– Да, именно здесь я рыдаю, – согласился он, садясь за стол и складывая руки на плоском животе, – травмированный зрелищем того, как ты, орудуя ножом и вилкой, поедаешь мужские сердца.
Я постучала себя по подбородку.
– Мужские сердца богаты железом.
Рид улыбнулся. Искренняя, непритворная улыбка озарила его лицо, словно он считал меня забавной или милой, что было совсем абсурдно. В его глазах я не была ни той, ни другой, а улыбаться – это вообще не про него. Хренобород ухмылялся, называя меня Медузой, и предупреждал всех и каждого, что мне нельзя смотреть в глаза. Скалился, называя меня Злой Ведьмой Запада. Усмехался, рекомендуя парню, с которым я разговаривала в баре, срочно обратиться в токсикологический центр. Но никогда не улыбался мне искренне, открыто и с приязнью. Что происходит?
– Осторожнее, – сказала я, опускаясь на диван сливового цвета и бросая рядом блокнот с остротами. – Будешь так светиться, люди подумают, что ты действительно получаешь удовольствие от жизни.
Вот ведь… Хотела сделать глоток сидра, а в итоге выпила сразу полбутылки.
– Я получаю удовольствие от многих вещей, – пожал плечами он, откинувшись в кресле.
Сквозь треснувшую броню просвечивала толика искренности. Казалось, он весь день был закован в сарказм, а в последние тридцать секунд одна застежка разошлась.
– Мне нравится ходить в походы, я люблю кино. – Рид отпил из бутылки, не сводя с меня глаз. – Люблю наблюдать, как ты говоришь мужикам, что не встречаешься, когда они тебе просто не нравятся.
Он ждал моей реакции. Улыбка, с которой я восприняла его слова, была в лучшем случае саркастической.
– А может, лучше не болтать о том, чего не понимаешь? Держись за привычные себе темы. Скажем, охрану заброшенных маяков?
Он рассмеялся. Искренне, от души. Я словно вдруг поймала гранату и не знала, что с ней теперь делать: держать в руках или выбросить.
– Валяй, говори. – Он сделал жест, побуждая меня продолжать, но выглядел при этом так, будто не сомневался в своей правоте. – Скажи, чего я не понимаю.
Я прикусила язык. Пару лет назад мне уже довелось высказаться начистоту, и ни к чему хорошему это не привело. Тот парень был моим коллегой и другом. Мы вместе обедали и перебрасывались сообщениями, обсуждая другого коллегу, который стриг ногти на ногах прямо на рабочем месте. Как-то раз, основательно выпив на рождественском корпоративе, этот друг предложил мне куда-нибудь сходить. Парень он был неплохой, но мысль об отношениях вызывала панику. Я объяснила, почему не хожу на свидания, и он обиделся. Сказал, что проблемные отношения ему нафиг не сдались. А через пару недель перевелся в другой филиал и больше не отвечал на мои имейлы.
Рид сидел молча, наблюдая за мной.
Когда я поделилась с Дэни, она сказала, что никаких проблем со мной не видит. Это было в доме ее бабушки. Дэни приготовила мне чашку чая, а затем, рассмотрев чаинки, объявила мистическим голосом, как настоящая гадалка, что со временем все разрешится. Еще чаинки посоветовали навести порядок в холодильнике.
Я поерзала на диване, почти явственно слыша голос мамы, которая рыдала в спальне.
– Я не хочу встречаться. От нее одно зло.
– От кого?
Я кашлянула и снова поерзала.
– Сам знаешь. – Пожала плечами. – От любви.
Он вскинул брови, словно не в силах поверить в то, что услышал.
– Ты хоть один фильм видела? Любовь – это то, что всех в итоге соединяет.
– Это не настоящая жизнь. – Я ковырнула шов на диванной подушке. – Двадцать лет спустя все герои будут несчастны, только этого в кино не покажут.
Если бы жизнь моей мамы была фильмом, зритель увидел бы, как она убита горем после смерти папы, но потом кого-то встречает, влюбляется, идет на прослушивание, получает роль и живет долго и счастливо. На титрах пустили бы фрагменты из фильма с ее участием, а в конце – стоп-кадр с ее ликующим лицом. В сиквеле она бы бросила того парня, снова пережила сердечную драму, но потом встретила бы нового мужчину и снялась в фильме, который станет мировой сенсацией. А в третьей части ее сердце опять было бы разбито, но впереди ее ждала бы новая встреча и премия «Тони». Киношная мама никогда бы не допустила, чтобы мужчина преградил ей путь к мечте.
Но на экране все не по-настоящему. В реальной жизни, если мама с кем-то встречалась, она оставалась с ним, и выходила замуж, и постепенно убеждалась, что ее муж – мудак. А без мужчины чувствовала себя несчастной.
В реальной жизни, пока Сэм рос, я только и делала, что меняла подгузники, готовила еду и читала ему сказки на ночь.
Рид отхлебнул пива.
– Сэм сказал, что в детстве вы часто переезжали.
– Каждые пару лет, а то и чаще, – кивнула я.
Потому что мама кого-то опять встречала и мы перебирались к нему, а год спустя обычно двигались дальше.
Где-то напевал Сэм и подметали полы, а в целом кинотеатр погрузился в тишину. У меня перехватило горло, как будто я подошла к самому краю скалы и посмотрела вниз. Впервые за десять лет знакомства мы разговаривали так долго.
Рид нахмурился и ковырнул этикетку на бутылке.
– Сэм говорит, все началось после смерти вашего отца.
Желудок отозвался спазмом. Сэм! Хватит давать оружие в руки моему заклятому врагу!
– У меня нет желания говорить об этом с тобой.
Он моргнул и выпрямился в кресле.
– Извини. Это слишком личное.
Несколько секунд мы посидели в тишине, а затем я взглянула на его лицо, но не увидела знакомого снисходительного, самодовольного выражения. Он выглядел пристыженным.
И вдруг, повинуясь невольному порыву, я, выдохнув, пустилась в откровения:
– Его не стало, когда мне исполнилось восемь. Они с мамой были очень близки, и у нее не получилось смириться с тем, что папы больше нет.
– Отчего он умер? – тихо спросил он.
– Попал под автобус. Накануне он проводил меня в школу, потом мы вместе смотрели «Субботним вечером в прямом эфире», а на следующий день – упс – его не стало. Закопали.
Я попыталась рассмеяться, потому что это было много лет назад, но вышло горько и невесело.
У него на лбу обозначилась морщинка.
– Это ужасно. Мои соболезнования, Джемма.
Я вся напряглась.
– Не надо меня жалеть. Мне не нужна жалость.
Он покачал головой и хмыкнул.
– Снежная Королева, ты хрумкаешь мужские кости на завтрак, как хлопья. Я не жалею тебя. Мне просто жаль, что жизнь сдала тебе такие карты.
Напряжение в груди немного отпустило.
– Мне тоже. – Подумав, я продолжила рассказ. – Мама всегда мечтала стать театральной актрисой. В детстве я слушала, как она репетирует с отцом, который подавал реплики. Она показывала мне видео постановок, в которых участвовала, когда училась в колледже. Это было до встречи с папой. Он поощрял ее ходить на прослушивания, никогда не смеялся над ней и не говорил, что это глупости. – Я кашлянула. – Когда его не стало, она продолжила ходить на прослушивания по вечерам, но совмещать работу, прослушивания и уход за ребенком было невозможно. Хотя она все равно старалась. Изо всех сил.
Рид молча ждал.
– Потом мама встретила Карла, снова вышла замуж, и появился Сэм. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Карл был против ее увлечения театром. Он считал это глупым и бессмысленным. Стеснялся ее.
Рид нахмурился.
– Поэтому она перестала ходить на прослушивания.
Он наклонился вперед, хмуря брови и внимательно глядя мне в лицо.
– Мама больше не пела дома и во время ужина не произносила монологи для нас с Сэмом. Карл сломал в ней это.
После расставания с ним она неделю не вставала с постели, потому что отчаянно старалась, чтобы все получилось, и считала его второй любовью всей своей жизни. В конце концов она нашла работу, встретила другого мужчину, они поженились, но он жил в другом городе и мы переехали туда. Городок, где имелся небольшой театр, был в трех часах езды.
В офисе повисла тишина.
Я столько всего наговорила. Позабыла, где нахожусь и с кем. И зачем только я ему все это рассказала? Потом поднимет меня на смех.
Я искала в его лице следы привычного сарказма, но Рид посмотрел на меня с прищуром.
– У меня один вопрос.
Я жестом показала: валяй.
– Ты такая целеустремленная. – Он покачал головой. – У меня от тебя, Снежная Королева, просто крыша едет. Таких целеустремленных, как ты, я больше не встречал. Нет такого парня, который бы преградил тебе путь к микрофону. Так о чем ты беспокоишься?
– Однажды это уже случилось, помнишь? Вы с Кэди там были.
Он покачал головой, нахмурившись. Мне стало тошно от воспоминания.
– Я про конкурс стендапа среди студентов колледжа. Парень, с которым я типа встречалась, тоже принимал в нем участие.
Его звали Шейн. Он был ни на кого не похож: забавный, острый на язык, громогласный, популярный и дерзкий. Он беспощадно шутил и резал правду-матку, чем пугал и в то же время восхищал меня. И, в отличие от других парней нашего возраста, которые еще не окончательно повзрослели, был уверен в себе. Я никак не могла им насытиться и хотела большего. Мы встречались без обязательств, но я впервые в жизни чувствовала, что теряю самоконтроль: ждала от него сообщений; надеялась, что он придет на занятия и мы сядем вместе; читала все, о чем он говорил. Я влюбилась в него, но без взаимности.
– Как-то вечером мы вернулись ко мне, и я положила блокнот на прикроватную тумбочку. Мой блокнот с шутками.
Рид пошевелился, челюсть напряглась.
– Когда я вышла из душа, он листал его, но я не придала этому значения. А следующим вечером на шоу он выступал передо мной. – Я сглотнула, руки тряслись при воспоминании о том случае. – Он рассказал все мои шутки.
Увидев, как брови собеседника взлетели, я кивнула и попыталась успокоиться.
– Я вышла на сцену и, блин, застыла. Он выдал весь мой материал. Стою, а в голове пустота.
В моем голосе звучала едкость, которой прежде не было.