерть отца повлияли на мои отношения во взрослой жизни.
На этот раз смеялись меньше, но я их не потеряла. Они все еще слушали.
– Раздеться догола? Без проблем. Легче выставить на всеобщее обозрение собственную задницу, чем сказать: «Я была не права. Давай попробуем еще раз».
Тишина. Я сглотнула. Сердце отбивало барабанную дробь. Наконец-то я была честна.
– Лучшая подруга держала мне волосы в университете, пока я, перепив пива, блевала в унитаз, но мне не хватило духу признаться ей в том, что я люблю ее бывшего.
Я снова посмотрела в сторону бара.
– Я влюбилась в парня, которого, как мне казалось, я ненавидела, но вместо того, чтобы позволить нам быть счастливыми, разбила сердце и ему, и себе.
На мгновение я закрыла глаза и, потянув носом воздух, снова уперлась взглядом в барную стойку. Пульс бился в ушах.
– Я бы сделала все, чтобы повернуть время вспять. Я бы сделала все, чтобы это исправить.
Большинство комиков смутила бы повисшая в баре тишина. Некоторые, возможно, решили бы, что я говорю в мертвый зал.
Входная дверь снова открылась, нарушив тишину, и в баре что-то изменилось. Энергия резко пошла на спад.
Я пожевала губу, моргая под светом прожекторов. Если он был здесь, значит, это он ушел. Мой эффектный жест не сработал. Я не нужна Риду, и между нами все кончено. Пришлось опустить голову, такая на меня вдруг навалилась тяжесть.
– Вы были великолепной публикой, – обратилась я к растерянно смотрящим на меня зрителям и, представив следующего комика, ушла со сцены.
Оскар стоял за стойкой, опираясь на нее ладонями, и настороженно наблюдал за мной. Я мотнула головой в сторону прежнего места Рида.
– Он был здесь?
Оскар кивнул.
– Ты в порядке, Джем?
Мое сердце разбилось вдребезги. Я показала осколки Риду, но для него эта тема уже была закрыта.
Но я хотя бы выяснила. Было больно, что дверь захлопнулась вот так, но по крайней мере я высказала то, что уже несколько месяцев крутилось у меня в голове.
– Буду в порядке, – кивнула я Оскару.
И теперь смогу о нем забыть.
Глава 37Рид
Тем вечером я глядел на улицу из окна своей квартиры, обдумывая все то, что Джемма сказала во время выступления.
«…Но первой сказать „Я люблю тебя“ – от этого просто оторопь берет».
«…Но я не могу набрать номер и сказать: „Привет. Я скучаю по тебе“».
«…Даже находиться там было проще, чем признаться, что скверная мать и смерть отца повлияли на мои отношения во взрослой жизни».
Она говорила со сцены о нас. Впервые рассказывала со сцены о личном. Джемма признавалась, что ест беруши, и шутила о том, каково быть бухгалтером, но о любви, чувствах или родителях не говорила никогда.
Едва увидев ее на сцене сегодня, я почувствовал, что это происходит снова – я втягиваюсь в ее орбиту, меня засасывает, тянет к ней. Мне так не хватало ее харизмы и обаяния! Увидев ее сегодня вечером, я почувствовал, как тоска накрывает меня с головой.
Она все еще хочет меня. Она все еще меня любит.
Но если я ей нужен, почему она не искала меня? Почему на целых пять месяцев бросила гнить в театре, пока сама штурмовала вершины комедии и покоряла огромные залы? Почему говорила об этом со сцены, а не сказала мне в лицо?
«Ты раз за разом показывала мне настоящую себя, а я думал, что ты можешь измениться, но зря надеялся». Слова эхом отдавались у меня в голове, а к горлу подкатывал комок.
Она не искала меня, потому что не была уверена, что я все еще ее хочу.
Сидеть в баре и наблюдать за ее выступлением – это оказалось слишком. Все эмоции, которым я не давал воли последние четыре месяца, нахлынули снова и принялись донимать меня со всех сторон. Я не мог дышать, не мог думать… И я ушел.
Перспектива снова пройти через взлеты и спады той безумной влюбленности в Джемму устрашала.
Я сглотнул, наблюдая за тем, как люди, покинув бар, выходят на улицу.
А как быть с тем, что она сказала тогда? «Это изначально было временно». А как быть с тем, что я сказал тогда? «Поверить не могу, что ты настолько… по-идиотски упертая».
Начать все заново я не мог, но и жить так дальше – тоже. Я рассмеялся. Смешок вышел сухим – так обычно звучит движок после длительного простоя.
На следующее утро в постели я притянул к себе Салли, глядя на пустующее рядом место, где когда-то спала Джемма.
Всю ночь я ворочался с боку на бок и теперь точно знал три вещи: Джемма получила все, о чем когда-либо мечтала, но это не сделало ее счастливой; «Капитолий» больше не кажется мне мечтой; функционировать в режиме «без звука» и дальше я не могу.
Глава 38Джемма
Зазвонил телефон, лежавший на приборной панели автомобиля.
– Привет.
– Что случилось? – донесся из динамиков голос Сэма.
– Ничего.
Случилось все, что могло случиться.
– А тон взвинченный.
– Нет. Я еду домой. Как экзамен?
– Оказался не настолько сложным, как я ожидал.
– Отлично. На завтра все вещи собраны?
– Думаю, да. Я взял только футболки, плавки и солнцезащитный крем.