Кромвель продолжал говорить:
— Его милость назначил меня быть этим доверенным лицом, а эти джентльмены — нотариусы, которые станут свидетелями. Леди Анна, я прошу вас сейчас официально подтвердить, что вы отказываетесь от своей помолвки и свободны вступить в брак.
Анна немного подумала. Казалось, не было причин противиться тому, о чем ее просили.
— Я отказываюсь от своей помолвки. Я свободна от любых обязательств.
— Благодарю вас, мадам. Я сообщу его милости о вашем надлежащем поведении. Вы сделали все прекрасно.
Он помолчал, и Анне показалось, что в его лице промелькнула какая-то неуверенность. Стало ясно, что не она одна испытывала тревогу по поводу ее предстоящего брака. Кромвель поддерживал этот союз, и успешное завершение дела было для него критически важным. От этого могла зависеть вся его дальнейшая карьера. И Анна вдруг ощутила сочувствие к нему. Она думала, Кромвель скажет что-нибудь еще, но тот поклонился и собрался уходить.
— Милорд, — обратилась к нему Анна, — не сомневайтесь, я постараюсь быть хорошей женой королю. Я сознаю, какую честь он мне оказал и как много вы лично сделали ради меня. Если хотите, я готова быть вашим другом.
Хитрые глаза Кромвеля смотрели на нее расчетливо, цинично.
— Благодарю вас, ваша милость, — наконец произнес государственный секретарь, — считайте меня навечно вашим.
Анна все еще не была уверена, состоится ли свадьба во вторник. В канун Богоявления, перед праздником Двенадцатой ночи, Генрих сопровождал ее на мессу. Пока они шли по дворцу сквозь толпу придворных, улыбаясь направо и налево, он не сказал ни слова по поводу недавно разыгравшейся драмы. Был, как обычно, любезен и ровно настолько же непроницаем.
После мессы король проводил Анну до ее приемного зала и там, вызвав Кромвеля и его нотариусов, составил письменный патент, которым выделял ей содержание.
— Генрих, милостью Божьей… — сумела разобрать Анна в верхней строке, когда он вручил ей документ.
Все она прочесть не могла, но увидела длинный список земель и привилегий, которыми отныне обладала. Хорошо, что можно полагаться на свой Совет, который станет следить за имениями и собирать с них налоги. Больше всего Анну поразило, какой крупной землевладелицей она становилась. Казалось, ее владения располагались по всей Англии.
— Это приданое, мадам, такое же, какое было у королевы Джейн, — сказал ей Генрих, впервые упомянув свою покойную супругу.
— Как вы щедры! Я от всего сердца благодарю вашу милость.
— Это то, что вам полагается. Все должны видеть, что моя королева живет в комфорте и великолепии, подобающем ее рангу. — Король поклонился. — Готовьтесь, мадам. Мы поженимся утром. Я пришлю своих лордов, и они проводят вас в Королевскую капеллу в восемь часов.
Глава 10
1540 год
Свадебное платье было прекрасным. Сшитое из золотой парчи с орнаментом из крупных цветов, украшенное большими восточными жемчужинами, оно имело длинные висячие рукава и круглую юбку по голландской моде. Как подобало невесте, которая должна быть девственницей, Анне распустили волосы и возложили на голову усыпанный бриллиантами золотой венец. К волосам и на платье прикололи веточки розмарина.
— Розмарин символизирует любовь, верность и плодовитость, — сказала ей матушка Лёве.
Главные фрейлины двора принесли золотые цепочки и украшенный самоцветами крест. Матушка Лёве настояла, что наденет его на шею Анне сама, и пояс с золотыми накладками и камнями тоже. Когда невеста была готова, она вся сверкала — такой получился эффект.
Вильгельм прислал в Англию в качестве своего заместителя дворянина из Клеве, барона Оберштайна, чтобы тот присутствовал на свадьбе и отдал Анну мужу. Это был щеголеватый молодой человек, явно державшийся довольно высокого мнения о себе и пунктуально выполнявший свои обязанности. В семь часов вместе с великим магистром Гохштаденом он уже ждал Анну в приемном зале королевы. Граф Эссекс, которому тоже поручили сопровождать невесту в капеллу, опоздал. Незадолго до восьми явился извиняющийся лорд Кромвель и сказал, что заменит Эссекса, но только он произнес эти слова, как в комнату рысцой вбежал престарелый граф, от которого разило перегаром. Кланяясь Анне, он едва не свалился с ног и настоял, далеко не любезным тоном, на исполнении своих обязанностей. Покачивая головой за спиной у старика, Кромвель неохотно согласился. Лицо Гохштадена застыло в недоумении. Анна горячо надеялась, что Эссекс будет вести себя как полагается. Она бросила беспокойный взгляд на барона Оберштайна, но тот стоял по стойке смирно, готовый к выходу.
Предводительствуемая Кромвелем, с Оберштайном и Гохштаденом, шедшими по бокам от нее, и Эссексом, который плелся позади, Анна прошла сквозь толпу придворных, выстроившихся на пути, чтобы увидеть ее. Не привыкшая к такому вниманию и выражению почтения, Анна шла, опустив глаза и склонив голову.
Многочисленные лорды, ожидавшие ее в приемном зале короля, пошли впереди к галерее капеллы. Там она увидела Генриха в дублете и базах из золотой парчи, верхнем платье из алого атласа с разрезами и вышивкой, с украшенным бриллиантами поясом и дорогой гривной на шее. Он был ослепителен. Приблизившись, Анна сделала три низких реверанса, а король с изящным поклоном приподнял головной убор. Лицо его ничего не выражало, ни намека на то, что король рад жениться на ней. Анна сказала себе, что, вероятно, это особенность ее жениха — не показывать чувств на публике. Позже, когда они останутся одни, он, наверное, откроет ей свое истинное «я» и свои чувства. Когда они останутся одни… При этой мысли Анна задрожала.
Генрих протянул ей руку. Она положила на нее свою, и они вместе вошли в Королевскую капеллу, где их ждал архиепископ Кранмер. Барон Оберштайн от имени герцога с подчеркнутой церемонностью отдал королю Анну.
Кранмер напряженно смотрел на жениха и невесту:
— Кто-нибудь из вас двоих пришел на эту торжественную церемонию с ложными намерениями?
— Нет, — с непроницаемым лицом сказал король.
— Нет, — ответила Анна.
— Я обязан предупредить вас обоих, — продолжил архиепископ, — во имя Отца, Сына и Святого Духа, что, если одному из вас известно о каких-либо препятствиях к венчанию, вы должны немедленно заявить об этом.
Последовала недолгая пауза.
— Мне ничего такого не известно, — произнес король, и Анна повторила за ним.
Кранмер повернулся к гостям, спросил, знают ли они о каких-либо законных препятствиях к браку. Все до единого ответили «нет». Архиепископ, кажется, удовлетворился этим и приступил к церемонии венчания. По его кивку король надел на палец Анны кольцо, и она разглядела на нем выбранный Генрихом девиз: «Господь, дай сил держаться». Никогда еще она не нуждалась сильнее в Божественной защите и помощи.
Обратного пути не было, в Клеве ей не вернуться. Их объявили мужем и женой. Кранмер благословил молодых и пожелал, чтобы их союз был плодоносным. Анна наконец стала королевой Англии. Лорды низко кланялись, когда король вел ее рука об руку в свою праздничную молельню[30] слушать венчальную мессу. Кранмер прочел «Agnus Dei» и «Pax Domini», потом благословил Анну поцелуем, после чего король в свою очередь обнял и поцеловал ее. Получив причастие, Генрих и Анна поставили свои свечи на подсвечники у алтаря.
По окончании службы им предложили вино со специями, затрубили трубы, и герольд торжественно прошествовал по дворцу, объявляя во всеуслышание титул и форму обращения к Анне. Когда он вернулся, проделав путь среди толпы придворных, которым не терпелось увидеть новую королеву — или попасться ей на глаза, — король в награду дал глашатаю кошелек с серебряными шиллингами.
Поставив кубок, Генрих поцеловал Анне руку и ушел в свои личные покои переодеваться, а герцоги Норфолк и Саффолк вместе со всеми придворными дамами проводили Анну в ее комнаты. Она не успела снять подвенечное платье, как вскоре после девяти часов ее позвали слушать мессу Святой Троицы: был праздник Богоявления. Как и подобало королеве Англии, Анна шла в процессии, которую возглавлял сержант при оружии[31] и другие официальные лица, и прибыла в праздничную молельню одновременно с королем, одетым в платье из дорогой тафты с подкладкой из вышитого алого бархата. Идя бок о бок, они ввели в Королевскую капеллу свои свиты для участия в великолепной церемонии приношения даров, будто шли по стопам Трех Царей.
После мессы под звук фанфар Генрих и Анна вошли в приемный зал короля, чтобы пообедать в присутствии всего двора: главные лорды и государственные сановники готовы были прислуживать им. Напряженная от волнения, Анна села в кресло рядом с королевским троном. Угощение подавали с большими церемониями, и ели в основном в молчании, лишь изредка король интересовался, нравится ли ей то или другое блюдо, к которым она едва прикасалась, или отпускал ремарки в адрес Норфолка или Саффолка. Когда обед закончился, Анна с облегчением скрылась в своих апартаментах, но даже здесь она не могла расслабиться, потому что вокруг вились дамы, поздравляли ее и хвалили: как хорошо она держалась.
— Вы были до последнего дюйма королевой, мадам! — восторгалась Маргарет Дуглас.
— И так прекрасно выглядели; все смотрели на вас! — воскликнула Сюзанна.
Только герцогиня Ричмонд и леди Рочфорд держались в стороне. Может быть, для них Анна олицетворяла союз, который они не одобряли, но разве нельзя было попытаться полюбить ее саму за то, какая она?
После обеда Анна отдыхала, лежа на постели, радуясь, что с нее сняли тяжелое парчовое платье. Она попыталась уснуть, но это было невозможно. Мысли о грядущей ночи не давали ей покоя.
Уже стемнело, когда матушка Лёве пришла будить ее и принесла кружку ягодного эля с пряностями, который очень любили при дворе и наливали всем, кто приходил за питьем, каждый вечер в буфетной рядом с кухней. Анна с благодарностью приняла его, надеясь, что он поможет ей одолеть страх.