– Нет, – ответила Эмма.
Ходить вокруг да около смысла не было никакого.
– Тогда кто у вас вождь вампирского клана в Нью-Йорке? – помолчав всего секунду осведомился Рафаэль.
– Лили Чен.
Рафаэль, к ее удивлению, улыбнулся – настоящей улыбкой с настоящим чувством в ней. Эмма даже как-то помягчела к нему.
– В нашем мире ты герой. Ты пожертвовал жизнью, спасая Магнуса.
– Только не говорите, что речь о Магнусе Бейне! – в ужасе сказал Рафаэль. – Пусть это будет какой-нибудь другой Магнус, покруче и получше. Я бы такого ни за что не сделал. А если бы сделал, то уж точно не хотел бы, чтобы об этом лясы точили. Поверить не могу, что Магнус осрамил меня, все разболтав.
Уголок губ у Джулиана дрогнул.
– Он назвал дитя в твою честь. Рафаэль Сантьяго Лайтвуд-Бейн.
– Гадость какая! Стало быть, все знают? Как жить-то после этого? – он бросил взгляд на Диану. – В гараже под брезентом несколько моих мотоциклов. Можете взять парочку. Только смотрите, не разбейте, а то я буду очень недоволен.
– Договорились, – кивнула Диана. – К ночи вернем.
– А тебе разве не положено спать, Рафаэль? – вдруг сообразила Эмма. – Ты же вампир, а на дворе день.
– О, мой маленький Охотник, – холодно улыбнулся тот, – сначала посмотри на наше солнце, потом поговорим.
Мотоциклы обнаружились в гараже. Дивья открыла железную дверь, чтобы они могли выехать на улицу, и сразу же за ними закрыла. Завизжали, залязгали механизмы. Джулиан поднял голову и увидел небо.
Первой его мыслью было поскорее заслонить Эмму от останков солнца. Второй – кусочек стихотворения, которому научил его дядя.
Час утра наставал и проходил,
Но дня не приводил он за собою…
От солнца остался только багрово-черный уголь, тускло мерцавший за полосатыми, рваными облаками. Свет от него был отвратительный – красновато-бурый, словно они смотрели на мир сквозь воду пополам с кровью. Воздух был густ и отдавал грязью и медью.
Судя по всему, они сейчас стояли на Западном Бродвее; народу на нем было не в пример меньше, чем прошлой ночью. В проемах между домами сновали какие-то тени. Магазинчик шаговой доступности, торговавший кровавыми милкшейками, кстати, стоял открытый. За прилавком кто-то сидел и даже читал старый журнал – но формой он от человека категорически отличался.
По пустой в основном улице картинно летал всякий мусор, гонимый горячим ветром. В Лос-Анджелесе временами тоже бывала такая погода, когда дуло из пустыни – там его звали дьявольский или убийственный ветер. Видимо, в Туле́ ему было самое раздолье.
– Готовы? – Диана перекинула ногу через байк и кивнула им на второй.
Джулиан никогда в жизни на мотоцикле не ездил. Он и рад был бы попробовать, но Эмма уже села верхом, застегнула до горла найденную в гардеробе кожаную куртку и поманила его пальцем.
– Марк показывал мне, как на таком ездить, не забыл?
О, нет, Джулиан помнил. И как ревновал ее тогда к Марку – тоже. К Марку, который мог вот так спокойно, походя с ней флиртовать. Целовать ее, обнимать, тогда как ему, Джулиану, приходилось обращаться с Эммой как с бомбой, готовой рвануть при малейшем касании. Коснись он ее только… или они друг друга…
Здесь это не работает, напомнил он себе. Может, тут, у них, и ад, зато они здесь не парабатаи. Он уселся позади Эммы и взялся руками за ее талию. На поясе у нее обнаружился «глок» – впрочем, как и у него.
Она погладила его по сцепленным у нее на поясе рукам. Он нагнулся и поцеловал ее в шею. Она поежилась.
– А ну, хватит, – скомандовала Диана. – Поехали.
Она сорвалась с места. Эмма тоже завела байк. Двигатель громко взревел, и они понеслись вслед за Дианой по пустынной улице. Та устремилась вверх по склону холма; Эмма пригнулась, за ней Джулиан.
– Держись! – прокричала Эмма против ветра, и машина оторвалась от земли.
Город провалился вниз. Мотоцикл круто забирал на подъем; Диана летела рядом. Джулиан невольно вспоминал Охоту… полет над спящей Англией тропами ветров и звезд.
Здесь, однако, все было по-другому.
Сверху они ясно видели разруху, царящую в городе. Небо полнилось темными силуэтами: другие воздушные мотоциклы, демоны, рыщущие средь бела дня под защитой едва живого солнца и густых облаков. Там и сям виднелись пожары; с Чудной мили поднимался дым. Вокруг Беверли-хиллс все было запружено и затоплено, образуя что-то вроде крепостного рва вдоль всего Бель-эйра. С высоты было видно, как в кипящей воде ворочается морское чудище, горбатое и жуткое, – тянется по протоке, помогая себе щупальцами. Вот оно закинуло голову и взвыло: Джулиан увидел черную яму пасти, усаженной зубами, как у белой акулы.
Они летели над Уилширом, превратившимся в бульвар кошмаров. Музыкант явно человеческого происхождения марионеткой висел на ниточках, сделанных из его собственных нервов и кровеносных сосудов: повинуясь адскому кукловоду, он играл на мандолине, вопя при этом в агонии. Демон прохлаждался за прилавком, где торговали ксилофонами из человеческих ребер. Еще один – громадная одноглазая змея – свернулся вокруг лимонадного киоска: в нем вампиры получали дольку лимона и укус. Окровавленный, перепуганный человек истошно орал.
Джулиан закрыл глаза. Когда он снова их открыл, они летели на север над бегущим вдоль моря шоссе. К счастью, оно было почти безлюдно. Внизу расстилались руины богатых особняков, некогда тянувшихся вдоль берегов Малибу. Теперь там все заросло; бассейны стояли пустые или полные нехорошей черной воды. Даже сам океан выглядел как-то по-другому. Под этим тусклым солнцем вода была темна и бурлива – ни рыбы, ни водорослей, куда ни глянь.
Он почувствовал, как Эмма напряглась. Слова унес ветер, но он успел уловить достаточно:
– Джулиан… Институт…
Он посмотрел на восток: там и правда был Институт – стекло, камень и сталь, – поднимающийся к небу из зарослей жесткой горной травы Санта-Моники. Сердце заныло: вид был такой знакомый, такой родной, даже в этом адском багровом свете умирающего солнца.
Но на крыше развевалось два флага: один со звездой в круге и другой – семейный герб Эшдаунов, ясень в окружении листьев.
Он даже обрадовался, когда Эмма заложила дугу, и Институт пропал с глаз.
Диана впереди снижалась по направлению к берегу. Она села в облаке песка и обернулась посмотреть, как Эмма и Джулиан приземляются следом – с куда меньшей грацией. Приземлились они так жестко, что у Джулиана громко клацнули зубы.
– Ой, – сказал он.
– Ты бы сел лучше? – Эмма обернулась к нему, порозовевшая, растрепанная ветром.
– Нет, – он поцеловал ее в щеку.
Эмма покраснела еще сильнее, а Диана презрительно хмыкнула.
– Вы двое почти так же безнадежны, как ваши же помраченные версии. Шевелитесь, нам нужно спрятать байки.
Закатывая мотоцикл под нависающую скалу, Джулиан вдруг понял, что поддразнивания Дианы его совершенно не задевают. Как и поддразнивания Кэмерона насчет кровати. Все это напоминало, что здесь у них с Эммой совершенно нормальные отношения – ничего тайного, ничего запретного. И ничего опасного.
Наверное, это единственное, что во всем Туле́ было нормального… но в этом мире, лишенном ангелов, оно уже ощущалось как сущее благословение.
– Ну что ж, – сказала Диана, убедившись, что мотоциклы надежно спрятаны. – Будем искать кота на пляже.
– Чёрч обычно сам к нам приходит, – Джулиан посмотрел в обе стороны вдоль берега. – Тут все выглядит… почти как у людей.
– Ну, в воду я бы соваться все равно не стала, – заметила Диана. – Но да, Себастьяну пляж будто бы самому нравится. Он его в основном не трогает – так, только ритуалы проводит и людей казнит.
Эмма принялась издавать странные звуки, видимо, долженствующие привлечь внимание потенциального кота.
– Если вызовешь демона в кошачьем облике, меня не вини, – предупредила Диана.
Она потянулась, суставы громко захрустели.
– Неделя на дорогу из Мехико, и на тебе, пожалуйста, – не успела и пару дней дома пробыть. Думала, еще отдохнуть успею. Ага, сейчас.
– Мехико? – Эмма волчком развернулась к ней. – Ты не… не знаешь, Кристина Мендоса Розалес в порядке?
– Кристина Розалес? Роза Мехико? Ха! Благодаря ей этот город – один из немногих уцелевших оплотов Сумеречных охотников в этом мире. Ангельской магии там все равно нет, но они хотя бы патрулируют улицы, сдерживают демонов. Семейство Розалес – прямо-таки легенда Сопротивления.
– Я так и знала, – Эмма поспешно вытерла мокрые щеки. – Я так и знала.
– А еще другие очаги Сопротивления есть? – спросил Джулиан.
– Ливви делает что может здесь, – с некоторым нажимом сказала Диана. – Если бы не она, жертв было бы гораздо больше. Доходили слухи, что наши есть в Иерусалиме, в Сингапуре, на Шри-Ланке. А, и в Бангкоке, конечно, чему я совершенно не удивляюсь. Я этот город хорошо знаю… раз уж там совершила переход.
– Какой еще переход? – не поняла Эмма.
– Я – трансгендер, – Диана удивилась, кажется, еще сильнее. – Вы должны это знать, если знакомы со мной в том мире.
– Конечно-конечно, – поспешил встрять Джулиан. – Мы просто про Бангкок не знали.
Глаза у Дианы уже совсем полезли на лоб.
– Но когда я… – она осеклась. – Это то, что я думаю, да?
Она показала пальцем на ближайшую скалу.
На ней сидел кот.
И не какой-нибудь – крайне сердитого вида голубой персидский, со свирепо распушенным хвостом.
– Чёрч! – Эмма кинулась к нему и схватила на руки.
Чёрч сделал то же, что и всегда – прикинулся мертвым.
– Он что, сдох? – спросила Диана.
– Нет, просто Чёрч ненавидит телячьи нежности, – проворковала Эмма, целуя плоскую мохнатую морду.
Чёрч обмяк еще сильнее.
Диана покачала головой. Она совершенно не напряглась, выдав им тайну, которую в другом мире хранила как зеницу ока. Вина и досада на себя поднялись в душе Джулиана, но он задвинул их подальше. Сейчас не время… да и не следует обременять эту Диану своими эмоциями по ее поводу.