Королева Виктория — страница 6 из 81

В своем отчете герцогине епископы писали: «Отвечая на многочисленные вопросы, принцесса выказала хорошие знания основ Священного Писания, истории и главных положений христианской религии в том виде, в каком их преподносит Англиканская церковь. Кроме того, она обнаружила поразительную для столь юной особы осведомленность в вопросах хронологии и основных событий английской истории»[30].

Учитывая, как хорошо Виктория знала родную историю, крайне сомнительным выглядит следующий хрестоматийный эпизод.

По словам Лецен, епископы попросили рассказать принцессе о ее будущем положении в стране. Гувернантка вложила в учебник «хронологическую таблицу». Изучив ее, принцесса прошептала: «Кажется, я ближе к престолу, чем мне казалось. Какое величие, но вместе с тем какая ответственность!» Подумав, она добавила: «Я буду хорошей».

В своих воспоминаниях королева совсем иначе трактовала это происшествие. Якобы она расплакалась и успокоилась, лишь когда ей сказали, что у тети Аделаиды еще могут быть дети. В любом случае фраза «Я буду хорошей» стала одной из крылатых фраз, которые приписывают королеве Виктории.

Несмотря на довольно жесткое расписание, в жизни принцессы находилось время для игр. Как и ее ровесницы, она души не чаяла в куклах, которых у нее было гораздо больше, чем у среднестатистической мисс. В королевских архивах сохранились альбомы с бумажными красавицами, раскрашенными терпеливой Лецен – сама Виктория предпочитала руководить процессом. Настоящим сокровищем были 130 деревянных кукол длиной от 8 до 20 см. Наших современников пугают их застывшие лица, но по меркам XIX века они казались очарованием во плоти. Виктория называла их в честь оперных знаменитостей и, как истинная дочь своего времени, заносила имена в каталоги.

Другими хобби девочки были собирание гербариев и автографов: дядя Леопольд даже добыл для нее автограф Людовика XIV. Но больше всего ей нравилось играть со «своими милым, любимым» спаниелем Дэшем. Конрой подарил песика герцогине на Рождество 1833 года, но принцесса быстро прибрала подарок к рукам. Она лично купала Дэша, учила его трюкам и одевала в костюмчики. На знаменитом портрете Джорджа Хейтера у ног Виктории изображен Дэш с ее перчаткой в зубах.

Глава 4. Дела семейные

По мере того как росла принцесса, возрастала подозрительность герцогини. Ее не оставляли опасения, что родственники-злодеи вырвут Дрину из цепких материнских рук. А дядюшки тем временем подкармливали ее паранойю.

В 1826 году герцогиня получила неожиданное приглашение. Король Георг зазывал ее с дочерьми на свой день рождения в Виндзор. Ничего не поделаешь, пришлось везти Викторию в гости к «дяде-королю». Семилетняя девочка была взволнована, изрядно напугана, но очень счастлива. Еще бы, такое приключение!

Дядя-король – безобразно тучный, одышливый, с размалеванным лицом – проревел «Дай-ка сюда свою лапку!» и усадил принцессу на своих пухлые колени. Поборов отвращение, она чмокнула его в нарумяненную щеку. За учтивость ей полагался подарок: королевская фаворитка леди Коннигэм приколола ей на плечо портрет Георга в бриллиантовой рамке. Затем принцессу повели в зоопарк, где она полюбовалась на вапити, газелей и серн.

На следующий день, когда она прогуливалась с матерью по Виндзорскому парку, их нагнал фаэтон короля. «Подсадите ее!» – гаркнул Георг. Принцессу подняли и усадили между ним и тетей Мэри, которая крепко обняла девочку за талию. Лошади пустились вскачь. Герцогиня в ужасе смотрела им вслед. Неужели она в последний раз видит своего ребенка? Но принцессу ей вернули – всклокоченную и сияющую от счастья.

Вечером ее пригласили на концерт, и Георг предложил племяннице самой заказать музыку. «Пусть сыграют “Боже, храни короля”!» – нашлась Виктория. Уроки Лецен не прошли для нее даром. Перед отъездом король поинтересовался, что племяннице запомнилось больше всего. «Поездка с вами!» – вежливо отвечала девочка, чем окончательно покорила короля. Но одно дело – понянчить племянницу на коленях, и другое – выделить денег на ее содержание. На такие жертвы Георг был не готов.

Визит в Виндзор имел неожиданные последствия. Герцогине показалось, что пожилой бонвиван заглядывается на другую племянницу, красавицу Феодору. Как в сказке об умной Эльзе, герцогиня строила догадки, одну другой страшнее. Что, если Георгу взбредет в голову позвать Феодору замуж? И того хуже, молодая жена родит наследника, лишив сестру короны? Тогда все труды мамы и сэра Джона пойдут прахом. Нет, лучше поскорее сосватать Феодору за кого-нибудь немецкого принца. Желательно победнее, чтобы у нее не было средств раз за разом навещать сестру.

Подходящий кандидат подвернулся довольно скоро – Эрнст Гогенлоэ-Лангенбургский, обладатель большого и неуютного замка Лангенбург. Феодора не противилась браку с первым встречным. Годы спустя она писала сестре: «Я часто благодарила Бога за то, что он послал мне моего дорогого Эрнста, иначе я вышла бы замуж вообще за кого угодно, лишь бы только вырваться оттуда»[31].

Свадьба Феодоры состоялась в Кенсингтоне 18 февраля 1828 года. Виктория была подружкой невесты, но даже прелестное кружевное платье ее не радовало. Она засыпала Феодору письмами – от себя и от своих кукол, тоже раздавленных утратой: «Твои племянники, пупсики, теперь вышли на пенсию, но не потому, что сломались, а потому, что я уже не хочу с ними играться»[32].

Тем временем во дворце продолжались «чистки». Под подозрение попала даже верная Шпет. На протяжении двадцати лет баронесса истово служила своей госпоже, но Конрой посчитал ее шпионкой короля, и герцогиня отказала ей от места. Если бы старушку не приютила Феодора, отставной фрейлине некуда было бы податься. Все знакомые были потрясены черствостью герцогини, и только герцог Веллингтон многозначительно улыбался – подтверждалась его любимая теория! Он был уверен, что принцесса Виктория «заметила некие фамильярности» в отношениях герцогини и Конроя, о чем потом сообщила Шпет. Болтливая немка вызвала герцогиню на разговор и жестоко за это поплатилась. «Они бы и от Лецен избавились, если б смогли», – зловеще предрекал полководец.

Уж в этом-то он был прав. Под Лецен тоже «копали». Баронесса не скрывала своей неприязни к Конрою и, в случае конфликта, бросалась на защиту принцессы. В свою очередь Конрой прикладывал все усилия, чтобы выжить гувернантку из дворца. В 1834 году у него появился новый союзник – Флора Гастингс, острая на язык леди, заменившая фрейлину Шпет. Лецен немало натерпелась от их дуэта. Грубость армейского капитана, ехидные остроты леди Флоры – и так изо дня в день. Пришлось баронессе укротить гордость и терпеть, ведь без нее Виктория осталась бы одна во вражьем стане.

На помощь принца Леопольда рассчитывать уже не приходилось. Пока Виктория была ребенком, дяде проще было за нее вступиться. Он проживал со своей любовницей, немецкой актрисой Каролиной Бауэр, в Клэрмонт-Парке, откуда мог часто навещать племянницу. Дни в Клэрмонте тянулись однообразной, унылой чередой. Любимым хобби принца была возня со старыми мундирами, из которых с помощью особой машины он извлекал золотую и серебряную канитель. Упорный труд принес свои плоды, и Леопольд накопил достаточно серебра, чтобы отлить супницу в подарок Виктории, хотя к тому времени его содержанка едва не помешалась от скуки.

Но в начале 1830-х фортуна широко улыбнулась принцу. Внезапно освободились сразу несколько престолов: сначала в Греции, после свержения турецкого господства, а затем и в отделившейся от Голландии Бельгии. При посредничестве министра иностранных дел Палмерстона принц Леопольд получил бельгийский трон и уехал в свою новую вотчину. Перед отъездом, расщедрившись, он отказался от положенных ему 50 тысяч фунтов (подумав еще раз, удержал 20 тысяч, дабы оплачивать содержание Клэрмонта). Став полноправным монархом, Леопольд тут же заключил династический брак, взяв в жены Луизу, дочь французского короля Луи Филиппа.

Отъезд дяди, ставшего ей вторым отцом, огорчил Викторию еще больше, чем замужество Феодоры. Каждый его визит она ждала, как праздник. Виктория подружилась с тетей Луизой, очаровательной француженкой, которая обсуждала с ней новинки парижской моды. Но тетя и дядя приезжали так редко! Только в письмах Виктория могла излить душу, хотя в определенных пределах: тайна переписки в Кенсингтоне не соблюдалась. Даже из-за Ла-Манша Леопольд продолжал заботиться о племяннице, давая ей дельные советы и, по мере сил, защищая Лецен от выпадов Конроя. Но он был так далеко, а сэр Джон так близко!

Карл Лейнингенский тоже приезжал в Англию со своей женой-бесприданницей, но и он переметнулся на сторону Конроя. Виктория не простила брату предательства. В ее отношениях с Карлом никогда не было теплоты, и она едва считала его за родственника.

* * *

С кончиной Георга IV в 1830 году положение Виктории вновь изменилось. Она была, как никогда, близка к трону, и большинство британцев, в особенности виги, с нетерпением дожидались ее правления. Пускай принцесса всего лишь девочка-подросток, невысокого роста, склонная к полноте и с вечно приоткрытым ртом, по контрасту с новым королем она казалась сущим ангелом.

Вильгельм IV, он же Билли-морячок, не годился на роль монарха. Лондонцы усмехались, обсуждая его бесславную карьеру во флоте, связь с актрисой Дорой Джордан и десяток бастардов, которых он повсюду водил за собой. Лорды закатывали глаза, узнав, что глава государства запросто расхаживает по улицам и заговаривает с прохожими. Вильгельм и сам едва мог поверить, что носит корону, поэтому готов был поделиться волнительной новостью с каждым встречным. Но поскольку в то время серьезные умы были заняты делом – а именно подготовкой избирательной реформы 1832 года, – чудачества короля привлекали мало внимания. Лишь бы в политику не лез, и на том спасибо.