– Скажи ей, что ты занят, – взмахивает он рукой.
– Я просто поговорю с ней позже, – бормочу я, и внезапно машина останавливается, фары гаснут, а водитель, не отрывая глаз от дороги, проверяет свое оружие.
Не сразу, но скоро к зданию подъезжают патрульные машины, принадлежащие офису шерифа и городскому совету. Все они спешат сюда, чтобы привести в действие протоколы чрезвычайных ситуаций. Я не хочу знать, что за ад устроили Адские гончие, но уверен, городской совет готов проголосовать за то, чтобы закрыть город, выставить больше патрулей и арестовать всех, кого только смогут. Хотя вряд ли им удастся поймать кого-нибудь из Адских гончих.
Шериф выходит из личной машины и, надевая шляпу, спешит к дверям университета. Надин Брэдшоу приезжает на внедорожнике. Она задерживается у дверей и дожидается другого олдермена, который, подходя, берет ее под руку. Последним прибывает мэр, но я слежу не за тем, кто входит в университет, а за полицейскими машинами, выезжающими с территории с включенными фарами и сиренами. Они разъезжаются в разные стороны, и это наводит меня на мысль, что Адские гончие тоже разделились.
Мой желудок снова скручивает при мысли о том, что в руках Адских гончих находится вся ярость, накопившаяся после войны. Цербер приказал не предпринимать никаких действий, пока бессмысленно гибли их друзья, и мне легко представить их ненависть и ярость сейчас. Адские гончие собираются выместить ее на городе.
Прибывает Малик, а за ним следует не менее дюжины Адских гончих. Они окружают нашу машину, и мой отец выходит наружу. Я же медленно следую за ним и встаю рядом с Маликом.
– Ваша задача – охранять выходы, – говорит отец, обращаясь к нескольким Адским гончим. – Убедитесь, что ни один ублюдок не покинет это здание без сопровождения Адских гончих, – приказывает он, и Малик кивает. – Ты, я, Вульф и еще четверо войдем в здание. Я хочу, чтобы один из наших людей был в лифте, двое других на лестничных площадках, а четвертый пойдет с нами. – Он наклоняет подбородок. – Выбирай людей. Мы выдвигаемся сейчас же.
Пока Малик отдает приказы, я снова следую за отцом. Я убираю пистолет, потому что в нем нет необходимости, и смотрю на то, как Адская гончая проносится перед нами, чтобы распахнуть главные двери университета. Малик оказывается рядом и касается моей руки своей, но молчит, пока мы заходим внутрь.
Первый этаж оказывается пуст, но Адская гончая, которая открыла двери, продолжает идти перед нами, держа оружие наготове. Он открывает дверь на лестничную клетку, и Малик жестом просит его остаться и все проверить. Второй из людей Малика вызывает лифт, а третий и четвертый выходят на лестничную площадку в противоположном конце здания. Тот, кто первым проверял лестничную клетку, возвращается к лифту, присоединяясь к Адской гончей, которая его вызвала. Когда раздается звуковой сигнал о прибытии лифта, дверь открывается, и внутри оказываются два офицера полиции. Адские гончие открывают огонь, прежде чем полицейские успевают среагировать. Выстрелы, пули от которых, без сомнения, попадают в бронежилеты на груди падающих офицеров, – практически не слышны из-за глушителей. Адские гончие заходят в лифт и стреляют им в головы, а я заставляю себя смотреть на то, как умирают эти полицейские. В их глазах гаснет свет, а затем Адские гончие вытаскивают их из лифта и заходят внутрь. Малик, мой отец и я заходим следом и уже впятером поднимаемся на лифте на шестой этаж.
Ничем хорошим это не закончится.
– Оставайся здесь, – приказывает отец одному из членов банды, а другой продолжает следовать за нами.
Мы с Маликом идем за отцом по коридору шестого этажа, где должен был собраться городской совет, ведь полицейский участок находится на четыре этажа ниже.
Я смутно помню, как Кора рассказывала нам, что городской совет собрался, когда взорвался вагон метро, так что, вероятно, сейчас они сидят в зале заседаний и рассматривают те же сценарии развития событий. Другая банда, новый день, но те же решения.
Отец ведет нас в этот конференц-зал, и внезапно кто-то выходит из боковой комнаты. Нам всем знакомы их лица. Семь олдерменов и мэр, но женщина, вышедшая из дверей, – не одна из них.
Когда папа без колебаний стреляет в нее, я стараюсь заставить себя не дергаться. Женщина падает назад, издавая сдавленный крик. Ее руки поднимаются к груди, а рубашка под ними быстро пропитывается кровью.
Мы проходим мимо нее, и отец просит нас расступиться.
А затем он выбивает дверь и заходит внутрь так, словно это место принадлежит ему.
Глава 21Кора
Моя мама не оставляет попыток до меня дозвониться.
«Мама» – смешное слово, учитывая, что когда-то у меня была настоящая мать, а теперь она мертва. И возможно, она умерла еще до того, как я покинула Стерлинг-Фолс. Эта часть хронологии удручающе туманна.
Аполлон сидит рядом со мной на диване и смотрит фильм, но его взгляд постоянно падает на мой вибрирующий телефон на кофейном столике. Этот телефон – подарок от него и Джейса. Они восстановили мой старый номер и загрузили заново все, что было синхронизировано с облаком. Должно быть, сообщение о том, что я появилась в сети, насторожило моих родителей, которые незамедлительно начали мне звонить и до сих пор не прекратили.
В моем телефоне есть непрочитанные сообщения от Марли, в том числе с извинениями, и даже несколько от «святоши» Джаннет, которые я тут же удалила.
Вот бы эта сука оказалась на дне океана.
Экран моего телефона гаснет, а затем снова загорается.
– Ты должна ответить, – наконец говорит Аполлон и, взяв телефон со стола, протягивает его мне и подталкивает меня локтем.
Я просто смотрю на фотографию, высветившуюся на экране телефона в его руке. На ней наши с мамой лица, прижаты друг к другу. Мы широко улыбаемся, и ясно видна разница между моими рыжими и ее темными волосами, а также между моей бледной и ее золотисто-бронзовой кожей. Мы никогда не были похожи, но мне всегда нравилась эта фотография, ведь на ней мы казались счастливыми. На этой фотографии мы одинаково наклонили головы друг к другу, а в уголках наших глаз появились одинаковые морщинки.
Стоит подумать об этом, как я чувствую, что во мне поднимают свои уродливые головы ностальгия, тоска и печаль по дому.
– Ладно. – Вздохнув, я беру у него телефон и провожу пальцем по экрану, чтобы принять вызов. – Алло.
– Кора? Слава богу!
– Мам, ты должна перестать звонить, – перебиваю я. – Пожалуйста.
– Прости. – Кажется, мама потрясена повисшим молчанием. – Мы получили сообщение о том, что ты снова на связи, и забеспокоились. Мы ведь все еще… мы все еще твои родители.
Я закрываю глаза, и Аполлон обнимает меня, притягивая к себе.
– Я знаю, что вы волнуетесь, но разве вы не видите, как мне больно? – спрашиваю я срывающимся голосом.
Сколько себя помню, я хотела иметь семью, но не построенную на лжи. А теперь я скучаю по людям, которые делали это со мной на протяжении четырнадцати лет.
– Мне так жаль, – шепчет мама. – Ты в порядке?
– На данный момент да, – говорю я.
– Кора…
– Пожалуйста, перестань мне звонить, – шепчу я. – Когда я захочу поговорить – я позвоню сама. Но по принуждению ничего хорошего не выйдет.
– Хорошо, – говорит она. – Я люблю…
Я вешаю трубку, прежде чем она успевает закончить предложение, и сажусь к Аполлону на колени, обнимая его за шею.
Я зарываюсь лицом в его рубашку, и мои глаза горят от непролитых слез. Пока он крепко обнимает меня, я пытаюсь вернуть контроль над своими эмоциями.
Вошедший в комнату Джейс садится рядом с нами и кладет мои ноги на свои колени.
– Она поговорила с мамой, – негромко объясняет Аполлон мое состояние, и Джейс, вздыхая, поглаживает мои икры.
– Ты не можешь от них отгородиться, Кора. Они твоя семья.
– Вы моя семья. – Я поднимаю голову и смотрю на него.
Мне не хочется признавать, но это правда. Есть ли у нас свидетельство о браке или нет, они принадлежат мне, а я им.
– Ты, Аполлон и Вульф – все, что мне нужно.
– Возможно, тебе и не нужны другие люди, детка, но иногда прощение само по себе является формой мира. – Аполлон целует меня в щеку. – Это не обязательно должно произойти сегодня или на следующей неделе. Мы можем подождать, пока ты не будешь готова встретиться с ним лицом к лицу.
Джейс кивает в знак согласия, но его глаза блестят от странных эмоций. Неужели он думал, что я отвергну его? Особенно после этого утра.
Я протягиваю руку и переплетаю наши пальцы, а затем кладу голову на плечо Аполлона. Он нажимает на кнопку на пульте, снова начав воспроизведение фильма, и увеличивает громкость.
Единственный человек, которого я хотела бы здесь видеть, но которого с нами нет, – это Вульф. Я надеюсь, что так будет не всегда.
Глава 22Вульф
Он собирается убить их всех.
Цербер входит в комнату и окидывает присутствующих жестоким взглядом. Все происходит будто в замедленной съемке. Некоторые олдермены начинают кричать, а Алекс Стерлинг приподнимается в своем кресле и злобно смотрит на моего отца. Я кидаю мрачный взгляд на Адскую гончую, пришедшую с нами, и он замирает у входа в зал заседаний. Мне не нужен здесь еще один Джокер. Мой отец и так достаточно опасен.
– Сядь! – приказывает мой отец, достав пистолет и направляя его на Стерлинга.
Алекс Стерлинг долго смотрит на него, но затем выполняет приказ, а мы с Маликом продолжаем стоять в дверном проеме, блокируя выход. Я насчитываю семь олдерменов, входящих в городской совет, мэра и Натана Брэдшоу. Скрипя зубами, я проклинаю их глупость. Неужели они действительно считают себя настолько неуязвимыми, что собрались здесь все вместе без защиты?
– Это переворот, – сообщает им мой отец.
Одна из женщин открывает рот, чтобы выразить свой протест, но Цербер не дает ей этого сделать. Он обходит стол и, подойдя к женщине, хватает ее за волосы. Откинув ее голову назад, он открывает ее рот и просовывает между зубами дуло пистолета.