В галерее, по счастливой случайности, было пусто. Они присели на скамью у окна.
— Честно говоря, Анна, я не представляю, что мой отец долго протянет в таком состоянии, — сказала Мария. — И мы получим в правители моего брата. Мне страшно за нас всех и за Англию, ведь его воспитывают кембриджские проповедники. А они все еретики, это несомненно! И она, королева, поощряет это!
Анна сознавала, какие мрачные перспективы сулит Англии правление реформистов. Неудивительно, что Мария так беспокоится.
— Вы слышали, что случилось в прошлом месяце? Епископ Гардинер пытался арестовать ее за ересь, но ей удалось убедить короля в своей невиновности.
Анна подумала, не рассказать ли Марии, что ей известно о деяниях Кэтрин Парр до брака с королем, но содрогнулась от мысли, какие последствия это может иметь, если та посчитает необходимым передать ее слова отцу, и смолчала. Последние годы Анна жила вдали от двора, от царивших там интриг и зависти, и была вполне довольна этим. Ей хотелось поскорее вернуться домой, к Отто, который стал ей дороже, чем когда-либо прежде, и людям, которых она теперь считала своей семьей. Иоганну было уже пятнадцать лет. Осталось подождать всего несколько месяцев…
— Надеюсь, этот опыт кое-чему научил королеву и заставил переосмыслить свои ошибки.
— Не думаю, что королева описала бы это так, — едко заметила Мария. — Нет, Анна, будущее весьма неопределенно для тех из нас, кто держится истинной веры. Мы должны молиться, чтобы мой отец прожил как можно дольше, но волки уже облизываются, предвкушая новые порядки. И с этим ничего нельзя сделать! — В ее голосе слышалась горечь. — Неужели они не боятся за свои бессмертные души? — Мария глубоко вздохнула, перебирая пальцами четки. — Мы должны вернуться к гостям, пока нас не хватились.
Вновь и вновь в течение следующих дней Анна поражалась избыточной роскоши двора, которая, казалось, превосходила все, что было раньше. Каждый день она обедала с принцессами за столом короля; потом забавлялась охотами, а по вечерам сидела рядом с королевой Екатериной, и они смотрели экстравагантные представления масок, которые устраивали в честь адмирала Франции. Остаток дня в числе привилегированных гостей Анна проводила с королем и королевой в новом банкетном доме, выстроенном в саду, — небольшом изысканном павильоне, увешанном гобеленами и обставленном буфетами с инкрустированной драгоценными камнями и жемчугом золотой посудой, — где собравшихся в тесном кругу потчевали всевозможными сластями. Генрих, — Анна это видела, — вел себя так, будто впереди у него еще много долгих лет, старался игнорировать боль в ноге и решительно принуждал себя вести нормальную жизнь, насколько это было возможно.
Из Гринвича двор переехал в Хэмптон-Корт, где были организованы еще более пышные торжества. Королевский совет велел Анне присоединиться к ним. Казалось, что Генрих, вспоминая славные дни юности, хотел устроить последний яркий праздник, прежде чем тьма сомкнется над ним. Анна чувствовала атмосферу ожидания, подспудных домыслов — подавляемых, разумеется, потому что предсказывать или даже воображать себе смерть короля считалось изменой.
Однажды вечером Анна шла ужинать с Генрихом и встретила в галерее Сюзанну Гилман. Та с опаской посмотрела на нее, однако Анна больше не держала зла на свою бывшую подругу. История шестилетней давности теперь не имела значения. Поэтому Анна улыбнулась, справилась о здоровье Сюзанны и пошла дальше, радуясь, что между ними не осталось вражды.
Хэмптон-Корт она покинула в жаркий августовский день. Сидя в носилках, Анна тихо плакала. Внутреннее чутье подсказывало, что Генриха она больше не увидит. Он послал за ней, чтобы попрощаться. Анна застала его в задумчивом настроении и решила, что король тоже чувствует краткость отпущенного ему срока: он крепко обнял ее, будто в последний раз, и заглянул ей в лицо — в глазах у него стояли слезы.
— Вы всегда были мне верным другом, Анна, больше, чем я того заслуживаю. У вас столько прекрасных качеств и добродетелей, даров, которых я, признаюсь, лишен. Но, обладая теми незначительными достоинствами, какими наделил меня Господь, я приношу свою самую смиренную благодарность за Его милость ко мне и возможность наслаждаться дружбой такой прекрасной женщины, как вы. — Он отпустил Анну и поцеловал ей руку в самой изысканной манере. — Любите Господа, бойтесь Его и служите Ему, — наставительно добавил напоследок король. — Будьте милостивы ко всем. — Казалось, земные заботы больше не имеют для него значения, только бессмертная душа.
— Я любила вашу милость по-сестрински, — сказала ему Анна, — и навечно благодарна вам за доброту ко мне. — Она вспоминала все те деньги, которые он посылал ей, имения, перешедшие к ней после смерти герцога Саффолка для увеличения ее доходов, и сумму, которую Генрих прошлой осенью заплатил доктору Сеферу, когда она снова заболела трехдневной лихорадкой. — Да хранит вас Господь в здравии и да благословит вас!
— Прощайте, дорогая Анна. — Генрих наклонился и поцеловал ее в губы.
Она сделала реверанс и долго еще, удаляясь, чувствовала на себе его взгляд.
Анна вернулась в Ричмонд в расстроенных чувствах и сообщила придворным, что они отправляются в Блетчингли. Пусть перемена обстановки поможет развеять пелену окружившей ее печали.
Когда они тронулись в путь, рядом с Анной, как всегда в эти дни, появился Отто. Весь последний год они снова были любовниками, не в полном смысле этого слова: Анна решила больше не рисковать внебрачными беременностями, — но во всех остальных. Придворные наверняка это заметили, но делали вид, что ничего не происходит. Судя по отношению к ней слуг, Анна понимала, что они ее очень любят, и была благодарна им за защиту и покровительство. Они явно считали ее достойной частички счастья после всех перенесенных тягот. Ситуацию облегчил и отъезд Ханны, которая оставила Отто и вернулась к своим родным в Клеве. Ее разрыв с супругом был встречен неодобрительно, придворные сочувствовали покинутому мужу, и никто не порицал его за обретенную любовь. Тем не менее Анна и Отто скрывали свои отношения и старались не проявлять привязанности друг к другу на людях. Анне было достаточно просто находиться с ним рядом, особенно в такой прекрасный солнечный день, когда они вместе скакали по тенистым дорогам Суррея.
Весть об их приезде была отправлена в Блетчингли накануне, и Томас Каварден, посвященный королем в рыцари, ожидал их появления. Анна по-прежнему относилась к нему настороженно, беспокоилась, не занимается ли он и теперь какими-нибудь неблаговидными делами. Казалось, он успел сунуть свой нос повсюду, сумел обработать всех, кто жил в округе, и заимел влияние при дворе. Ему легко удавалось давить на людей.
По приезде в Блетчингли Анна была вынуждена признать, что сэр Томас исправно управлял поместьем. Он следил за ним, как за своим, и, несомненно, надеялся, что однажды так и будет. Его собственническое отношение к ее имению раздражало и иногда даже злило Анну.
Дела у Кавардена шли превосходно, о чем он непрестанно напоминал ей, и сейчас, за ужином, устроенным в ее честь, повторял это снова. Два года назад, когда король получил небольшую передышку от своих недугов, повел армию во Францию и захватил Булонь, сэр Томас был назначен смотрителем пиров и походных шатров, обязанным обеспечивать крышу над головой войскам. Кроме того, он возглавлял группу всадников и пеших солдат, за каковые услуги был произведен в рыцари.
— Теперь, — сообщил гостям Каварден, — его величество поручил мне содержать сорок ливрейных слуг. Мне понадобится большой дом, чтобы разместить их всех!
Анна видела, как сэр Томас бросает жадные взгляды на великолепную обстановку ее столовой. Она встретилась взглядом с Отто и поняла, что тот уловил ее мысли.
Каварден наклонился к ней:
— Мадам, вам будет приятно услышать, что король даровал мне переход права на Хекстолл и все прочие земли в Суррее, Кенте и Сассексе после смерти владельца.
До чего же заносчив этот человек! Хекстолл принадлежал ей, отчего же она должна радоваться, что он перейдет к нему по ее кончине? Она еще могла выйти замуж и родить детей; ей всего-то тридцать лет. Но этот невыносимый господин успел лишить ее потомков части наследства.
— Дальше вы надеетесь получить посмертные права и на Блетчингли, сэр Томас! — Анна сказала это в шутку, но вложила в нее предостережение.
Последовала пауза, после чего сэр Томас рассмеялся:
— Тут, безусловно, хватило бы места всем моим слугам!
На помощь Анне пришел сэр Уильям Горинг:
— Сэр Томас, вы, наверное, не слышали, что герцог Клеве женился на племяннице императора, принцессе Марии Австрийской.
— Мы все очень рады за него, — сказала Анна.
Она не стала добавлять, что Эмили написала ей: новая герцогиня Мария женщина милая, но определенно дурна собой, так как у нее печально известная длинная габсбургская челюсть и лошадиное лицо. Прочитав это, Анна улыбнулась: да, ее сестра осталась такой же острой на язык, как прежде. Эмили так и не вышла замуж, но теперь ситуацию можно будет исправить, раз уж Вильгельм вступил в союз с императором, у которого, похоже, имеется неисчерпаемый запас родственниц.
— Мой брат доволен своей невестой, — подтвердила Анна. — Очевидно, она не так ретива, как первая!
— Надолго вы задержитесь в Блетчингли, миледи? — поинтересовался сэр Томас.
— О, думаю, я проведу здесь какое-то время, — ответила она и заметила, что в его глазах промелькнуло уныние. Разумеется, пока она находилась где-нибудь в другом месте, сэр Томас мог хозяйничать здесь, как ему вздумается. Анна вполне допускала, что с него станется переехать в главный дом в ее отсутствие. — Мне так нравится здесь, — продолжила она, впадая в шаловливое настроение. — Я решила, что этот дом мне милее всех остальных, и намерена сделать его своей главной резиденцией. — Анна упивалась моментом торжества, видя замешательство Кавардена. — Я намерена произвести тут кое-какие улучшения.