Я снова смотрю на урну, стоящую на каминной полке, и, поднеся бокал к губам, разочаровываюсь, когда на язык падает лишь капля растаявшего льда.
Обхватив бутылку с пивом пальцами, Артемида, не торопясь, потягивает его, а я встаю, чтобы сходить за следующей порцией алкоголя для себя. Сначала комната перед моими глазами слегка наклоняется, но спустя какое-то время мне удается обрести равновесие, и я направляюсь к бару, установленному в передней комнате. Мы с Тэм начали наш вечер с виски, что определенно было плохой идеей.
С нескольких шотов виски я перешла на «Маргариту», а Тэм решила выбрать что-то полегче. Хотя это не помешало ей за последние пятнадцать минут выпить целых две бутылки пива.
Поскольку за мной никто не наблюдает, я наливаю себе еще коктейля, но, немного переборщив с текилой, оставляю после себя много брызг на столешнице. Вздохнув, я размешиваю напиток и уже собираюсь вернуться назад к дивану, как кто-то ловит меня за руку. Обернувшись, я смотрю сначала на руку, пока человек, которому она принадлежит, не убирает ее, а затем поднимаю взгляд и открываю рот от удивления.
Я продолжаю открывать и закрывать рот, потому что в моей голове нет никаких мыслей или идей о том, что мне следует сказать Алексу Стерлингу, который хмурится, оглядывая меня с головы до ног.
Он поправляет накрахмаленные белые рукава своей рубашки, вытягивая их к запястью, и первым прерывает наше молчание:
– Ты пьяна?
– Что?
– Тебя шатает. – Он берет меня под локоть и ведет на кухню.
Там он выдвигает один из стульев и жестом предлагает мне сесть. Выхватив бокал из моей руки, он нюхает его, а затем оставляет в сторону и заменяет бутылкой воды.
– Выпей это, – говорит он, и я хмурюсь. – Кора.
Ну ладно.
Отвинтив крышку, я делаю несколько глотков, наблюдая за ним, пока он наконец не закатывает глаза и не кивает в знак удовлетворения.
– Почему ты здесь? – спрашиваю я, ставя бутылку себе на колени.
– Выразить свое почтение.
– Ты ее знал?
Он отодвигает стул, стоящий рядом со мной, и поворачивает его так, чтобы сесть и оказаться лицом ко мне.
– Нет, я пришел выразить почтение тебе.
Я удивленно моргаю, потому что слова снова исчезают из моей головы.
Он пришел выказать мне свое почтение? Но я знаю его не так хорошо, как парни, и мне не нужно никакое почтение. Мне нужны лишь Тэм, Святой и мои парни.
– Также я хотел узнать, все ли у тебя в порядке. После того как ты не перезвонила…
– А ты звонил?
– Джейс не передал тебе сообщение? – спрашивает он, сжимая челюсти. – Где-то на прошлой неделе он ответил на твой телефон. Я просто хотел встретиться с тобой и узнать, могу ли я предоставить тебе недостающую информацию о нашей семье.
– О Стерлингах? – У меня сводит живот.
– Да.
– Ты рос с ними? Моими родителями?
– Да, – говорит он и, опираясь локтем на спинку стула, слегка откидывается назад, будто настраивается на рассказ.
Я хочу остановить его, так как не думаю, что нахожусь в состоянии запоминать детали его истории, но я молчу и даже не двигаюсь. Ведь бо́льшая часть меня жаждет узнать все, что он может мне рассказать. Алекс Стерлинг может дать мне намного больше, чем газетные статьи.
– Твой отец Брэндон Стерлинг был олдерменом и входил в совет директоров университета Стерлинг-Фолса. Вместе с твоей мамой Лилс он много занимался общественной работой, и их любили в городе, – на этой фразе с его лица сходит улыбка. – У нас всех было разбито сердце, когда…
Наклоняясь к нему навстречу, я беру его за руку и замечаю, как он удивленно приоткрывает губы.
– Значит, ты меня помнишь? – спрашиваю я, сжимая его пальцы.
– Конечно. В детстве у тебя были ярко-рыжие волосы. Не такие, как сейчас, но тебе идет более темный цвет. Я помню, что летом на твоем лице появлялось много веснушек, а твои родители в тебе души не чаяли, – улыбается он. – Надин и Нейт постоянно нянчились с тобой, но, к сожалению, я в то время был слишком занят и не так часто бывал рядом. – Я киваю, резко сглатывая. – У меня есть несколько старых фотографий. Если ты хочешь, можем на них взглянуть.
– Правда? – я с трудом задаю этот вопрос.
– Конечно, – его улыбка перерастает в ухмылку. – Мой отец любил хранить разные памятные вещи, и у меня есть коробки с фотографиями и альбомы с вырезками, которые моя мама собирала для нас. Я пришлю тебе свой адрес, и, возможно, мы сможем встретиться в конце этой недели.
– Спасибо. – Я с готовностью киваю.
Алекс поднимается, оглядываясь по сторонам, и внезапно в другой комнате раздаются громкие женские рыдания. Возможно, это плачет Артемида, но я бы поставила на мать Никс.
– Я пойду, – говорит он. – Пожалуйста, передай им мои соболезнования.
– Конечно. – С гудящей головой я наблюдаю за тем, как он исчезает в толпе, и делаю еще один глоток воды.
– Вот ты где! – появившийся из-за угла Вульф опускается на стул, который только что освободил Алекс, и, наклонившись вперед, проводит руками по моим бедрам. – Ты чертовски хорошо выглядишь, цветочек, – говорит он и скользит пальцем под подол моего платья.
– Вульф, мы на поминках! – отталкиваю я его руки.
– Да, – вздыхает он.
Видимо, он хочет отвлечься, а я достаточно пьяна, чтобы дать ему такую возможность. Поэтому я встаю и протягиваю ему руку. Когда Вульф встречает мой взгляд, его глаза темнеют, и он позволяет мне вывести его через заднюю дверь на улицу.
Дождь, ливший целый день, наконец прекратился, и буря утихла. На темном небе не осталось даже следа облаков, и теперь оно усыпано яркими звездами. Мы находились в доме дольше, чем я предполагала, и на небо успела взойти луна, которая сегодня не дает дополнительного света.
Спускаться по лестнице с крыльца дома Антонио чертовски сложно из-за моего состояния, но, думаю, Вульф не замечает, как я вцепляюсь в мокрые перила мертвой хваткой. Спустившись, я осматриваюсь вокруг, а затем мы заходим за угол дома, куда не добираются лучи прожектора. Я толкаю Вульфа к стене дома, прижимаясь к нему всем телом, и поднимаюсь на носочки, чтобы дотянуться до его рта. Наши губы мягко соприкасаются, и мы пробуем друг друга на вкус.
– Ты пьяна? – спрашивает он и, услышав положительный ответ, хихикает. – Тогда тебе не стоит напрягаться. – Он меняет наше положение, прислоняя к стене меня.
Вульф опускается на одно колено, и я глубоко вдыхаю, но потом до меня быстро доходит, что он не собирается делать гребаного предложения. Он просто проводит руками по моим бедрам, приподнимая юбку платья, и, проникая руками под нее, ставит одну из моих ног к себе на колено.
– Вульф, мы не можем… – Выходя на улицу, я думала о поцелуе, а не о том, что меня застанут на поминках с мужчиной под моей юбкой. – А что, если кто-то…
Он проводит пальцем по центру моих трусиков, но из-за ткани мои ощущения слегка притуплены. Вульф запускает палец под мои трусики и продолжает дразнить меня, касаясь всего, кроме клитора.
– Пожалуйста, – наконец стону я. – Вульф…
Вульф приникает ко мне ртом, и я прикрываю глаза от удовольствия, несмотря на то что он сосет мой клитор через ткань.
– Ты божественно пахнешь, – говорит он, проводя носом по моему центру.
Он опускает мою ногу и стягивает с меня трусики, а затем, когда я скидываю их, снова раздвигает бедра. Мне не стыдно опустить руку на его голову поверх платья, принуждая сильнее впиться в мою плоть.
– Я держу тебя, – говорит он и сначала целует нежную кожу на внутренней стороне моего бедра, а затем начинает покусывать ее.
По моим рукам пробегают мурашки, а по центру разливается жар. Он продолжает дразнить меня, то покусывая, то целуя бедра, но я уже начинаю задыхаться и пытаюсь направить его туда, куда хочу, а Вульф лишь хихикает в ответ.
Я крепко зажмуриваюсь, думая о том, что последнюю неделю мы с ребятами привыкали к тому, что снова находимся вместе в одном пространстве. Особенно странно проходили наши ночи. Я пыталась уложить их всех в одну кровать, но один или двое из парней отнекивались и уходили спать отдельно. Возможно, потому что я храплю или им просто не нравится спать вместе. Но за последние семь-восемь месяцев уже многое изменилось, а значит, изменится и это.
Внезапно язык Вульфа касается моего клитора, и я прикусываю губу, чтобы не закричать. Он вводит в меня два пальца, сжимая и потирая местечко внутри меня, от прикосновения к которому у меня подкашиваются ноги. Вульф удовлетворенно стонет и поочередно то сосет и лижет мой клитор, то трахает меня пальцами. Но когда мне кажется, что я вот-вот кончу, он отстраняется.
– Блин, – стону я. – Почему?
Он быстро поднимается на ноги, расстегивает ширинку, а затем, перехватив меня за колено и широко раздвинув мои ноги, вонзается внутрь.
Его губы заглушают мой крик, и я немедленно кончаю. Мое тело покалывает от уплывающего удовольствия, и я сжимаю его плечи, пока он пытается достигнуть своего. Его язык вторгается в мой рот совсем так же, как член вторгается в мою киску. Он забирает все, что хочет.
– Ты вернешься в этот дом с моей спермой, стекающей по ногам, – говорит он, слегка отстранившись от моего рта.
То, как двигаются его губы, когда он говорит, практически прижимаясь к моим, – это особенная форма поцелуя, которую я называю грязной.
– Они почувствуют ее на тебе. Джейс и Аполлон почувствуют запах секса и так чертовски возбудятся, что, держу пари, каждый из них попытается украсть тебя. Но я сегодня оказался внутри тебя первым.
Я киваю, и Вульф проводит языком по моим губам. С каждым его толчком я ударяюсь о стену, и все, что мне остается делать, – это пытаться удержаться на ногах, пока он ищет свою разрядку.
Мгновение спустя он замирает, и, почувствовав, как пульсирует его член, изливаясь в меня, я обнимаю Вульфа за плечи, не желая, чтобы этот момент заканчивался.
Спустя несколько секунд Вульф выходит из меня и поправляет сначала свою одежду, а затем мое платье. Он берет меня пальцем за подбородок и, приподняв лицо, проводит большим пальцем по нижней губе.