Анна поцеловала своего названого брата, тронутая его заботливостью, и решила сделать какой-нибудь ответный жест. По возвращении в Ричмонд она отыскала изысканно оформленный французский «Часослов», который дала ей мать. Это идеальный подарок. Внутри Анна написала: «Покорнейше прошу вашу милость при взгляде на эту книгу вспоминать обо мне. Ваш верный друг, Анна, дочь Клеве». Она завернула свой дар в кусок шелка и приказала гонцу доставить его в Хэмптон-Корт.
— Вы имели большой успех при дворе, — заметила матушка Лёве, когда они вместе следили за отъезжающим посланцем. — Знаете, что говорили люди? Король так любит вас, что готов иметь двух жен!
Анна расхохоталась:
— Что за идея! Король выглядит другим человеком. Он и правда мне как брат. Я рада, что королева делает его счастливым.
Матушка Лёве многозначительно взглянула не нее:
— А тут есть один человек, который делает счастливой и вас, если я не ошибаюсь. — (Анна залилась краской.) — Я знаю вас всю вашу жизнь. Вы сияете, дитя. Все могут заметить, как вы смотрите друг на друга. Будьте осторожны, Анна. Он женат и один раз уже создал вам проблемы.
— Мы тогда были детьми! А теперь уже нет. И мы соблюдаем осторожность.
Матушка Лёве хмыкнула:
— Если я вижу, что происходит, другие тоже могут увидеть. Согласна, его жена — мегера и даже не пытается скрывать, что неверна ему. Но они супруги, и с этим ничего нельзя поделать. Остерегайтесь, Анна, прошу вас. Сейчас ведь все хорошо, ja? Пусть же так и останется.
Анна кивнула, пристыженная. Няня искренне и от большой любви тревожилась за нее. И она права. Сейчас все они жили счастливо. Не стоит рисковать. Но Анна не могла порвать с Отто. Как ей вернуться к прежнему унылому существованию, видя его каждый день? Она этого не вынесет. Лучше смерть. А значит, в будущем нужно вести себя еще более осмотрительно.
Через несколько дней из Хэмптон-Корта прибыл гонец с посланием для Анны от короля. Генрих издал жалованную грамоту, которой даровал Анне английское подданство при условии, что она не покинет страну без разрешения. Земли, которыми она владела, будучи королевой, переходили к Екатерине, а в руках у Анны оставалось множество поместий, городков, приходских домов, парков, ферм, мельниц, десятин и ежегодных рент, которые теперь выплачивались ей за них, опять же при условии, что она останется в Англии и будет подчиняться законам королевства и установлениям парламента, который объявил ее брак недействительным. Боже, у нее даже было право получать десятину от урожая бобов с какого-то поля в Сассексе!
Просматривая список, который нужно было как можно скорее передать Уаймонду Кэри, чтобы тот разобрался со всеми ее рентами, Анна заметила, что многое из ставшего ее собственностью конфисковано у Кромвеля. Значительную часть составляли монастырские земли, которые тот в свое время прибрал к рукам. И снова она извлекала выгоду из несчастий других людей. Ей хотелось бы, чтобы было иначе, но это были не ее решения.
Большинство названий ничего не значили для нее, но несколько мест были ей знакомы, потому что находились в Сассексе, недалеко от Ричмонда. Анна пообещала себе, что в ближайшее время снова отправится объезжать свои владения, чтобы увидеть хотя бы некоторые из них.
Она вызвала Кэри, и тот просмотрел документ.
— Прекрасное обеспечение, — заявил он. — Едва ли меньше того, что вы имели, будучи королевой. Вам гарантирован хороший доход.
— Его величество проявил невероятную щедрость, — сказала Анна. — Я в долгу перед ним. И намерена всегда соблюдать условия, на которых получила это обеспечение.
Пусть Кэри передаст ее слова Саффолку!
Той весной Анна с трудом могла сосредоточиться на подготовке к поездке в Сассекс. Она слишком переживала из-за проблемы, которая сперва показалась ей пустяком, но вскоре приобрела грандиозные масштабы. Ей страстно хотелось поговорить наедине с Отто. Их тайные свидания продолжались, но улучить момент для любви удавалось гораздо реже, чем ей хотелось бы. Осторожность всегда стояла на первом месте. Но теперь Отто был нужен ей больше, чем когда-либо.
В комнату влетела матушка Лёве, нагруженная стопкой полотенец, которую она плюхнула на кровать.
— Доставили вино. Его прислал король. Возница сказал, что королева наконец понесла. Об этом толкуют при дворе.
Анна сглотнула.
— Раз уж его милость проявил такую любезность и прислал нам вино, нужно придумать повод и отметить это, — сказала она, хотя желания что-то праздновать сейчас у нее не было, а от одной мысли о вине начинало тошнить. — Эта новость очень обрадует короля.
Анна подошла к шкафу и стала искать в нем книги и игры, чтобы взять с собой в дорогу. Ее тяготили собственные страхи и тревога за мастера Мандевиля, грума из ее конюшен, которого арестовали за ересь, когда он уехал с поручением в Лондон, и теперь держали в тюрьме Маршалси, где подвергали допросам. Она едва знала его и не представляла, в какой ереси его обвиняют, — в письме с сообщением об аресте Генрих не вдавался в детали, — но боялась за этого несчастного, хорошо зная, какое наказание ему грозит.
Матушка Лёве прошла вслед за Анной в спальню:
— Что-то беспокоит вас, дитя. Вы не хотите поговорить об этом?
— Не могу избавиться от мыслей о бедном Мандевиле, — сказала ей Анна. — Надеюсь, его не выдал кто-нибудь из моих придворных и никто из живущих здесь со мной не замешан в ереси, потому что, если это не так, нам всем грозит обвинение в сопричастности. Я написала королю, сказала, что потрясена новостями о Мандевиле и у меня не было на его счет никаких подозрений. Это правда. Едва ли я хоть раз говорила с ним, разве что благодарила за услуги.
— Будем надеяться, он сможет оправдаться, — сказала матушка Лёве, но убежденности в голосе не прозвучало.
Анна задумалась: случалось ли, чтобы в Англии обвиненные в ереси избегали костра?
За обедом она спросила сэра Уильяма Горинга, известны ли ему такие истории.
— Вы думаете о Мандевиле, мадам?
— Да, сэр Уильям.
— Насколько я понимаю, еретик может отречься от своих убеждений, но если впоследствии он к ним вернется, то костра ему не миновать. Я не слышал, чтобы Мандевиль прежде отрекался. Я вообще не догадывался, что он держится еретических взглядов.
— На Пасху он не получал Святого причастия, — вспомнил мистер Хорси. — Я тогда подумал, это немного странно.
— Он отрицал чудо пресуществления, — заметил Уаймонд Кэри, и все уставились на него. — Я слышал об этом при дворе.
«Да, — подумала Анна, — не иначе как ваш добрый приятель, герцог Саффолк, шепнул вам об этом». Она надеялась, что это не Кэри дал показания против Мандевиля. Но даже если он: спроси его напрямик — и доносчик без тени смущения ответит, что действовал в ее интересах, — и будет прав.
Анна не знала, что делать. Просить Генриха о снисхождении в таком серьезном деле она не смела, но не могла и оставить мысли о своем несчастном конюшем, томившемся в тюрьме без надежды на помощь.
Повеяло весной. Сады пробуждались к новой жизни, дул легкий ветерок, в воздухе носился запах свежескошенной травы. Однако Анну не трогала красота природы. Какая жестокость: все вокруг расцветает и поет, а она терзается страхами и не может ощутить никакой радости, без конца откладывая принятие самого трудного решения в своей жизни.
Приготовления к поездке продолжались. Анна одна гуляла в саду, ища умиротворения, которое облегчило бы смятение ее отчаявшейся души. Там и нашел ее Отто. При виде любимого на глаза Анны навернулись слезы.
— Что-нибудь случилось? — Он пытливо вглядывался ей в лицо.
— Случилось. Что-то очень плохое, — ответила она. — У меня будет ребенок.
Отто выглядел ошарашенным.
— Нет, этого не может быть. Я был осторожен…
— Да. Мне известны признаки. — Анна проглотила слезы. — Я уже была в такой ситуации и не могу поверить, что она повторяется.
— О Анна! Мне так жаль. — Он притянул ее к себе и погладил по волосам. — Как нам быть?
Анну обрадовало, что Отто сказал «нам».
— Я придумала план, — ответила она, отстраняясь. — Он может сработать. Во время поездки я выберу какой-нибудь из своих домов, расположенных в глуши. Как только мое положение начнет становиться заметным, я поселюсь там под каким-нибудь предлогом, потом скажусь больной и буду притворяться, пока не родится ребенок. Нужно посвятить в это дело матушку Лёве. Она помогала мне раньше, и хотя я знаю, что она рассердится и будет недовольна мной, но уверена, поможет и на этот раз.
— Если вы возьмете с собой только одну леди, начнутся разговоры, — заметил Отто, и его прекрасное лицо исказилось тревогой.
— Я возьму и других, но им не позволят заходить в комнату больной, чтобы не заразились. Видите, я все продумала. — Она через силу улыбнулась.
— А что могу сделать я? — спросил Отто.
Началась самая трудная часть беседы. Анна страшилась этого момента.
— Ничего. Никто не должен догадаться, что между нами что-то было. Если мой брат узнает, то потребует, чтобы нас отправили в Клеве для наказания, если сперва нас не накажет король Генрих. Отто, любимый, это должно закончиться. Мы не можем рисковать, что нас разоблачат. Хватит того, что придется скрывать, в каком я положении… — Голос ее оборвался, она больше не могла сдерживать поток слез.
— Нет! Анна, не делайте этого! — Отто снова попытался обнять ее, но она отступила назад с мольбой:
— Не прикасайтесь ко мне, или я откажусь от всех своих благих намерений. Мне так жаль…
— Это моя вина. — Он стукнул себя по лбу. — Боже, прости меня!
— Мы сделали это вместе, — напомнила ему Анна. — Я не виню вас. Но теперь нам нужно проститься. Это будет трудно, но мы должны проявить волю.
— Анна! — взывал к ней Отто. — Анна, прошу вас…
Но она уже уходила от него, заставляя себя не оглядываться.
— У королевы не будет ребенка, — сказала Кэтрин Бассет. — Сестра написала мне.
— Она выкинула? — спросила Анна.