Джулиан стоял на верхней приливной отметке, где волны оставили на песке темную полосу. Рядом с ним стояла Эмма. Ее светлые золотые волосы вырвались из заколки, чему он втайне был рад: он любил ее волосы. Как прекрасно было вот так стоять рядом, держать ее за руку и не ждать, что кто-то нервно прищурится, увидев их. Почти все знакомые отнеслись к новости об их отношениях так спокойно, что впору было задуматься, уж не знали ли все о них уже давно.
Может, и знали. Да какая теперь разница.
Джулиан снова взялся за краски – писал Эмму, когда удавалось заставить ее позировать. Он так долго рисовал ее втайне, выплескивая свои чувства лишь на бумагу и холст, что писать ее движущейся, смеющейся, улыбающейся, вихрем золота, синевы и охры – было даже слишком прекрасно.
Еще он писал Тая у кромки воды и Дрю – задумчивую или хмурую, и Хелен с Алиной, и Марка, глядящего вверх, словно он ищет звезды средь бела дня.
И конечно же, Ливви. Ливви, которую он всегда знал и любил, а иногда – Ливви из Туле́, которая помогла его сердцу исцелиться после потери сестры.
Хотя полностью оно не исцелится никогда. Всегда будет болеть – как после смерти отца и матери. После гибели Артура. Теперь он навсегда останется лоскутным одеялом любви и горя, побед и утрат. Таковы все Охотники. Любовь помогает принять скорбь, но чувствовать ты должен все.
Теперь он точно это знал.
– Можно с тобой поговорить, Джулс?
Не выпуская Эмму, он обернулся. Это был Марк. От солнца его золотые глаза сияли еще ярче. Он все еще оплакивал потерю Кьерана, но сейчас, на пляже, среди родных, хотя бы улыбался.
– Поговорите, мальчики, – Эмма поцеловала Джулиана в щеку и побежала по песку к Клэри и Джейсу.
Марк сунул руки в карманы джинсов.
– Алек предложил мне работу, – сказал он. – Помогать руководить Альянсом. Но я не уверен, что мне стоит принять предложение. Думаю, лучше остаться тут и помогать Хелен с Алиной, пока ты будешь путешествовать, – чтобы ты не беспокоился. Ты слишком долго о нас заботился. Теперь позабочусь я.
Любовь к брату захлестнула Джулиана – если и была раньше какая-то ревность, от нее не осталось и следа. Хорошо, что Марк вернулся.
– Соглашайся, – он положил ему руки на плечи.
– Соглашаться?! – удивился Марк.
– Ни о чем не беспокойся. Все уже не так как раньше, – сказал Джулиан и только сейчас, кажется, сам поверил в это. – Раньше мне приходилось обо всем заботиться, потому что кроме меня этого не сделал бы никто. Но теперь Хелен и Алина дома. Они хотят заниматься Институтом, детьми… – все эти годы они только об этом и мечтали.
– Ты всегда принадлежал обоим мирам, – сказал он уже тише, – фэйри и нефилимам. В этом твоя сила и польза, которую ты можешь принести. Действуй. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Марк порывисто обнял его. Джулиан обнимал брата, об их ноги разбивался прибой – он держал его крепко, как в своих мечтах все эти годы, пока Марка с ним не было.
– Марк! Ох, Марк!
Братья отпустили друг друга. К ним по берегу, выписывая зигзаги между гостями и хозяевами вечеринки, мчалась Кристина, раскрасневшаяся от волнения. Добежав, она вцепилась в его руку.
– Марк, mira! Смотри!
Джулиан тоже запрокинул голову – и все сделали то же самое, завороженные видом эльфийского коня, описывающего над ними круги. Белый скакун с алыми глазами, двумя золотыми копытами и двумя серебряными спускался на землю, неся на спине Кьерана.
С последней вспышкой солнца Копье Ветра приземлился, взметнув облако песка. Макс с воплем: «Пони!» – кинулся вперед, но был схвачен Магнусом. Кьеран спрыгнул на землю, весь в темно-синем – его наряд было так затейлив, что Джулиан даже не сразу понял, из чего он состоит: там точно были бархат и шелк, и что-то вроде лазурной кожи. Пальцы всадника были в перстнях, а волосы – того же цвета, что и камзол. Кьеран выглядел нездешне и удивительно.
Как и подобает Королю фэйри.
Быстро обыскав толпу взглядом, он увидел Марка и Кристину. На губах Короля расцвела улыбка.
– Помни, – прошептал Марк так тихо, что Джулиан засомневался, что должен был это слышать. – Помни, все это реально.
Они с Кристиной сорвались с места. Копье Ветра поднялся и закружил у них над головой. Эмма, стоя у шоколадного фонтана, в восторге всплеснула руками, а Марк, Кьеран и Кристина бросились друг другу в объятия.
– Итак, – сказал Алек.
Они с Магнусом укрылись во впадине большого валуна, который за годы штормовых ветров превратился в ноздреватую каменную губку. Магнус прислонился к камню: он выглядел таким юным, что у Алека сердце защемило от крепкого коктейля из любви и ностальгии.
– Раз уж я теперь Консул, правила тоже я устанавливаю.
Магнус подозрительно поднял бровь. Издалека доносились звуки вечеринки: люди смеялись, играла музыка, Изабель звала Макса и Рафа. Ей опять пришлось приглядывать за сорванцами, пока их родители улучили минутку побыть наедине. Когда они вернутся, оба ребенка будут покрыты толстым слоем подводки для глаз с блестками, но есть вещи, ради которых можно и потерпеть.
– Это что, флирт? – спросил Магнус. – Предупреждаю, я только за, и гораздо больше, чем сам предполагал.
– Да, – сказал Алек.
– Нет, – сказал Алек. – Ну, может, чуть-чуть.
Он положил ладонь Магнусу на грудь, а тот устремил на него внимательный взгляд зелено-золотых глаз, словно чувствуя, что партнер серьезен как никогда.
– Я имею в виду, что правила теперь устанавливаю я. Любые.
– Я уже сказал, я только за.
Алек взял Магнуса за подбородок, покрытый щетиной – она всегда ему очень нравилась. Напоминала о том Магнусе, который по утрам просыпался в его постели, которого еще не видел остальной мир, еще не облачившегося в пышные одежды, словно в доспехи – и этот Магнус принадлежал только ему.
– Теперь мы можем пожениться. В синем цвете магов и золоте Охотников, как мы всегда хотели.
Недоверчивая улыбка расцвела на лице Магнуса.
– Ты просишь меня…
Алек сделал глубокий вдох, опустился на одно колено на песок и посмотрел на любимого снизу вверх, видя, как его веселое лицо становится мягким, серьезным… и уязвимым.
– Я почти потерял тебя. Я привык считать тебя бессмертным, но никто из нас не вечен… – Руки Алека дрожали. Он, конечно, знал, что будет нервничать, но не настолько же. – Никто не вечен. Но я сделаю все возможное, чтобы ты знал, как я тебя люблю, в каждый из отпущенных нам дней. Хотел бы я обещать тебе спокойную, бедную событиями жизнь рядом со мной, но у меня такое чувство, что там, где мы, всегда будут приключения и хаос.
– Ничего другого я бы и не хотел, – тихо ответил Магнус.
– Когда я нашел тебя, я не знал, чем ты для меня станешь. Мне вообще трудно говорить о том, что прекрасно и драгоценно, сам знаешь. Ты знаешь меня лучше всех на свете, – Алек облизнул пересохшие губы. – Когда-нибудь люди посмотрят на меня и мою жизнь, и я не хочу, чтобы они говорили: «Вот Алек Лайтвуд, он сражался в Темной войне», – или даже: «Он был Консулом». Пусть лучше говорят: «Вот Алек Лайтвуд, он так сильно любил одного мужчину, что ради него изменил мир».
Глаза Магнуса сияли как звезды, полные радости и такого глубокого чувства, что Алек невольно почувствовал себя маленьким и незначительным в присутствии такой любви.
– Ты уже изменил мир.
– Ты выйдешь за меня? – прошептал Алек. Сердце у него в груди билось, как обезумевшая птица. – Сейчас, сегодня?
Магнус молча кивнул, рывком поднял его на ноги. Они сплелись в объятии, и Алек только чуть-чуть привстал на цыпочки, потому что Магнус был немного выше… и это ему тоже очень нравилось.
Поцелуй длился вечность.
Пляж гудел. Солнце уже село, но небо еще светилось мягкой лазурью. Саймон и Джейс установили деревянную платформу в той части берега, откуда вид был лучше всего. Джулиан и Эмма зажигали свечи. Клэри, переодевшаяся в голубое платье, разбрасывала цветы, Рагнор с Катариной расставляли на уже трещавших столах блюда с едой необыкновенно заманчивого вида, появлявшиеся прямо из воздуха. Изабель одевала детей в костюмчики с золотой и синей отделкой (Макс громко выл, Раф выглядел глубоко оскорбленным, но не сопротивлялся).
Хелен и Алина помогали юным Блэкторнам наносить золотые руны Любви, Преданности, Веры и Благодати. Кристина, с рунами на шее и запястьях, втыкала факелы в песок вдоль моря, что-то вполголоса напевая. Нижнемирские и Охотники вместе веселились и хохотали. Впереди еще будут трудные времена и Конклав-в-изгнании еще даст им всем прикурить. Алеку, да и всем остальным тоже, придется принимать очень сложные решения. Но сейчас, этот вечер с его приготовлениями к празднеству был словно мгновение чистого счастья, застывшее в янтаре, надежно скрытое от грубой и безжалостной реальности.
– Еще вот этот возьми, – Кьеран с улыбкой протянул ей факел.
Он работал наравне со всеми, будто и не был Королем Неблагого Двора. В сумерках его одежда и волосы казались черными, как вороново крыло.
– И у меня еще есть, – рядом сел Марк и положил на песок целую охапку факелов. Он был босой, а в его волосах сияли звезды.
Воткнутые в песок факелы разгорались все сильнее, рисуя извилистую дорожку огня, уходившую по песку в море.
– Кьеран, – Кристина не знала, стоит ли, но все равно решила спросить. – Я целую вечность назад отправила послание Адаону, но он не ответил. Ты так долго не мог решить, как тебе поступить?
– Нет. Адаон не сразу мне сказал. Я не знал, что вы с ним связывались. Я пытался забыть вас двоих… быть хорошим Королем и учиться жить полной жизнью без вас, – прядь его волос стала серебристо-голубой. – Это было ужасно. Я ненавидел весь мир, каждую минуту. Когда я уже больше не мог этого выносить, я пошел к Адаону и спросил, не хочет ли он поменяться со мной местами. Он отказался… и взамен предложил свою хижину. Только тогда я и узнал.
– Поверить не могу! – рассвирепела Кристина. – Он должен был сразу, немедленно связаться с тобой!