Пахло кофе, но не едой. На столе было шаром покати, плита стояла холодная. Джулиан, Хелен, Марк, Кьеран стояли вокруг стола, Джейс и Клэри сидели. Все смотрели на какую-то бумагу официального вида так, словно не верили своим глазам.
Обе новоприбывшие застряли в дверях.
– Гм… вы что, уже побывали в Идрисе и вернулись? Вы же вроде собирались уйти на рассвете, – спросила Эмма.
– Никуда мы не ушли, – ответил Джейс.
Клэри, почему-то очень бледная, не сводила взгляда с документа на столе.
– У нас что, проблемы? – осторожно спросила Эмма.
– В некотором роде, – довольно легко сказал Джейс, хотя его глаза метали молнии. – Это письмо от Конклава. В нем сообщается, что мы с Клэри мертвы.
В инквизиторском офисе Зара всегда садилась на один и тот же стул. Мануэль подозревал, что ей просто нравится сидеть под собственным портретом, чтобы посетители видели сразу двух Зар.
– Донесения поступают целый день, – сообщила она, теребя косу. – Институты выражают свой гнев, получив известие о гибели Джейса и Клэри от рук фэйри.
– Как мы и ожидали, – Гораций пошевелился в кресле и застонал.
Мануэлю уже порядком надоела эта его манера постоянно жаловаться. Ираци уже наверняка исцелила рану (хотя ниже локтя теперь остался только забинтованный обрубок), и Гораций мог винить только себя за то, что позволил этой твари Рейберн одержать над ним верх.
Горация Мануэль презирал. Но вообще-то он презирал всех истинно верующих. Ему было наплевать, есть ли Нижнемирские в Аликанте или фэйри в Броселиандском лесу – да хоть вервольфы в его собственной ванне! Все эти предрассудки против Нижнемирских – дело скучное и бесполезное. Годится, только чтобы заставить людей бояться.
Когда люди боятся, они сделают все, что ты от них хочешь, если дать им надежду, что они снова окажутся в безопасности. Когда Гораций разглагольствовал о возвращении нефилимам былого величия, и толпы ликовали, Мануэль прекрасно знал, что ликуют они не от обещания славы – а от того, что страху скоро настанет конец. Страху, в котором они жили с самой Темной войны. Страху, который напоминал, что они не непобедимы и не неуязвимы.
О, когда-то они верили, что неуязвимы, да. Они попирали сапогами демонов и Нижнемирских, а с ними и весь мир. Теперь они помнили горящие тела на Ангельской площади – и боялись.
Страх – полезная вещь. Из страха можно извлечь еще больше власти. А Мануэля интересовала только власть.
– Из Лос-Анджелесского Института что-нибудь слышно? – Гораций почти утонул за своим огромным столом. – Нам известно, что Блэкторны и их спутники вернулись домой. Но что известно им?
Тем же вопросом Инквизитор и его дочь задавались, когда им доставили почти расчлененное тело Дейна Ларкспира. Дейн был просто придурок: улизнул из лагеря Обана посреди ночи – хотел сам добыть Черную книгу и всю славу за это оставить себе. И медальон против утечки времени с собой унес, идиот, так что Мануэль, вернувшись в Идрис, обнаружил, что благополучно лишился пары дней! Где-то под теми келпиными укусами была рана от длинного меча, но об этом Мануэль Диарборнам распространяться не стал. Пусть себе видят, что хотят видеть. А если Эмма и Джулиан и решили, что Инквизитор выслал по их следам убийцу… что ж, это уже значения не имеет.
– Вы про Клэри и Джейса? – переспросил Мануэль. – Уверен, они знают, что те ушли через портал в Туле́. Извлечь их оттуда обратно все равно никак не удастся. Время ушло, портал закрылся, а Обан меня клятвенно заверил, что Туле́ – гибельный край. Сейчас они уже – побелевшие кости в песках иного мира.
– И Блэкторны, и эта Эмма все равно не посмеют ничего против нас сказать: у нас в руках их тайна, – Зара потрогала рукоятку Кортаны. – Кроме того, ничто из того, что им принадлежит, не остается у них надолго. Даже Институт. Против нас, конечно, могут выступить Мехико, Буэнос-Айрес, Бомбей – но и с ними мы быстро разберемся.
А ведь она тоже истинно верующая, презрительно подумал Мануэль. Зануда и заноза в заднице – невозможно, чтобы Диего Росио Розалес что-то серьезно в ней нашел. Наверняка радуется там, в камере, что избавился от Зары и помог этому идиоту-фэйри смыться из Схоломанта… – неизвестно, чему больше.
– А что с вашей частью плана, Виллалобос? – повернулся к нему Гораций.
– Все идет своим чередом. Неблагие силы собираются под началом Короля Обана. Когда они прибудут к стенам Аликанте, мы выедем для переговоров с ними на Нетленных полях, убедившись, что все Охотники нас хорошо видят. После небольшой пантомимы мы вернемся в Совет и скажем, что фэйри капитулировали. Холодный мир будет окончен, и в благодарность за помощь все входы и выходы из страны фэйри будут запечатаны, и их страна станет недоступной для Сумеречных охотников.
– Очень хорошо, – одобрил Гораций. – Но теперь, когда портал в Туле́ закрыт, что будет с гнилью?
– То, что мы и хотели, – заверил его Мануэль.
Притвориться, что они собираются уничтожить гниль огнем, было его идеей. Он, разумеется, знал, что это не сработает, и нефилимы останутся только еще более перепуганными.
– Яд распространился уже достаточно широко. Конклав знает о гнили, боится ее и возможных последствий.
– А страх сделает их сговорчивыми, – подхватил Инквизитор. – Зара?
– Чародеям становится все хуже, – с видимым удовольствием сказала та. – О трансформациях пока сообщений не поступало, но многие Институты приютили у себя чародеев в надежде вылечить их. Когда те превратятся в демонов, можете себе представить, какой начнется хаос…
– И это позволит нам с легкостью ввести военное положение и избавиться от оставшихся чародеев, – заключил Гораций.
Он всегда видел преимущество в том, чтобы разом напугать Охотников и уничтожить магов. Такая простая вещь, что это существенно ограничит возможности Охотников – например, открывать порталы или лечить необычные недуги, – ему в голову не приходила. А вот Мануэлю приходила. С этими истинно верующими всегда проблемы – им недостает практичности. Ну да ладно. Некоторые чародеи все равно выживут. Когда все требования Когорты будут выполнены, можно будет проявить милосердие и самим победить гниль. Вряд ли Гораций в таком уж восторге от гнили или от того, как она уничтожает ангельскую магию – это просто полезный инструмент. Такой же, как Ларкспиры.
– А вы не боитесь, что превратившиеся колдуны выйдут из-под контроля и начнут убивать Охотников? Или даже обычных людей?
– Ничуть, – безмятежно ответил Инквизитор. – Должным образом тренированный Охотник вполне сможет справиться с чародеем, превратившимся в демона. Если нет, враг окажет обществу огромную услугу, избавив его от слабого звена.
– А вот можно ли доверять Обану – это вопрос, – вставила Зара. – Он, в конце концов, фэйри.
– Можно, – заверил ее Мануэль. – С ним куда проще договориться, чем с его отцом. Он хочет свое королевство, а мы хотим свое. А если мы принесем ему голову принца Кьерана на блюде, он будет очень доволен.
– Ах если бы только все это необязательно было делать в тайне, – вздохнул Гораций. – Должен же Конклав оценить всю праведность нашего плана, всю его славу.
– Но они же не любят фэйри, папа! – Зара всегда все понимала исключительно буквально. – Им не понравится, что мы заключаем с ними договоры и поощряем заражение Идриса, какие бы благие цели мы не преследовали. Работать с демонической магией незаконно… Нет, я конечно, помню, что это необходимо, – поспешно добавила она. – Жаль, что Саманты и Дейна с нами больше нет. Можно было бы с ними посоветоваться.
Мысль о Дейне, павшем жертвой собственной глупости, или о его сестре, бьющейся сейчас головой о мягкие стены камеры, не вызывала у Мануэля особого энтузиазма. Вряд ли кто-то из них оказался бы полезен даже в прежнем своем, относительно здоровом – и целом – состоянии.
– Это великое бремя, дочь моя, – пафосно заявил Гораций, – творить благие дела, и нести его приходится одному.
– Бедный папочка, – Зара любовно похлопала отца по плечу. – Хочешь еще раз посмотреть в магическое зеркало? Это как всегда тебя подбодрит.
Мануэль оживился. Магическое зеркало относилось к тем немногим вещам, которые он скучными не находил. Обан заколдовал стекло так, чтобы оно показывало поля перед Неблагой башней.
Зара установила зеркало; свет от демонских башен заиграл на серебряной оправе. Поверхность мгновенно прояснилась (Зара, как обычно, взвизгнула); возникли зеленые поля и антрацитовая башня. Перед ней рядами выстроились Неблагие войска – их было так много, что они заняли весь экран, уменьшаясь и тая в отдалении: поистине бесконечная армия. Мечи сверкали на солнце, словно кто-то засеял поля бритвенными лезвиями.
– А! Каково? – самодовольно воскликнул Гораций, словно сам собрал эту армию. – Впечатляющее зрелище, не правда ли, Аннабель?
Женщина с длинными темными волосами, молча сидевшая в углу, спокойно кивнула. Ее одежда была почти такая же, как в тот кровавый день в Зале Соглашений. Заре удалось найти довольно точные копии, но сама идея пришла в голову Мануэлю: он решил, что это само по себе станет оружием.
Мало что на свете сильнее страха. Со времени Совета Охотники смертельно боялись Аннабель Блэкторн. Если она появится перед ними, они тут же спрячутся за спину Горация и будут думать только о том, что добрый Инквизитор их защитит.
Что касается Джулиана Блэкторна и остальных членов его надоедливой семейки, там одним страхом дело не обойдется. Будут еще и гнев, и ненависть, и эти эмоции Когорта тоже сумеет использовать.
Гораций нервно хохотнул и продолжил любоваться картинками в зеркале. Тени удлинились. Прячась в них, Мануэль Виллалобос хищно усмехался. К такому повороту событий никто не будет готов.
Все как он любит.
24. В ночь безысходную
Алине Пенхаллоу,
главе Лос-Анджелесского Института
Сегодня над нашей столицей реют белые траурные знамена – и зеленые, дабы ускорить исцеление наших разбитых сердец.