— Страшно…
Дэйн оторвался от созерцания собственного несчастья и увидел, что врач стоит на коленях перед рядом канистр. В руках он держал пузырек с дезинфектором воды, повернув его к огню таким образом, чтобы лучше рассмотреть содержимое.
— В чем дело?
— Мы, должно быть, очень сильно грохнулись. Некоторые из таблеток превратились в порошок! Приходится приблизительно определять порцию, которую нужно добавлять в воду. — Кончиком ножа Тау выскреб небольшое количество раскрошившихся таблеток для каждой из канистр. — Вроде бы так. Но если вода будет иметь горьковатый привкус, пусть это вас не беспокоит.
«Горькая вода, — подумал Дэйн, пытаясь согнуть свои распухшие пальцы, — это, вероятно, наименьшая из неприятностей сегодняшнего дня. Но завтра на рассвете, — решил Дэйн, — я пойду, чего бы это ни стоило».
Утром, вскоре после рассвета, они отправились в путь, предполагая проделать большой путь до наступления жаркого времени дня, когда придется отдыхать. Дорога оказалась трудной, и, хотя ноги Дэйна еще были чувствительны к прикосновениям, он все же мог ковылять в хвосте процессии, а Нумани позади него выполнял функцию замыкающего. Вскоре начались джунгли, и они взялись за ножи, расчищая себе дорогу. Дэйн работал наравне с остальными и был доволен тем, что скорость их продвижения в этой зеленой массе замедлилась до такой степени, что он мог выдержать этот темп.
Но песчаные черви были не единственной неприятностью, которую можно было ожидать от Хатки. Через час капитан Джелико стоял, обливаясь потом, и ругался на туземных языках пяти различных планет, пока Тау и Нумани слаженно работали над ним ножами. Но они не свежевали космонавта, а вытаскивали из него древесные шипы. Капитану не повезло: он оступился и при падении попал в не очень дружелюбные объятия куста.
Прежде чем сесть на упавшее дерево, Дэйн обследовал его, ища признаки мелкой дикой жизни, потом положил на ствол одеяло. Эти деревья были не вздымающимися гигантами настоящих лесов, а, скорее, переросшими кустами, которые, будучи переплетены лианами, образовали живые стены. Бриллиантовые вспышки цветов казались яркими пятнами, и сопутствующие им насекомые тоже были пестрыми, яркими. Дэйн попытался определить, насколько эффективны прививки, сделанные ему для иммунитета, и решил, что надо надеяться на лучшее. В то же время он удивлялся, почему так много желающих посетить Хатку и платящих астрономические суммы за эту привилегию. Хотя наверняка, сообразил он, роскошные сафари, устраиваемые для богатых клиентов, происходят в совершенно других условиях, чем их собственный поход.
Как может лесничий находить дорогу через все это? Да еще при компасе, вытворяющем жуткие трюки. Однако Джелико, зная, что компас вышел из строя, следовал за Азаки без вопросов. Значит, и он должен доверять лесничему. Но все же Дэйну хотелось, чтобы они снова поскорее оказались на открытых горных склонах. Время не имело значения в этом лесном мраке, но пока они пробивались через джунгли, солнце успело миновать зенит, так что к скалам им удалось выбраться только во второй половине дня. Под свисающими ветвями одного из крайних деревьев они остановились на отдых.
— Поразительно! — Джелико с перевязанной рукой и в повязке поперек груди спустился со скалы; откуда обозревал в бинокль окрестности. — Мы прошли по прямой через джунгли, и это на протяжении всех десяти миль нашего маршрута. Я думал, что при отказавших компасах это вряд ли возможно. Но теперь я верю всему, что Слышал о способностях ваших людей не терять направления в таких местах, сэр!
— Капитан, — рассмеялся Азаки, — я не ставлю под сомнение вашу способность перелетать от одного мира к другому или ваши знания о торговле с людьми и с негуманоидами. Каждому свое. На Хатке каждый мальчик, прежде чем стать мужчиной, должен научиться ориентироваться в джунглях без помощи всяких инструментов, только по окружающему его лесу. — Он потрогал пальцем подбородок. — Наши предки на протяжении многих поколений развивали у себя инстинкт отыскания дома. Те, у которых он отсутствовал, обычно не доживали до того, чтобы стать отцами. И теперь мы, переселенцы, имеем внутри себя нечто лучшее, чем компас. Мы как собаки, которые могут бежать за добычей по слёду, не видя ее.
— Теперь мы снова начнем подниматься? — Тау критически осматривал предстоящую дорогу.
— Не сейчас. В это Время солнце так накаляет камни, что можно обжечься, прислонившись к скале. Надо подождать…
Ожидание для хатканцев стало лишней возможностью поспать. Расположившись на своих легких одеялах, они вскоре заснули. Однако трое космонавтов были неспокойны. Дэйн собирался снять ботинки, но опасался, что не сможет потом их надеть. Джелико, судя по позе, чувствовал себя тоже не лучшим образом. Тау сидел спокойно и смотрел, как казалось Дэйну, в никуда, если только не на скалу, торчащую из склона, как палец, указывающий в небо.
— Какого цвета эта скала? — вдруг спросил он.
Удивленный, Дэйн взглянул на каменный палец более внимательно. Для него была скала такого же цвета, как и другие скалы, — черного. Но при определенном освещении она, казалось, имела какой-то коричневый оттенок.
— Черная или, может быть, темно-коричневая.
После этого Тау посмотрел на Джелико.
— Я согласен с этим, — крякнул капитан.
Тау сложил руки козырьком над глазами, и его губы задвигались, как будто он считал. Затем он убрал руки и опять уставился на склон.
— Только чёрная или коричневая? — снова спросил он.
— Да, — ответил Джелико, держа больную руку на коленях, наклонясь вперед к упомянутой скале, как будто ожидал нападения чего-то поразительного.
— Странно, — сказал сам себе Тау и затем громко добавил:
— Вы, конечно, правы. Видимо, это солнце шутит с моими глазами.
Дэйн продолжал следить за скалой-пальцем. Возможно, сильный солнечный свет может шутить, но он все же не видел ничего странного в этой грубой глыбе. И так как капитан не задавал Тау никаких вопросов, то и он не стал этого делать. Через полчаса врач с капитаном успокоились и, поддавшись действию жары и собственной усталости, задремали. Дэйн продолжал сидеть, бездумно уставившись на скалу-палец. Боль в его ногах усилилась, и, кроме этого, ничто не занимало его. Но вдруг он заметил какое-то движение вверх по склону.
Было ли это то же, что раньше увидел Тау? Такое же быстрое движение у каменного столба? Но если это так, то к чему вопрос о цвете? Вот опять! И теперь, сосредоточив все свое внимание на подозрительном месте, землянин выделил очертания головы, настолько гротескной, что она скорее походила на колдовское творение Ламбрило. Бели бы Дэйн не видел в книгах капитана Джелико нечто подобное, то он решил бы, что у него с глазами что-то происходит. Эта голова по форме напоминала пулю, украшенную выступающими шипообразными ушами, верхушка которых, с пучками волос, сильно выступала вверх. Над впалыми щеками глубоко сидели круглые глаза. Рот напоминал свиное рыло, из которого высовывался розовый язык. Окраска этой фантастической головы очень походила по цвету на саму скалу.
Это, была, вне сомнений, скальная обезьяна, которая следила за их маленьким лагерем. Дэйн слышал истории об этих полуразумных животных — самых разумных из всех туземных существ Хатки. Во всех историях говорилось об их исключительно агрессивном поведении. Дэйн испугался — эта обезьяна могла быть передовым разведчиком целой стаи, а стая скальных обезьян, если она появляется неожиданно, — опасный враг.
Азаки зашевелился и сел, а эта круглая голова наверху повернулась, следя за каждым движением главного лесничего.
— Выше… у скалы-пальца… справа… — сказал Дэйн почти шепотом.
Мускулы на плечах хатканца напряглись, и Дэйн понял, что Азаки услышал его и понял. Только если Азаки и заметил скальную обезьяну, то ничем не выдал этого. Он легко поднялся на ноги и при этом незаметно дотронулся до Нумани, после чего тренированный хатканец мгновенно проснулся. Дэйн скользнул рукой вдоль ствола дерева и коснулся Джелико, серые глаза которого моментально открылись. Азаки нагнулся за своим игольчатым ружьем, а затем повернулся и выстрелил. Это был самый быстрый выстрел из всех, которые когда-либо видел Дэйн. Фантастическая голова, в какой-то степени непристойная в своем сходстве с человеческой, от этого выстрела вскинулась, и мертвая обезьяна, безвольно кувыркаясь, упала со скалы.
Хотя скальная обезьяна и не успела крикнуть, сверху раздался крик — кашляющее, горловое сплевывание, и по крутому склону запрыгал круглый белый шар. Докатившись до мертвой обезьяны, он взлетел в воздух и, упав через несколько футов на землю, развалился.
— Назад! — одной рукой Азаки послал Джелико, своего ближайшего соседа, обратно в джунгли, а затем полил остатки шара потоком игольчатых лучей.
Послышался резкий звук, и красные пылинки, яркие, как литая медь, поднялись в воздух на крыльях, машущих слишком быстро, чтобы быть видимыми. Это оказались огненные осы. Соломки гнезда сгорели без остатка, но никакой игольчатый луч не мог остановить вышедшую из гнезда ядовитую армию, жаждущую добраться до любого теплокровного существа. Люди, натирая влажной землей свои тела, забились в кусты, стараясь спрятаться в густой растительности. Как будто горячий огонь, куда худший, чем при пытке лучинками, перенесенной Дэйном прошлой ночью, вонзился в его плечи. Он перекатился на спину, извиваясь всем телом, чтобы убить огненных ос и охладить землей ужаленные места. Крики боли сообщили ему, что он был не единственным страдальцем. Все копали руками влажную землю и натирали ею лица и головы.
— Обезьяны!
Этот предостерегающий крик привел в чувство людей, катающихся от боли по земле. Верные своей природе, скальные обезьяны спускались по склону, выкашливая свой вызов, объявляя этим о своей атаке. И только это предупреждение помогло спастись их предполагаемым жертвам.
Обезьяны приближались неуклюжим бегом в полувыпрямленном положении. Первые две особи, громадины ростом почти в шесть футов, упали под огнем игольчатого ружья Азаки, но третья, отклонившись