Карета довезла их до улочки, служившей своеобразной границей трущоб. Дальнейший путь все трое проделали пешком, выбирая самые глухие переулки, тонущие в тенях. Добравшись до своего жилища, Аэлина не остановилась, а молча, без единого слова, пошла дальше. Рован собрался следом, но Эдион его задержал.
Фэйское чутье подсказало Ровану: Аэлину сейчас лучше не трогать. Отпускать ее одну тоже было нельзя, и потому вместо фэйского принца за нею отправился Эдион.
Ночью окно в комнате генерала было открыто, и он слышал перепалку между Аэлиной и Рованом. Эдион и сейчас не знал, как относиться к прозвучавшим словам: «Больше не трогай меня… так». Эти слова удивили и в то же время разозлили его, поскольку фэйский принц явно врал самому себе и Аэлине. А вот Аэлина, похоже, приняла требование Рована за чистую монету, поскольку до сих пор недоумевала, чем она могла его обидеть. Похоже, размолвка сказалась на ней сильнее, чем убийство Аробинна и спектакль, разыгранный в Башне.
– Что, решил задним числом высказать мне свои упреки? – вздохнула она. – И ведь не отвяжешься. Я тебя знаю.
– У меня и в мыслях не было тебя упрекать… дорогая.
Последнее слово заставило Аэлину выпучить глаза, но она не остановилась. Они молча шли, пока не оказались на берегу Авери. Вчерашний дождь снова замутил речную воду, сделав ее почти коричневой. На водной поверхности лениво покачивались блики предвечернего солнца. Вдоль берега тянулась старая дорога, изобиловавшая выбоинами, в которых до сих пор блестела дождевая вода. А на самом берегу догнивали останки старых причалов.
Аэлина остановилась. Она смотрела на игру солнечных пятен, разделенных мутными протоками. Водам Авери не хватало прозрачности террасенских рек.
– Ну вот и кончилась эта… история, – сказала Аэлина, обращаясь не столько к Эдиону, сколько говоря с собою.
– Сегодня… сегодня ты была… это ведь не совсем маска.
– Что, зрелище испугало? Ты видел, как я расправлялась с королевскими гвардейцами.
– Меня испугало, что эти головорезы… приняли тебя такой. Значит, они помнили, что когда-то ты была такая. Это меня испугало.
– Какие слова ты хочешь от меня услышать? Может, мне вернуться и попросить у них прощения?
– О чем ты? Нет, конечно. Я просто… – Он говорил что-то не то. Совсем не то. – Знаешь, в военных лагерях и во время сражений… У меня тоже были размыты границы между добром и злом. Но я оказался в более выигрышном положении. Я остался на севере, пусть и на разоренной, но на родине, среди своих. А тебе пришлось отправиться сюда и расти среди этого сброда… Жаль, что мы не попали сюда вдвоем. Уж лучше бы Аробинн нашел нас обоих, и мы продолжали бы расти вместе.
– О чем ты говоришь? Ты был старше. Даже тогда ты бы вступил с Аробинном в поединок. А если бы и согласился отправиться в Рафтхол, то лишь для виду. Ты при первом удобном случае схватил бы меня за руку и утащил из Башни.
Она была права. Полностью права. Однако…
– Сегодня я видел тебя такой, какой ты была несколько лет назад. Ни любви, ни радости.
– Эдион, ну что ты из меня чудовище делаешь? Было в моей жизни и то и другое.
– Жалкие крупицы.
– Ты никак считаешь себя виноватым в том, что я стала ассасином? А разве твоя жизнь была легче? Я помню, какие ужасы ты мне рассказывал про военные лагеря.
– Я виноват в том, что меня не было здесь и тебе приходилось выживать в одиночку. Ты жила во вражеском окружении, когда надо просчитывать каждый шаг, полагаться только на себя и никому не доверять. Деньги для армии – даже эту ношу ты взвалила на себя. Но ведь я бы мог найти другой способ добыть деньги. Например, жениться на богатой принцессе, если бы в качестве приданого мне пообещали бы золото и солдат.
– Думаешь, я согласилась бы продать тебя как раба? – возмутилась Аэлина. – Что сделано, то сделано. Теперь у нас достаточно денег для содержания армии.
– Конечно… Аэлина, пойми, я сейчас даже не о деньгах. Когда-то я не мог быть рядом с тобой. Но сейчас я здесь. Моя рана зажила. Переложи на мои плечи часть своего груза.
Аэлина запрокинула голову, наслаждаясь прохладным речным ветром.
– Все, о чем я могла бы тебя попросить, я в состоянии сделать и сама.
– То-то и оно! Ты привыкла действовать одна. Я не спорю. Ты очень многое можешь сделать сама. Но это не значит, что ты должна так поступать.
– Зачем мне рисковать твоей жизнью? – устало спросила Аэлина.
– Потому что моя жизнь представляет меньшую ценность, чем твоя.
– Только не для меня, – едва слышно прошептала она.
Эдион коснулся ее спины. У него сдавило горло. Он боялся, что опять скажет совсем не то. Эдион не знал, куда катится окружающий мир, но одно то, что его Аэлина рядом и он слышит от нее удивительные слова… это было чудом.
Аэлина молчала. Кое-как справившись с потоком чувств, Эдион спросил:
– Одна из твоих главных целей достигнута. Чем мы займемся дальше?
– Освобождением магии, устранением короля и Дорина. Магия стоит на первом месте. Что касается двух других пунктов этого списка… посмотрим по обстоятельствам.
Сказано было без обиняков, с солдатской прямотой, которую всегда так ценил Эдион. Однако сейчас ему стало не по себе.
– Что? – растерянно спросил он.
– Я недостаточно ясно выразилась?
Нет. Она выразилась с предельной ясностью, и это самое страшное. Еще страшнее то, что его сестра исполнит задуманное, включая и убийство ее друга. Если Эдион начнет возражать, она прибегнет к обману, придумает кучу ложных маневров и все равно сделает по-своему.
– Остается лишь спросить: когда? И каким образом?
– Насчет «когда» спроси Рована. Первый этап – его забота.
– В переводе на обычный язык это звучит так: «У меня больше секретов, чем я намерена тебе рассказать, поскольку мне не хочется лишний раз тебя пугать».
Ответом Аэлины была улыбка во весь рот. Эдион понял: он все равно не вытянет из нее ни одного лишнего слова. Вот только как относиться к твердости ее характера? С восхищением или с возмущением? Этого он до сих пор не решил.
Вернулась Аэлина довольно поздно. Рован уже засыпал. Пожелав Эдиону спокойной ночи, она вошла в спальню и, даже не взглянув на лежащего Рована, принялась снимать с себя оружие и выкладывать на столик возле очага. Ее движения были быстрыми и бесшумными.
– Я выслеживал Лоркана, – сказал Рован. – Запах его учуял, но самого не видел.
– Так, может, он уже мертв?
Очередной кинжал лег на стол уже не бесшумно, а с ощутимым грохотом.
– Запах был свежим. Шансы, что его убили, слишком малы. Скорее всего, где-то прячется.
– Пусть, – равнодушно ответила Аэлина и ушла в гардеробную переодеваться.
Возможно, ей просто не хотелось поддерживать этот разговор.
Вскоре она вышла в одной из своих коротеньких прозрачных ночных сорочек. Из головы Рована мгновенно улетучились все мысли о Лоркане. Чувствовалось, случившееся на крыше потрясло ее, но не настолько, чтобы одеться более пристойным образом.
Розовая шелковая сорочка кончалась чуть ниже бедер, позволяя Ровану любоваться длинными стройными ногами Аэлины. На них еще сохранялся вендалинский загар. Вырез сорочки украшали светло-желтые кружева. Но когда Аэлина забиралась в кровать, Рован изо всех сил старался не смотреть на плавные изгибы ее грудей.
Наверное, плетки эндовьерских надсмотрщиков выбили из нее всю застенчивость. Ровану удалось замаскировать татуировкой бо́льшую часть ее шрамов на спине, но кое-где белые рубцы все равно остались. Остались и ночные кошмары. Недаром она до сих пор просыпалась в поту и зажигала свечу, разгоняя темноту. Самым страшным наказанием в Эндовьере были глубокие ямы, заполненные вечной темнотой. Его Аэлина, его Огненное Сердце… и вдруг кромешная тьма.
Он обязательно побывает в Эндовьере. Заглянет в глаза тем надсмотрщикам. Это будет последнее, что они увидят перед своим жалким концом.
Аэлина собиралась покарать тех, кто причинял вред ему. Почему же она считает, что у него и Эдиона нет схожего стремления разобраться с ее мучителями? Рован обладал здесь несомненным преимуществом: будучи бессмертным, он мог ждать очень долго.
В ноздри Ровану ударил запах ее волос, разметавшихся по подушке. Этот запах всегда был для него и призывом, и вызовом. Этот запах разрушил ледяной панцирь, в котором Рован пребывал не одну сотню лет. Поначалу он даже возненавидел Аэлину за то, как пахнут ее волосы. А теперь… теперь он просто сходил с ума.
К счастью для них обоих, Аэлина не могла принять свое фэйское обличье и потому не чуяла то, что бурлило в его крови. На Вендалине ему было гораздо труднее. Похоже, Аэлина и здесь начала догадываться. Недаром Эдион поглядывает на него с такой ухмылочкой.
Ну подумаешь – полуголая Аэлина. Он ее и голой видел несколько раз. Боги ему свидетели: бывали моменты, когда он задумывался о близости с нею. Но Рован умел владеть собою. Эти бесполезные мысли он научился держать на очень-очень коротком поводке. Совсем некстати Ровану вспомнился весенний праздник Бальтэн. Он тогда послал ей струю прохладного ветра. Рован и сейчас слышал ее стон, видел изгиб ее шеи. Ее губы раскрылись, и оттуда…
Это было в другой жизни. А сейчас она лежала, повернувшись к нему спиной.
– Вчерашней ночью… – начал Рован, с усилием произнося каждое слово.
– Я все поняла. Я допустила ошибку.
«Ну посмотри же на меня. Повернись и посмотри на меня».
Но Аэлина по-прежнему лежала к нему спиной, и по спине ее гладил не он, а лунный свет.
Рован чувствовал: у него вот-вот закипит кровь.
– Я совсем не собирался… отталкивать тебя.
– Знаю, что не собирался.
Аэлина прикрылась одеялом. Наверное, почувствовала, что Рован разглядывает ее спину и островок возле шеи и плеч, незатронутый шрамами и татуировкой.
– Я сама не понимаю, как все это случилось. Просто дни выдались тяжелые… Давай больше не будем об этом. Хорошо? Я ужасно хочу спать.
Может, сказать ей, что это совсем не хорошо, что им нужно…