— На самом деле ее зовут Луиза.
— Тогда почему ты называешь ее Дэйзи?
— Мне хотелось дать ей какое-то особое имя. Она была особенным человеком в моей жизни. Мы с ней прекрасно проводили время, и, когда мне было плохо, она всегда могла утешить меня. Временами с мамой было очень тяжело жить. Ты знаешь, она заставляла меня носить ожерелье из остролиста под подбородком.
— Я уверен, что бы она ни делала, она считала, что это для твоего же блага.
— О нет, для ее собственного блага.
Альберт промолчал. Он считал, что говорить непочтительно о родителях было также грешно, как говорить непочтительно о Боге.
Он находил, что Лецен слишком много забрала власти в свои руки. Он, вероятно, заметил то упрямое выражение, которое всегда появлялось на моем лице при упоминании о Лецен. Она, в свою очередь, иронически отзывалась о нем. Она напомнила мне, как я любила танцевать.
— Я помню, как вы веселились до трех часов утра.
— И я тоже, Дэйзи. Было так весело, правда?
— Я любила видеть вас такой красивой в бальном платье. Вы слишком много стали читать теперь, моя дорогая. Вы не должны утомлять глаза.
— Альберт очень интересуется литературой.
— Вам нужно больше бывать на свежем воздухе.
— Альберт находит свежий воздух очень полезным.
— Ведь мы же не хотим превратиться в книжного червя. Это совсем не пойдет моему бесценному ангелу.
— Кем бы я ни стала, я всегда буду вашим бесценным ангелом.
Потом она обнимала меня и требовала уверений, что ничто… ничто не изменит любви между нами. Я пылко заверяла ее, что так и будет. Потом Альберт как-то упомянул о моих отношениях с лордом Мельбурном.
— Ваши отношения немного фамильярны, — сказал он.
— Мой ангел, это естественно. Мы старые друзья. Он был моим премьер-министром с тех пор, как я взошла на престол.
— Ваши отношения ближе, чем они должны быть между королевой и ее премьер-министром.
— Лорд Мельбурн — не обыкновенный премьер-министр, а я, мой дорогой Альберт, не обыкновенная королева.
Я засмеялась. Альберт слегка улыбнулся. — Ты слишком демонстративна в проявлении своих чувств, дорогая.
— А почему бы и нет? Почему нельзя показывать людям, что они тебе нравятся?
— Может быть, не столь явно.
— Лорд Мельбурн всегда был моим большим другом. Я всегда его уважала и не вижу причины скрывать это. Я с ужасом думаю, что его место может занять этот отвратительный Пиль.
— Ты говоришь о сэре Роберте Пиле?
— Да. У него манеры танцевального учителя, и он выглядит так, словно каждую минуту готов пуститься в менуэт. — Я засмеялась, вспомнив его выходки.
— Я говорил о нем с Энсоном. Он очень высокого мнения о сэре Роберте.
— Но, Альберт, Роберт Пиль наш враг. Он голосовал против твоего содержания. Он хотел внедрить этих ужасных тори при моем дворе. Он делает все, что может, чтобы вытеснить лорда Эм с его поста.
— Естественно, потому что он возглавляет оппозицию. Я нахожу, что сэр Роберт много сделал для Англии. Полиция, которую он создал, — предмет зависти во многих странах. И не только это — я пришел к заключению, что он дорожит благом страны. Он счастливо женат и живет добропорядочной жизнью, чего не скажешь о других политиках.
— Дорогой Альберт, ты здесь еще недавно. Мне не нравится сэр Роберт Пиль, и я надеюсь, что лорд Мельбурн его не допустит на свое место.
— То, что он тебе не нравится, не означает, что он плохой политик. Я зевнула.
— Дорогой Альберт, я хочу спеть твой романс. И потом, я слышала, как вы с Эрнстом играли Гайдна сегодня утром. Я бы хотела послушать вас еще раз.
Альберт взглянул на меня, как он часто это делал, как на милого, но капризного ребенка.
Я была уверена, что Альберт изменится. Мне не приходило в голову, что я могла измениться. Ведь я — королева.
Альберт критиковал лорда Мельбурна. Он признавал, что у него светские изящные манеры, но считал, что он слишком обходителен. Чуть позже он обнаружил, что лорд Мельбурн был замешан в скандальных процессах, и это ему очень не понравилось.
— Это не его вина, — объяснила я. — Просто так случилось.
— Странно, что это случалось так часто.
— Такова жизнь. Лорд Мельбурн замечательный человек. Это привлекает к нему людей и может создавать для него неприятности. Он так помог нам, Альберт. Он так старался, чтобы парламент выделил тебе больше денег. Могу сказать тебе, что сэр Роберт Пиль был против этого.
Взгляд Альберта стал печальным. Он был так хорош собой в эту минуту, что я поцеловала его и сказала:
— Пойдем к Эрнсту.
Семья Альберта не могла остаться у нас навсегда, так что наступил день их отъезда. Альберт простился с отцом с большой нежностью и взаимными обещаниями скоро увидеться. Я сказала, что мы всегда будем рады видеть его в Англии. Он с большой любезностью поцеловал мне руку. Но, когда он уехал, Альберт разрыдался. Я ужаснулась, видя его в таком отчаянии. Я старалась утешить его, но он был безутешен.
— Ты не знаешь, что такое проститься с отцом, — сказал он мне.
— Знаю, — отвечала я. — Но, милый Альберт, я же с тобой. Я твоя жена и твое утешение. — Но он оставался печальным, и это раздражало меня немного. Конечно, он любил отца, и это естественно. Но он был теперь мой муж, и это должно было уменьшить его скорбь.
Мне казалось, что меня ему недостаточно. Мы были женаты только несколько недель. Он не должен был бы так отчаиваться… Странная мысль закралась мне в голову: я была пылко влюблена в Альберта, но отвечал ли он мне таким же чувством?
Сначала мне казалось, что все восторженно восприняли мое замужество. Но вскоре я стала замечать, что, оказывается, есть и недовольные. Огорчительно было то, что они не пытались скрыть своего отношения к произошедшему. Я очень расстроилась, когда герцогиня Кембриджская отказалась встать, когда пили за здоровье Альберта на ужине у вдовствующей королевы. Об этом тут же заговорили. Это было типично для королевского семейства. Они всегда опасались, что кто-то может взять над ними верх.
В газетах появились карикатуры, изображавшие Альберта под каблуком у жены; на других его представляли интриганом, радовавшимся тому, что он получил 30 000 фунтов вместо жалких 2500. Кобургов изображали тщеславными, жадными людьми, пробирающимися во все королевские дома Европы.
У меня возникло естественное желание это прекратить, и я обратилась к лорду Мельбурну.
— Мы гордимся свободой прессы в нашей стране, — сказал он. — Народ не потерпит никакого вмешательства.
— Но это жестоко, — возразила я, — и несправедливо.
— Увы, люди, занимающие высокое положение, должны ожидать подобных выпадов.
— Почему?
— Потому что они представляют собой удобную цель. Публике это нравится. Они покупают газеты не для того, чтобы убедиться, что все идет как положено. Им это было бы скучно.
— Это очень прискорбное жизненное наблюдение.
— Жизнь часто бывает печальна. Забудьте об этом. Скоро это прекратится.
Ничего нельзя было долго скрывать от Альберта. Он все замечал. Он уже отметил, что дела во дворце были поставлены не так, как следовало.
— Мой милый Альберт, — сказала я, — тебя не должны обижать эти глупые люди.
— Я вижу, что многим не нравлюсь. То меня критикуют как бесполезного дурака, повинующегося своей жене, то как хитроумного проходимца.
— Если бы они знали, какой ты замечательный! В свое время они поймут. Мы должны быть терпеливы. Он пристально посмотрел на меня и сказал:
— О да, мы должны быть терпеливы. И я поняла, что он обращался не столько ко мне, сколько к себе.
— Тебе не кажется, что наши вечера… довольно скучны? — сказал мне как-то Альберт.
— Нет, — отвечала я. — Я люблю вечера, когда мы вдвоем, а ты разве нет?
— Я думаю, мы должны приглашать ко двору интересных людей.
— Но люди, которые нас окружают, и есть наш двор.
— В Розенау мы приглашали писателей, ученых, художников…
— Мне такие люди не нравятся. Они говорят о том, чего я не понимаю.
— Ты можешь научиться и найдешь их очень интересными.
— В Розенау очень небольшой двор, это совсем другое дело.
— Твой дядя Георг IV приглашал таких людей.
— Его считали очень вульгарным. Он был непопулярен, ты знаешь.
— У него, должно быть, собирались очень интересные люди.
— А мне казалось, что ты счастлив. Он нежно поцеловал мне руку.
— Моя маленькая, ты — прелесть, но мне просто не хватает других занятий.
— Милый Альберт, как тебе может чего-нибудь не хватать?
— Видишь ли, у тебя твоя работа, бумаги, беседы с премьер-министром. А я… я просто так. Я бы хотел помогать тебе.
— О как ты добр! Но ты же знаешь, сколько обязанностей у королевы — мне приходится обсуждать государственные дела, принимать решения, подписывать различные документы.
— Я хочу, чтобы ты поняла — я здесь, чтобы помогать тебе.
— Милый Альберт!
Я подумала, что у него действительно нет никаких обязанностей, а Альберт был не из таких людей, кто жил только развлекаясь.
Приехал лорд Мельбурн и привез мне на подпись бумаги. Мне пришла одна мысль, и я позвала Альберта. — Дорогой, — сказала я. — У меня есть работа. Ты мне не поможешь?
— С огромным удовольствием, — отвечал он с просветлевшим лицом.
— Вот и чудесно. Пойдем в кабинет. Он сел рядом со мной.
— Что это за бумаги? — спросил он, взяв их. Я осторожно забрала документы из его рук.
— Их принесли мне на подпись.
— О да, я понимаю. Но каково их содержание?
— Я обсудила все с лордом Мельбурном. Мне осталось их только подписать. Протянув ему промокательную бумагу, я сказала:
— Вот, мой милый, я буду подписывать, а ты промокать.
Я поставила свою подпись и пододвинула лист Альберту. Я не могла понять выражения его лица, но мне показалось, что в нем было заметно некоторое раздражение, которое он тщательно сдерживал.
Вскоре я стала чувствовать себя плохо, меня тошнило, особенно по утрам. Лецен наблюдала за мной с понимающим видом.