– Я верю в ваше правое дело, – медленно проговорил Кьеран. – Я верю, что Когорта – злые или, по крайней мере, жадные до власти люди, которые выбирают злые решения для проблем, созданных их же страхами и предрассудками. Но, даже веря, я все равно чувствую, что благополучие моей собственной страны здесь по-настоящему никого не волнует. Мир фэйри полон чудес и добра – да, наряду с опасностями и испытаниями.
Высоко у них над головой разгорались звезды – яркие, ослепительные, как бывает только в пустыне. Словно они тут необъяснимым образом ближе к земле.
Звезды погаснут, прежде чем я забуду тебя, Марк Блэкторн.
– Никогда не слышал, чтобы ты так говорил о мире фэйри, – сказал Марк.
– Я почти ни с кем и не стал бы так о нем говорить, – Кьеран невольно потрогал то место на груди, где раньше висела эльфийская стрела, и, не найдя ее, уронил руку. – Но ты знаешь фэйри так, как не знают другие. Как вода становится голубой, как лед, в водопадах Бранвен… Какова на вкус музыка, и как звучит вино… Как медовы волосы русалок в реке, как мерцают блуждающие огоньки в лесной тени…
Марк невольно улыбнулся.
– Свет звезд… Здешние – всегда лишь бледная тень тех, что сияют в стране фэйри.
– Я знаю, что ты был там пленником… но мне хотелось бы думать, что ты сумел разглядеть в этом что-то хорошее. Как ты разглядел что-то хорошее во мне.
– В тебе очень много хорошего, Кьеран.
– Мой отец был плохим правителем, – Кьеран неотрывно смотрел в океан. – И Обан будет еще худшим. Только представь себе, что мог бы сделать с землями фэйри хороший правитель. Я боюсь за жизнь Адаона – и за судьбу моей страны без него. Если мой брат не сможет стать там королем, на что ей надеяться?
– Может быть и другой Король… другой принц, достойный трона. Это мог бы быть ты.
– Ты забываешь, что я видел в бассейне. Я причинял боль людям. И тебе. Мне недолжно становиться Королем.
– Кьеран, ты с тех пор уже стал другим человеком. И я тоже. – Марк почти слышал у себя в голове голос Кристины… то, как она всегда защищала Кьерана – не оправдывала, а понимала, объясняла. – Охота – это отчаяние, а от отчаяния люди нередко становится злыми. Но ты правда изменился – и я видел, как ты менялся, еще до того, как коснулся той воды. Я видел, какой ты добрый, еще когда ты жил при дворе отца, и как тебя за это любят. Да, охота скрыла эту доброту – но не стерла ее. И с тех пор, как ты вернулся из Схоломанта, ты был добр ко мне… к моей семье, к Кристине.
– Бассейн…
– Да не в бассейне дело! Вода только помогла выявить то, что и так в тебе было. Ты понимаешь, что такое страдать и что боль другого ничем не отличается от твоей собственной. Большинству королей невдомек, что такое эмпатия. И ты только представь себе, каково это: иметь правителя, который понимает.
– Не уверен, что я сам настолько в себя верю, – сказал Кьеран угрюмо и тихо.
Голос прошелестел пустынным ветром.
– Зато в тебя верю я.
И тут Кьеран на него наконец посмотрел – и лицо его было открытым. Марк давно его таким не видел. Это лицо ничего не прятало – ни страха, ни неуверенности… Ни любви.
– Я не знал, Марк. Я боялся, что сломал эту веру в тебя, а с ней и нашу связь.
– Кир… – Кьеран даже поежился при звуке этого старого имени. – Ты сегодня сам встал и предложил все свои силы принца и фэйри для защиты моей семьи. И после этого ты правда не знаешь, что я к тебе чувствую?
Кьеран как завороженный смотрел на свою руку, которая замерла у воротника Марка – там, где кожа касалась кожи, пальцы – ключицы… Вот они коснулись шеи, щеки.
– Ты хочешь сказать, что благодарен?
Марк поймал его ладонь и прижал к своей груди, прямо над неистово колотящимся сердцем.
– Разве это похоже на благодарность?
Кьеран уставился на него широко распахнутыми глазами. И снова Охота, зеленый холм и дождь, и объятия Кьерана… Люби меня. Покажи мне.
– Кьеран, – выдохнул Марк и поцеловал его, и тот коротко, хрипло вскрикнул, схватил его за рукава и притянул к себе.
И руки Марка обвили его шею и пригнули, вовлекли в поцелуй, и губы слились, дыхание смешалось в жаркий и жаждущий эликсир.
Через некоторое время, нескоро, Кьеран, наконец, отстранился, и улыбка его была лукавая, хищная, ликующая, какой, скорее всего, никто, кроме Марка, в жизни не видел. Взяв его за плечи, Кьеран толкнул – назад, назад, пока через несколько шагов Марк не уперся спиной в скалу – и навалился всем телом, впился горячими губами в горло, нашел то место, где бился, словно пытаясь вырваться, пульс, и присосался к нему, и Марк ахнул и погрузил обе пятерни в шелковые эльфийские волосы.
– Ты меня убиваешь.
Смех сладко вскипел в груди у Марка.
Кьеран усмехнулся. И руки его уже были под рубашкой, оглаживая спину, шрамы на лопатках, а руки Марка пустились вдогонку и ласкали лицо друга, словно лепили все его углы и впадины. Пальцы жаждали снова разведать ландшафт, который давно уже помнился сном: нежную шею, ключицы, запястья… – прекрасную, незабываемую страну, казалось бы, уже утраченную. Кьеран стонал тихо и хрипло. Руки Марка гуляли под его рубашкой, по ничем не защищенной коже, по плоскому животу, такому твердому и одновременно шелковистому, по дугам ребер.
– Мой Марк! – прошептал Кьеран. – Я тебя обожаю!
Te adoro, Mark.
Он весь похолодел. Все вдруг стало как-то неправильно. Марк уронил руки и отшатнулся от Кьерана. Даже дышать вдруг стало нечем.
– Кристина… – пробормотал он.
– Кристина не разделяет нас, – прошептал Кьеран. – Она соединяет. Все, о чем мы говорили, все, в чем изменились…
– Кристина, – Марк кашлянул.
Просто Кристина стояла прямо за ними.
Казалось, еще немного и ее лицо загорится. Вообще-то она пришла сказать им, что они с Алиной готовы сменить их. Вторгаться в их личную жизнь она совершенно не планировала.
Вырулив из-за скалы, она замерла – это было так похоже на тот первый раз, когда она застала их вместе! Кьеран и Марк, два тела вместе, пальцы в волосах друг друга, целуются так, словно не планируют останавливаться никогда.
Какая же я идиотка, подумала она.
Теперь они оба смотрели на нее. Марк – как громом пораженный. Кьеран – странно спокойный.
– Ох, простите, – сказала Кристина. – Я, собственно, пришла сказать, что ваше дежурство заканчивается… Ухожу, уже ухожу.
– Кристина, – Марк шагнул к ней.
– Не уходи, – в устах Кьерана это была не просьба – требование.
Голос звучал темно и глубоко – целая бездна желания. И хотя у нее не было никаких причин его слушать, она… повернулась и посмотрела на них.
– Я правда думаю, что мне лучше уйти. А вы, что ли, нет?
– Один мудрый человек не так давно дал мне совет: не молчать о том, чего я желаю, – сказал Кьеран. – Я желаю тебя, Кристина, я люблю тебя, и Марк тоже. Останься с нами.
Она была не в силах пошевелиться. Перед глазами снова встала та картина: Кьеран и Марк вместе. Она тогда почувствовала… желание. Тогда подумала, что просто хочет того, что есть у них: такой же страсти и какого-то безымянного парня, которого еще не встретила…
Но с тех самых пор ни в снах ее, ни в мечтах не было никого другого – только Марк и Кьеран. Эти два лица… И никакие иные глаза не заглядывали в ее – такие, чтобы оба были одного цвета. И нет, она хотела не чего-то вроде того, что было у них. Она хотела – их.
Она посмотрела на Марка, – его, казалось, разрывало между надеждой и ужасом.
– Кьеран, – его голос дрогнул. – Как ты можешь просить ее о таком? Она же не фэйри, она никогда больше не станет с нами разговаривать…
– Но вы же меня бросите! – она как будто слышала свой голос со стороны. – Вы любите друг друга, принадлежите друг другу. Вы покинете меня и вернетесь в земли фэйри.
Оба уставились на нее с совершенно одинаковым потрясением на лицах.
– Мы никогда тебя не покинем, – сказал Марк.
– Мы останемся с тобой, как волна с берегом, – сказал Кьеран. – Ни один из нас не желает ничего иного. Пожалуйста, верь нам, Леди роз.
Он протянул руку.
Эти несколько шагов по песку и колючей траве оказались самыми длинными – и одновременно самыми короткими – в жизни Кристины.
Кьеран раскрыл объятия. Кристина вошла в них, подняла к нему лицо и поцеловала его.
Жар и сладость, и изгиб его губ почти оторвали ее от земли и подняли в воздух. Он улыбался ей, шептал ее имя. Рука тепло лежала на боку; большой палец поглаживал впадинку на талии.
Она прижалась к нему и протянула свободную руку – и нашла Марка. Он прильнул поцелуем к тыльной стороне кисти, словно приветствовал принцессу.
Сердце билось в утроенном темпе, когда она повернулась в кольце рук Кьерана, прислонилась к нему спиной. Он отвел волосы с ее шеи и запечатлел на ней поцелуй. Она задрожала и потянулась к Марку. В его глазах золотом и лазурью плескалось желание – к ней, к Кьерану, к ним троим вместе.
Он позволил ей притянуть себя, и вот уже они сплелись, стали одним целым – все трое. Марк поцеловал ее в губы, Кьеран запустил руку ему в волосы, провел по щеке, коснулся ключицы. Никогда еще она не чувствовала такой любви, никогда не была так близка к кому-то…
Великий шум грянул с небес, будто взрыв – шум, так хорошо знакомый им всем. Хотя Марку и Кьерану – лучше.
Воздух вокруг вскипел, они отскочили друг от друга. Небо вихрилось бешеной пляской. Хвосты и гривы развевались, глаза полыхали тысячей цветов, воины ревели и вопили, а посреди всего этого, в оке бури на исполинском черном скакуне мужчина и женщина взирали на простертую внизу землю, и гул охотничьего рога стихал.
Гвин и Диана возвратились – и на этот раз не одни.
Джулиан всегда считал свой кабинет – когда-то принадлежавший его матери – самой красивой комнатой в Институте. Две стеклянные стены – сквозь них видно и океан, и пустыню. Две остальные были покрыты кремовыми обоями и мамиными абстрактными полотнами.
Все это он сейчас видел, но не чувствовал. То, что всегда шевелилось в его душе при виде прекрасного, теперь исчезло, ушло.