Когда я изложила все это лорду Мельбурну, он иронически улыбнулся, но был абсолютно тверд.
— Не может быть двух дворов, состоящих из людей различной политической ориентации, — сказал он. — Ваше величество видели катастрофические последствия этого при вашем собственном дворе — и вашей матушки. Я согласилась.
— Значит, должен быть один двор, и я не думаю, чтобы ваше величество пожелали составить его из тори.
— Я этого не потерплю.
— Вы — королева. Это ваше решение. У принца должен быть его собственный личный секретарь, но пока что мы с ним можем поделиться. Джордж Энсон очень достойный человек.
— Очень любезно с вашей стороны. Я сразу же напишу Альберту.
Альберт тут же отозвался. Ему не понравилась идея делить секретаря с премьер-министром. И было еще одно обстоятельство. Ему было известно, что Джордж Энсон танцевал до полуночи. Альберт находил, что это очень легкомысленное времяпрепровождение для человека, занимающего такой важный пост.
Мне это не понравилось. Видимо, Альберт иногда забывал, что я — королева и тоже люблю танцевать до полуночи, хотя мой пост и поважнее, чем секретарский. Он должен наконец понять, что я знаю свою страну и своих подданных лучше, чем он. Бесполезно рассуждать о лояльности по отношению к обеим партиям и допускать во дворец ненавистных тори. Он не знал, насколько они ужасны.
Дядя Леопольд был оскорблен, узнав, что Альберт не стал пэром и что парламент выделил ему только 30 000. Меня все это стало раздражать, и я написала Альберту, объяснив ему, что его предложения по поводу джентльменов его свиты просто невозможны. Он должен положиться на меня, что я выберу для него людей, занимающих достаточно высокое положение и с прекрасной репутацией. Я добавила, что получила недовольное письмо от дяди Леопольда. Он огорчен, что я не следовала его советам. «Наш милый дядя, — писала я, — склонен думать, что может всем распоряжаться». Очень мягко, но я хотела дать понять Альберту, что, хотя и любила и уважала его, я была королева и он, милый, добрый и умный, не должен этого забывать.
Я обнаружила, что у Альберта, несмотря на его внешнюю мягкость, была твердая воля. Его очень встревожили мои замечания по поводу его штата. Он думал, что сможет привезти с собой из Германии нескольких благородных, высоконравственных людей. Он был уверен, что я пойму, как одиноко может чувствовать себя человек в чужой стране. Лорд Мельбурн был в ужасе.
— Двор, состоящий из немцев! Никогда! Народ не потерпит этого. Уж лучше тори. Ваше величество знает, как недоверчиво у нас относятся к иностранцам.
Я сказала ему резко, что национальность не имеет значения. Я выходила за Альберта не потому, что он немец, но потому, что я его любила.
Ситуация становилась все более напряженной. Если бы Альберт был со мной рядом, мы бы все обсудили и пришли бы к взаимопониманию. Писать было так трудно. На бумаге слова выглядели так определенно… так непреложно. И почта так долго шла, что к тому моменту, когда письмо доходило до адресата, твое настроение уже существенным образом изменялось. Как я желала видеть Альберта и разрешить все наши трудности с ним вместе.
Альберт категорически отказался делить секретаря с премьер-министром, так что лорд Мельбурн сказал, что он уступает его Альберту. Альберт согласился на это, хотя и неохотно, так что одно препятствие мы все-таки преодолели. Но оставались другие, на этот раз между Альбертом и мной, еще более неприятные, потому что некого в них было обвинять.
Я утешалась тем, что это все было потому, что Альберт был незнаком с английскими обычаями. Его воспитывали очень строго, и я сомневаюсь, чтобы у него в детстве были взрывы. Он всегда был преисполнен сознания своего долга и никогда не отступал с пути добродетели. Но беда хороших людей в том, что они слишком много ожидают от других, чьи моральные принципы не столь высоки.
Первая неприятность была из-за медового месяца. Я получила такое прелестное письмо от Альберта, где он писал, как он стремится в Англию и с нетерпением ждет нашего медового месяца. Мы должны были провести его в Виндзоре, милом Виндзоре, где мы были так счастливы, и где я предложила ему жениться на мне. Мы поедем в Виндзор на неделю, и пробудем там целую неделю одни, я на этом настаиваю, писал он мне.
Конечно, я была в восторге, что он хотел быть только со мной, но милый Альберт не понимал некоторых вещей. Он не мог знать, что значило управлять страной. Но он всему научится, и научится быстро — ведь он такой умный. Главное, что ему предстояло понять, было то, что королева не принадлежит себе. «Ты забываешь, любовь моя, — писала я, — что я царствующая монархиня и государственные дела не могут ждать. Сейчас заседает парламент, и я не могу отлучаться из Лондона больше чем на день-другой».
Отослав это письмо, я забеспокоилась. Возникло уже столько осложнений после того радостного момента, когда мы объяснились в любви. Я жаждала его видеть. Мне хотелось знать, что он чувствует по поводу всех этих неурядиц. Письма могут быть иногда такими холодными. Может быть, я была высокомерна? Я ничего не могла с этим поделать. Я должна была напоминать ему, что он женится на королеве.
Я послала ему список подружек невесты. Мне очень хотелось, чтобы у нас во всем было согласие, даже в таких мелочах. И как же изумилась, когда он не одобрил мой выбор. Он настаивал, что двух нужно было вычеркнуть из списка. Это были дочери леди Рэднор и леди Джерси. Сами подружки были невинные девушки, но их матери были замешаны в скандалах, напомнил мне Альберт. Леди Джерси пользовалась дурной репутацией даже в Европе. Альберт находил, что моих подружек не должны касаться никакие сплетни. Когда я показала это письмо лорду Мельбурну, он засмеялся.
— Чего хочет от нас принц? Чтобы мы рылись в прошлом? Упаси Господи! Мало ли что мы обнаружим! А как насчет родни жениха? Его отец — известный распутник, и не забудьте, что он развелся с женой — собственной маменькой этого святого Альберта — за неверность. Это уже слишком далеко заходит, ваше величество.
Как я ни любила Альберта, я согласилась с лордом Мельбурном. Альберт проявил в данном случае нелогичность. Я должна написать ему, что не стану менять подружек.
Лорд Мельбурн иногда смотрел на меня с грустью. Я знала, что он думал. После моего замужества наши отношения должны измениться. У меня будет другой постоянный спутник, подчиняющий меня своему влиянию. Легко ли я поддавалась влиянию? Может быть, когда я любила. Но не влюблялась ли я слишком легко, целиком отдаваясь своему чувству? Быть может, что-то во мне требовало мужской власти надо мной. Дядя Леопольд… лорд Мельбурн… я фанатически любила дядю Леопольда, пока не появился лорд Мельбурн и не указал мне на его недостатки. Теперь таким мужчиной в моей жизни будет Альберт. Но ни с одним из них я никогда не забывала самое важное: я была королева. Несмотря на все эти осложнения, день свадьбы был назначен на десятое февраля.
Неудача преследовала нас. Я была очень нездорова, и думали, что у меня корь, что оказалось ошибкой. Лорд Мельбурн простудился, и простуда осложнилась у него кашлем. К тому же еще мама не оставляла нас в покое. Она не хотела выехать из дворца после моей свадьбы, и по-прежнему велись ожесточенные дискуссии, кто кого превосходил по рангу.
Вскоре прибыл камердинер Альберта с его борзой Эос. А мне подарили еще одну маленькую собачку, очаровательного скотч-терьера, которого я назвала Ледди. Я была в восторге, но лорд Мельбурн говорил, что у меня слишком много собак, и хотя они все любили его, мне кажется, они ему не очень нравились.
В те дни я получала множество пожеланий и подарков. Просыпаясь каждое утро, я напоминала себе, что еще днем меньше остается до моей свадьбы. В Ла-Манше сильно штормило.
— Бедному принцу Альберту придется плохо, — сказал лорд Мельбурн с оттенком удовлетворения в голосе, — но он мужественно все перенесет, — добавил он.
Все казались в смятении. Я была так возбуждена, что не могла ни есть, ни спать. Я ужасно боялась, что что-нибудь выйдет не так.
Лецен сердилась и говорила, что я должна успокоиться. Бедная Лецен, она сама была на себя не похожа. Я думаю, ей не хотелось, чтобы кто-то вошел в мою жизнь, особенно такой близкий человек, как Альберт. Я снова и снова уверяла ее, что не изменю своего к ней отношения, но мне кажется, она мне не верила. Она поехала в Виндзор, чтобы проверить, все ли готово для нашего медового месяца — три дня, а не неделя, как настаивал Альберт.
Мама возражала против того, чтобы Альберт и я жили под одной крышей до свадьбы. Я протестовала. А где же еще Альберту остановиться? И не могли же мы пожениться в день его приезда. Мама продолжала настаивать, что это «неприлично», и когда я сказала об этом лорду Мельбурну, он, к моему удивлению, заметил, что Альберту и правда лучше было остановиться где-нибудь еще. Я рассердилась.
— Мне кажется, каждый старается создать насколько можно больше препятствий моему замужеству.
Лорд Мельбурн терпеливо объяснил, что он просто хотел сгладить осложнения, поскольку по английскому обычаю жених и невеста не должны были жить под одной крышей до брака.
— Это очень нелепый обычай, и Альберт остановится во дворце.
— Как вам угодно, мэм, — сказал он с улыбкой, и, поскольку я ясно высказала свое желание, маме пришлось согласиться.
Итак, Альберт прибыл в Букингемский дворец. Как я была рада увидеть его! Он выглядел бледным. Альберту не везло в морских путешествиях. Но ничто не могло умалить его красоты, и когда я взглянула в его голубые глаза, то поняла, как я счастлива.
Он прибыл в субботу, а свадьба должна была состояться в понедельник. Эти два дня были для нас очень счастливыми. Мы пели дуэты и репетировали свадебную церемонию. Время летело незаметно.
В воскресенье я никак не могла заснуть. Это была последняя ночь, которую я проводила одна. Я вспомнила, как много я придавала этому значения, будучи маминой пленницей. Казалось, это было так давно, а прошло только три года.