Супруги не утратили вкус к путешествиям. В 1868 году они посетили Египет, где принц убил нильского крокодила и поднялся на пирамиду, а принцесса исследовала гарем. После Каира любителей экзотики ждала Турция, где их с распростертыми объятиями принял султан. Гостеприимство султана не помешало путешественникам посетить вслед за Турцией ее главного недруга – Россию, где проживала сестра Александры, великая княгиня Мария Федоровна. Александра давно не видела сестру: из-за беременности она не попала на ее свадьбу в 1866 году, и вместо нее пришлось поехать Берти. В тот раз он произвел на императорскую семью неизгладимое впечатление, когда отплясывал в килте на балу в британском посольстве. А принц был обрадован редкой возможностью поохотиться на волков, ведь в Англии они давно уже не водились.
После того как болезнь подорвала здоровье Александры, она уже не могла угнаться за мужем. А ему неведома была усталость. Дни и ночи состояли из вереницы банкетов и балов, карточных игр в основанном им клубе Марлборо, охоты с загонщиками, походов в оперу и вечеринок в сомнительных мюзик-холлах. Вокруг принца-весельчака роились женщины. Он любезничал с дамами света и полусвета. Он задаривал драгоценностями свою знаменитую любовницу, актрису Лилли Лэнгри. Он расплывался в улыбке, когда танцовщица из «Мулен-Руж» окликала его по имени и требовала шампанского.
Виктория была уверена, что две страсти – женщины и карты – не доведут сына до добра. Она как в воду глядела.
Первый громкий скандал, в котором был замешан принц Уэльский, разразился в 1869 году. Некая леди Гарриет Мордаунт созналась мужу в измене, упомянув среди своих любовников принца Альберта Эдуарда. Хотя леди Гарриет страдала от послеродовой депрессии и впоследствии оказалась в лечебнице, сэр Чарльз Мордаунт решил предать дело огласке. Для получения развода оскорбленный супруг должен был подать в суд на любовника жены, что и было сделано. Принц Уэльский отрицал свою вину, как только мог. Да, он написал леди Гарриет несколько писем (лорд-канцлер назвал их «заурядными»), но дальше переписки у них не заходило. К счастью для принца, в суд его вызвали в качестве свидетеля. На вопрос о том, состоял ли он в неподобающей связи с леди Гарриет, принц так твердо ответил «Нет, никогда», что в зале раздались аплодисменты. Честь королевской семьи была спасена. По крайней мере, на этот раз.
В 1890 году принц вновь был втянут в скандал, вот только поводом стали не женщины, а карты. В сентябре принц гостил в йоркширском имении своего приятеля Артура Уилсона. Среди гостей был их общий знакомый – подполковник Шотландского гвардейского полка сэр Уильям Гордон-Камминг. Играя в баккара, мужчины несколько раз замечали, что Гордон-Камминг жульничает, и договорились поймать шулера с поличным. Так и вышло. Несмотря на свой баснословный доход в 80 тысяч фунтов годовых, сэр Уильям был нечист на руку. Друзья потребовали от него подписать документ, в котором он давал обещание никогда более не садиться за карточный стол. Сэр Уильям согласился, но только в обмен на молчание.
Однако джентльменское соглашение длилось недолго. Кто-то, по всей видимости, сам принц, проболтался о неприятном инциденте, и вскоре слухи о Гордоне-Камминге гуляли по всему Лондону. Пытаясь спасти остатки репутации, подполковник подал на Уилсонов в суд за клевету. На суде досталось всем, в том числе и принцу Уэльскому, который вновь занял место на свидетельской трибуне. Зачем нужно было составлять странный договор? Как офицер, он обязан был сообщить о правонарушении вышестоящему начальству. Почему он нарушил армейский протокол? В ответ принц только мямлил и бормотал.
Для Гордона-Камминга дело закончилось скверно: суд оправдал Уилсонов, а подполковник на следующий же день был уволен с военной службы. Но принцу Уэльскому от этого было не легче. Когда он вместе с супругой посетил скачки в Аскоте, толпа взорвалась криками «Ах, баккара!» и «А карты не забыл?». Что ни выпуск, художники из «Панча» радовали читателей свежей порцией карикатур. На одной из них Виктория, потрясая метелкой из перьев, грозит крошке сыну. Судя по внушительному списку, на который указует монарший перст, Берти виноват в том, что водит дружбу с отребьем, заигрывает с актрисами, много пьет, задолжал всему миру, аморален, неисправимый игрок и просто помешан на баккара!
Виктория гневалась на сына, но, по сути, сама загнала его в тупик. На голову принца сыпались упреки в безделии. В то же время Виктория не предлагала Берти никакой альтернативы, кроме туманных намеков на то, что он должен во всем подражать отцу. Но в чем именно? Не сама ли Виктория запретила премьеру лорду Гренвиллу назначать принца «главой тех обществ и комитетов или же председателем тех научных комиссий, на которые в свое время так сильно повлиял его возлюбленный отец»?[212] Точно так же ему не следовало показывать отчеты министров и дипломатические депеши. А когда в 1864 году в Лондон прибыл Гарибальди, якобы на лечение, а на самом деле – чтобы заручиться поддержкой англичан, и принц нанес ему визит, Виктория строго отчитала сына. Как он смел сделать такой важный шаг, не спросив ее совета? Впредь никакой самодеятельности! Она была уверена, что на политическом поприще из принца не выйдет толк, да и для дипломатии он недостаточно умен. Пусть политикой занимаются те, кто в ней сведущ. Среди этих светил она числила в первую очередь себя.
В 1861 году путеводная звезда Вики погасла, и вокруг нее сгустилась тьма. «Никаких перспектив у меня нет, – делилась крон-принцесса с матерью. – У многих я вызываю неприязнь, будучи иностранкой и англичанкой… Они говорят, что я ненавижу Германию, что я никак не привыкну жить за пределами Англии и стремлюсь все обустроить на английский лад»[213].
Отто фон Бисмарк, назначенный в 1862 году министром-президентом Пруссии, ловко манипулировал стареющим королем Вильгельмом I, настраивая его против сына и невестки. Прусские помещики-юнкеры потешались над либеральными воззрениями Вики и Фрица, которые когда-то рассчитывали обратить Пруссию в конституционную монархию по модели Великобритании. Вики чувствовала, что вокруг нее собираются реакционные силы, и замирала в предчувствии удара.
«Консерваторы полагают, что Дункер[214] вертит им [Фрицем], как хочет, – писала она в июне 1863 года. – Либералы же не верят, что он искренне на их стороне, а те немногие, что верят, считают, что ему не хватит мужества в этом признаться. Он только что дал всем понять, что он думает на самом деле, и, как следствие, вынужден будет отмалчиваться до лучших времен. Когда я наблюдаю, как правительство обходится с Фрицем, в моей душе вскипает чувство независимости. Слава Богу, я родилась в Англии, где люди не являются рабами и не позволяют никому обращаться с ними подобным образом»[215].
По тону дочериных писем Виктория догадывалась, как угнетена Вики. «Бисмарк – настоящий негодяй, готовый сколько угодно лгать во имя своих целей. Подумать только, этот человек будет управлять страной!»[216] – отзывалась она о главном обидчике дочери. А Вики зазывала в гости: «Этот дом, твой старый дом, каким бы печальным и запустелым он ни был, все так же открыт для тебя. Приезжай к нам с детьми и живи хоть в городе, хоть на природе, только не оставайся в этой Пруссии»[217].
Вики часто гостила у матери, но даже не думала о том, чтобы остаться дома насовсем. Она хотела доказать врагам, что не станет прятаться за материнской юбкой, но была и другая причина – со временем крон-принцесса прониклась имперскими идеями Бисмарка. Отец не одобрил бы его беспринципность, но отца больше не было, а Бисмарк оставался фактом ее жизни.
В 1864 году министр-президент Бисмарк развязал Датскую войну – первую из кампаний, рассчитанных на объединение Германии. Пруссия и Австрия схлестнулись с Данией, чтобы отвоевать у нее герцогства Шлезвиг и Гольштейн. Ожесточенные бои велись не только на линии фронта, но и за столом королевы Виктории, где понемногу собиралась вся карта Европы. Принцесса Уэльская была возмущена, что у ее отца пытаются отнять земли. Берти выступал на стороне жены, но Вики считала, что Пруссия имеет полное право претендовать на эти территории. Во избежание ссор Виктория запретила детям обсуждать дома такие огнеопасные темы, но стычки все равно продолжались.
Семейство Вики пополнялось быстро: вслед за Вилли (1859) родились Шарлотта (1860), Генрих (1862), Сигизмунд (1864), Виктория Моретта (1866), Вальдемар (1868), София (1870) и Маргарита Мосси (1872). Вопреки настойчивым рекомендациям матери, Вики обходилась без кормилицы. «Как больно слышать, что две моих дочери воспротивились совету матери девятерых детей»[218], – скрипела пером королева.
Отношения с детьми у Вики складывались по-разному. Лучше всего она ладила с младшими дочерьми, но ее любимцами были Сиги и Вальди. Именно их ей суждено было потерять первыми, как если бы судьба, насмехаясь, отбирала у нее самое дорогое. Сиги умер от менингита в 1866 году. В это время Фриц сражался на фронте в разгар Австро-прусской войны, поэтому Вики пришлось в одиночестве справляться с горем. При прусском дворе не было никого, кто мог бы ее утешать – да что утешить, хотя бы искренне ей посочувствовать! Страдания «англичанки» не вызывали у придворных ничего, кроме злорадства. А мама напомнила Вики, что, как ни печально расстаться с сыном, терять мужа все равно больнее. Так что ей, можно сказать, повезло – муж был при ней.
Виктория и Альберт сокрушались из-за Берти, его бестолковости и упрямства. Вики столкнулась с теми же самыми проблемами, но помноженными на три. Она упоенно критиковала тройку старших детей, не скупясь на такие эпитеты, как «неуклюжая», «тупица», «безнадежный лентяй». «Вилли криклив и груб, от Шарлотты одни неприятности, а Генрих не дает мне покоя – а вообще они милые, славные дети и я ими очень горжусь»