— Можно и мне закурить? — поинтересовался Зимин, извлекая из кармана твердую пачку «Союз-Аполлон».
Юмашева кивнула. Интересно, доходы ему не позволяют курить подороже и покачественней или вкус такой?
Похлопав по брючным карманам, Зимин вытащил спички. Чиркнул, закурил…
Гюрза невольно усмехнулась. Ладно, перекуром отмечаем конец первого раунда. Ничья. Собственно, она ни на что и не надеялась. Идет обыкновенное прощупывание противника. До решающего момента еще далеко. Впрочем, второй раунд, может, и принесет ей кое-какие очки.
— Вы знаете Тенгиза Бужанидзе?
— Да, конечно, — не задумываясь, ответил Зимин. Ответил как ни в чем не бывало. — Хороший мужик, хоть и черный. Я на него иногда халтурю.
— И как же вы на него халтурите?
— Да шабашу по маленькой. То его тачку подправляю, то он дружкам своим меня сосватает.
Я неслабо секу в автоделе, вот и зовут. Я и не устраиваюсь на работу, потому что с халтур нормально перебиваюсь.
Молодец Зимин, предвосхитил вопрос о том, на какие шиши он живет. М-да, вот так-то. Значит, этот вариант — то есть возможный допрос в «ментовке» — вы там у себя прокручивали. Выходит, гражданина Зимина подготовили и к расспросам о Тенгизе. Или сам приготовился? Heт, по-другому бы ответил. Была бы пауза, случилась бы крохотная, но задержка. Именно Тенгиз (вряд ли кто другой) проработал с ним вариант допроса. Зимин, конечно, сейчас нервничает, но только из-за самого факта задержания. Наверное, опасается, что Тенгиз теперь перестанет доверять, возможно, отстранит от дел.
— А почему я вдруг у вас про Тенгиза спросила — не удивляет?
«Сейчас вспомнит о Чечне», — промелькнуло у Юмашевой.
— Так черных нынче со всех сторон просвечивают. Террористы… все такое. Не, я за Тенгизом ничего не замечал.
— А чем Тенгиз занимается?
— По машинам что-то, точно не знаю. Торгует чем-то, наверное.
— Дома у него не бывали?
— Нет. Не кореша.
— Он никогда не просил вас разбирать машины?
— И перебивать номера на двигателях тоже не просил. Я что, не понимаю, что к чему? Вы ж знаете, Гюзель Аркадьевна, я свое отсидел и больше туда не хочу. Мне на воле нравится. Поэтому в темное не полезу. Я автослесарем всегда свою копейку заработаю.
— И где вы чинили ему машину?
— Иногда, очень редко, перед его домом, а так в гараже. У него гараж на Гагарина. Там же и друзьям его тачки ремонтирую. Они их туда пригоняют, и я туда подъезжаю.
«Торопишься, Зимин, с предвосхищением моих вопросов, ох, торопишься. Про друзей Тенгиза я ведь могла и не спросить. Спешишь отработать отрепетированную программу».
— А кого-нибудь из его друзей вы не запомнили по имени? Может быть, сможете описать внешность кого-нибудь из них? Не запомнили номера их машин, хотя бы одной?
Вроде бы наивные вопросы… Но ничего — пускай расслабится, успокоится. Он и так уже заметно успокоился. Даже поза его изменилась. Больше ногой не покачивает, и руки обрели покой. Да, похоже, Зимин уже совсем ничего не боится.
— Да мне как-то ни к чему ни рожи ихние, ни номера, — проговорил он с усмешкой. — Копался себе в моторах и думал о бабках, что получу за это.
Очень жаль, что не могу ничем помочь.
Кажется, допрос зашел в тупик? Что бы ты, Виктор, интересно, предложил? Навалиться с угрозами? Прессануть? Или попробовать «взять на понт»?
Дескать, видели тебя люди, когда ты крутился у машины, которую потом угнали. Можно сразу сказать, чем закончится каждый из этих вариантов.
В любом случае — не тем, что нам нужно. И вот каменной стеной встает вопрос: а что дальше? Неужто задний ход? Неужто Гюрза извинится за причиненное беспокойство и отпустит гражданина, так ничего от него и не добившись? А вот так думать не надо… И на «дальше» есть свои премудрости, приемчики, методы…
— Я же, Гюзель Аркадьевна, как откинулся, в дела больше не лезу, хватило по самую крышку, — разговорился гражданин Зимин. И тотчас же, очевидно, для убедительности — провел ребром ладони по горлу. — Все, в окончательной завязке.
— Возможно. Похоже на то. Вы ведь где только не работали после освобождения. — Гюзель постучала ногтем по папке. — «Красный треугольник», цементный завод, грузчиком там да сям. Обычный трудовой путь бывшего заключенного. Могли сорваться, вернуться к старому, как это частенько случается. Однако же — нет. Или просто повезло и не попались? Впрочем, не столь важно, дело давнее. Вы ведь поняли: после того как удалось устроиться автослесарем в мастерскую, лезть в криминал нет смысла. Работаете по специальности, деньги зарабатываете хорошие… Еще лучше зажилось, когда перешли в вольные автослесари. Теперь уже все деньги от клиента оставляли себе, не делясь даже с налоговой инспекцией. Ну, это к слову, не пугайтесь. Налоги меня не интересуют, у меня своих забот полон рот. Значит, у вас есть клиентура, не переводятся заказы и не переведутся — машин в городе все больше и больше становится…
Гюрза отодвинула от себя папку и, закурив очередную сигарету, откинулась на спинку стула. Она явно давала понять, что и сама не прочь поскорее покончить с формальностями.
— Однако знакомства ваши… — Гюрза пристально посмотрела на Зимина, надо бы поосторожнее с такими знакомствами.
Зимин раскрыл рот, очевидно, собираясь то ли возразить, то ли согласиться, но Юмашева продолжила:
— Знаете, что меня еще убеждает? — она перешла на доверительный тон. Жалобы от соседей.
Местные опера тут подвинули про вас кое-что.
Пьянки, дебоши, дружки, бытовые разборки…
И вдруг — как отрезало. Как раз в то время, когда вы подались в частники. Правильно, пьяный слесарь вряд ли может набрать клиентуру. Чувствуется, что был сделан выбор в пользу трудового заработка. Шальные деньги пропивались бы и дальше, а трудовые все-таки жаль.
В очередной раз взглянув в глаза Зимина, Гюрза поняла, что он поверил в искренность. Значит, теперь можно было ставить точку.
— Пили-то небось здорово, а, Зимин?
— Было дело, — охотно признался собеседник.
— А теперь совсем нет?
— Завязал, конкретно. Подшился. — Он указал большим пальцем себе за спину. — Год уж как.
Потом по новой подошьюсь. Хватит мне вальтов.
— Были и вальты?
— Ну да, — Зимин махнул рукой. — Когда пьешь — дело обычное.
— И сумели взять себя в руки? Достойно уважения, не каждый так может. Но вот скажите, мне интересно как женщине… Не то чтобы я не верила в мужскую силу воли, в способность мужчин самостоятельно справиться со слабостями, но обычно, если рядом нет женщины, которая помогает, заставляет, выгаскивает… — Гюрза с усмешкой развела руками. — Обычно мужики сами ничего не могут. Или я не права?
— Да вроде сам как-то…
— Неужто сам? Не верится. Неужели и сейчас нет женщины рядом?..
Виктор еще раз сверился с бумажкой на ладони, потом вдавил кнопку звонка. Минуту спустя послышались шаги, и дверь открылась. Хмурая бабка в малиновом переднике подозрительно оглядела Виктора из-за цепочки.
— Смурнов Николай Ива…
Не успел он договорить, дверь уже распахнулась. Виктор переступил порог. Молчаливая бабка уже уходила по длинному захламленному коридору. Лейтенант осмотрелся — скорее всего, бабкина помощь и не понадобится. Дверь справа, перед ней вешалка, на вешалке — зеленая куртка и старая кроличья шапка. В такой куртке и шапке Смурнов приходил к нему в отделение две недели назад.
Виктор подошел к двери и постучал. Никто не ответил, но дверь приоткрылась. «В фильмах в подобных случаях в комнате обнаруживают труп», подумал лейтенант, переступая порог.
«Труп» лежал на диване в расстегнутых штанах и мычал во сне. Накануне опер звонил Смурнову на работу, но ему сказали, что Николай Иванович отсутствует, вероятно, по причине болезни. Увидев валявшиеся вокруг пустые бутылки, Виктор тотчас же поставил диагноз. Было совершенно очевидно, что у Смурнова — очередной многодневный запой.
«М-да, и что же теперь с этим чучелом делать? — размышлял лейтенант. Может, вернуться в отделение и просто поболтать с операми, пока Гюрза будет допрашивать задержанного? К тому же ей, возможно, понадобится помощь и…»
Виктор взглянул на часы и в задумчивости уставился на спящего.
— Разменялись? — переспросила Гюрза.
— Да, разменяли трехкомнатную на две однокомнатные.
— Отец не был против?
— Батя помер, когда я «парился». А так бы уперся.
— Где сейчас мать живет?
— На гражданке. Тоже в «хрущобе».
— И сколько тебе было лет, когда ты первый раз удрал из дому? — Гюрза перешла на «ты» — это придавало беседе оттенок интимности.
— Десять. Тогда-то я чисто из-за того, что хотел в пионерлагерь, а меня отсылали к бабке в деревню на все лето. Потом уже сбегал из-за бати.
Казалось бы — простые вопросы и ответы самые обычные слова и фразы. Но сейчас эти слова и фразы решали все…
— Давай вернемся к нашему разговору о женщинах. Ты говоришь, тебе нравится, когда женщина сама тебя соблазняет. То есть ты любишь, когда первый шаг делает женщина, да? Тебе нравится, когда от нее исходит инициатива?
— Можно и так сказать.
— Просто подойти к женщине на улице и познакомиться не решаешься?
И снова самые обычные вопросы, превращающиеся в тайное оружие Гюрзы, в данном случае придающие допрашиваемому определенный душевный настрой.
— Какая нормальная женщина будет знакомиться на улице? — усмехнулся Зимин. — Шалава разве…
— Да брось ты! Скажи честно — боишься, что может отшить.
Зимин молча пожал плечами.
— Вы, мужики, не умеете держать удар по вашему мужскому самолюбию, продолжала Юмашева. — Отошьет — сразу расстройство вселенского масштаба, сразу к водке и пьете до отключки.
Вы ж еще больше, чем женщины, любите терзать себя: ах, я стар, ах, у меня денег мало, я не красив, как Делон. Хорошо, а каким же образом ты тогда знакомишься с женщинами?..
Заговорить о сексе — это и составляло суть ее метода. Ведь допрашиваемые, как правило, поддерживают подобные темы, потому что наивно полагают, будто уходят на безопасное поле. А вот дудки, поле самое что ни на есть минное. Ничто другое так не открывает Гюрзе человека — будто «золотым ключиком» открывает, — как его ответы на вопросы сексуальной тематики. Поговорит человек немного на любовные темы — и вот он перед ней как на ладони, со всеми своими слабостями и комплексами. А уж она найдет, как распорядиться слабостью допрашиваемого. Совьет из него веревку, на которой его же и подвесит.