– А вдруг этого порошка уже там нет, – проговорила Тереса.
И все же наконец она думала об этом. Все же, все же.
Глава 9.И женщины тоже могут
Всю первую половину дня лил дождь. Налетал порывами, плотными струями, испещрявшими рябью море, временами стирая серый силуэт мыса Трафальгар вдали. Они курили, сидя в «лендровере» посреди пляжа – в кузове прицепа лежали надувная лодка и подвесной мотор, – слушали музыку, смотрели, как скатывается по стеклам вода, и наблюдали, как время передвигает стрелки часов на приборной доске: Пати О’Фаррелл за рулем, Тереса рядом – с бутербродами, термосом кофе, бутылками воды, пачками сигарет, тетрадями с набросками и морской картой этого района, самой подробной, какую только смогла найти. Небо еще оставалось грязно-серым – последние метания весны, сопротивляющейся приходу лета, – и низкие тучи все так же двигались на восток, но свинцовая поверхность моря выглядела спокойнее, и только вдоль берега ее разрывали белые полосы прибоя.
– Пожалуй, можно, – сказала Тереса.
Они вышли из машины, походили по мокрому песку, потягиваясь, разминая затекшие тела, потом открыли заднюю часть «лендровера» и достали костюмы для подводного плавания. С неба продолжало мелко моросить, и Тереса, раздевшись, вся покрылась гусиной кожей. Как же холодно, черт побери, подумала она. Натянув поверх купальника узкие неопреновые штаны и всунув руки в рукава, она застегнула молнию, но капюшон надевать не стала: волосы у нее были стянуты резинкой в хвост на затылке. Две дамы занимаются подводной охотой в такую погоду, усмехнулась она про себя. Веселенькая картинка. Если какой-нибудь недоумок сейчас прогуливается где-то поблизости, у него просто глаза на лоб вылезут.
– Ты готова?
Подруга кивнула, не отрывая взгляда от колышущегося перед ними бескрайнего серого пространства.
Хотя и непривычная к подобным ситуациям, Пати вела себя разумно и сдержанно, без нервозности и чрезмерной болтливости. Казалось только, что она обеспокоена: тем ли, что они собирались совершить – вполне достаточная причина поволноваться, – тем ли, что им предстояло выйти в море, вид которого никак не внушал спокойствия. Состояние Пати выдавало и то, сколько сигарет одну за другой она выкурила, ожидая: последняя, сырая от мороси, дымилась у нее во рту, заставляя щуриться, пока она натягивала костюм, – и порция кокаина перед тем, как выйти из кабины. Отработанный ритуал – свернутая в трубочку новенькая банкнота и две дорожки, выложенных на пластиковую папку от документов на машину. Однако на этот раз Тереса не стала принимать в нем участие. Ей нужна ясность мысли, но не такая – другая. Заканчивая одеваться, она вспоминала во всех подробностях морскую карту, которую успела изучить до того, что она буквально отпечаталась в голове: береговая линия, изгиб к югу в сторону Барбате, обрывистые скалы в конце ровного чистого пляжа. А там, не отмеченные на карте, но точно указанные Пати, – две большие пещеры и одна маленькая, укрытая между ними, недоступная с суши и едва заметная с моря: пещеры Маррахос.
– Пошли, – скомандовала она. – Нам осталось четыре светлых часа.
Для отвода глаз положив в надувную лодку рюкзаки и гарпуны для подводной охоты, они сняли ее с прицепа и потащили к воде. Лодка была серая, резиновая, марки «Зодиак», чуть меньше трех метров в длину, мотор «Меркури» мощностью пятнадцать лошадиных сил, бак доверху залит бензином и подготовлен к работе: Тереса накануне сама проверила его, как, бывало, в прежние времена. Они установили и тщательно закрепили его в гнезде кормы, удостоверились, что все в порядке и консоль винта поднята, и, взявшись с обеих сторон за буртики, повели лодку в море.
По пояс в холодной воде, таща лодку подальше от волнореза, Тереса старалась не думать. Она хотела, чтобы воспоминания помогали ей полезным опытом, а не становились балластом прошлого, из которого требовались только необходимые технические познания. Все остальное – образы, чувства, потери – сейчас были непозволительной роскошью. Возможно, даже смертельно опасной.
Пати помогла ей вскарабкаться на резиновый бок лодки. Море толкало их обратно к берегу. Резким быстрым рывком за ремень Тереса запустила мотор, и рокот пятнадцати лошадиных сил отозвался в ее сердце радостью. Снова я здесь, подумала она. На счастье ли, на беду, но здесь. Велев спутнице перебраться на нос, чтобы уравновесить лодку, она пристроилась возле мотора и повела «Зодиак» прочь от берега, а потом – к черным скалам в конце песчаной полосы, белесой в сером свете пасмурного дня. Надувное суденышко вело себя вполне достойно. Она управляла им, как учил Сантьяго, избегая гребней, стараясь становиться носом к волнам, потом соскальзывая наискосок по их обратной стороне. И ей было хорошо. Черт побери, каким бы подлым и хищным ни было море, оно все равно прекрасно. Тереса с наслаждением вдохнула сырой воздух. Этот запах соленой пены, сине-фиолетовые закаты, звезды, ночная охота, огни на горизонте, бесстрастный профиль Сантьяго, высвеченный сверху прожектором вертолета, голубой мерцающий глаз таможенного катера, скачки «Фантома» по черной воде, отдающие болью в почках. Господи, как грустно все это и в то же время как прекрасно. Мелкий дождик продолжал моросить, и море окатывало их вспышками брызг.
Тереса взглянула на подругу: фигура, обтянутая синим неопреном, короткие волосы под капюшоном, похожа на мужчину. Пати смотрела на море и черные скалы, и на ее лице были написаны все чувства, которые вызывало у нее это зрелище. Эх, знала бы ты, подружка, подумала Тереса. Видела бы ты в этих самых местах то, что видела я. Однако же ты держишься неплохо, блондиночка. Хотя, может, именно сейчас тебя грызут сомнения, да и есть от чего. Добыть припрятанное – как раз самое простое из всего, что нам предстоит, а вот что будет дальше, если что-нибудь сложится не так?
Они уже сто раз говорили о возможных последствиях своего рискованного предприятия, не исключая и того, что полутонны кокаина может уже не оказаться в пещере. Но Лейтенант О’Фаррелл была упряма и бесстрашна. Пожалуй – что не слишком радовало, – даже чересчур упряма и чересчур бесстрашна. А это, размышляла Тереса, не всегда сочетается с хладнокровием, которого требуют подобные дела. Сидя на пляже в кабине «лендровера», она сделала для себя открытие: да, Пати – ее подруга, ее товарищ, но на этом пути, чем бы и как бы он ни закончился, остается длинный отрезок, который ей, Тересе, придется пройти самой. На котором ей не поможет никто. Зависимость от всего и вся, которую она ощущала до сих пор, или, вернее, упорная вера в то, что таковая существует – ей было удобно с этой зависимостью, по другую сторону которой, казалось ей, нет ничего, – мало-помалу превращалась в точное знание, свойственное зрелому сиротству. Оно утешало. Сначала в тюрьме, в последние месяцы, – и быть может, в этом сыграли роль прочитанные книги, – в часы без сна в ожидании рассвета, среди размышлений, к которым привел ее тогдашний покой. Потом она вышла наружу, во внешний мир, в жизнь, и то, что оказалось лишь очередным ожиданием, только ускорило процесс. Однако Тереса не осознавала происходящего до того вечера, когда снова встретилась с Пати О’Фаррелл. Там, в темноте полей хересской усадьбы, услышав из уст подруги слово «будущее», Тереса внезапно, как бы вспышкой, поняла, что, может быть, Пати и не сильнее из них двоих – так же, как не были сильнее столетия назад, в других жизнях, Блондин Давила и Сантьяго Фистерра. И пришла к выводу, что честолюбие, проекты, мечты, даже смелость или вера – даже вера в Бога, вздрогнув, додумала она до конца – вместо того, чтобы давать человеку силы, отнимают их. Потому что надежда и даже простое желание выжить делают его уязвимым, связывают возможностью боли и поражения. Может, именно этим люди и отличаются друг от друга; именно в этом состоит различие между ней и Пати. Пожалуй, Эдмон Дантес ошибался, и единственно верное решение – не верить и не надеяться.
Пещера пряталась за глыбами, некогда рухнувшими с обрыва. Четыре дня назад они произвели рекогносцировку с суши: с десятиметровой высоты, высунувшись в расселину, Тереса внимательно осмотрела и зарисовала каждый камень, пользуясь тем, что день был ясным, а вода – до того чистой и прозрачной, что можно было хорошо рассмотреть дно со всеми его неровностями и прикинуть, как подойти с моря, чтобы какой-нибудь острый обломок не пропорол резину лодки. И вот они снова здесь. Лодку побалтывало на волнах, пока Тереса, временами слегка прибавляя газ и ведя ее зигзагом, искала путь, наиболее безопасный для прохода, стараясь держаться подальше от камней. В конце концов она поняла, что «Зодиак» сможет войти внутрь только при спокойной воде, поэтому направила его к большой пещере слева. А там, под ее сводом, где волны не подталкивали их к отвесной стене, она велела Пати сбросить за борт складной четырехлапый якорь-кошку на десятиметровом тросе. Потом обе соскользнули по резиновым бортам лодки в воду и с другим тросом поплыли к камням, которые то показывались из-под воды, то скрывались под ней. За спиной у каждой был рюкзак с герметичными мешками, ножом, веревками и водонепроницаемым фонарем. Костюмы для подводного плавания облегчали движение. Добравшись до места, Тереса привязала трос к одному из камней, велела Пати быть поосторожнее, чтобы не наступить на морского ежа, и они медленно двинулись по скалистому берегу, почти по грудь в воде, из большой пещеры в маленькую. Иногда сильная волна заставляла их цепляться за что попало, чтобы удержаться на ногах, и тогда острые края камней ранили им руки или раздирали неопрен на локтях и коленях. Слава Богу, Тереса, увидев, где им придется действовать, настояла на покупке этих костюмов. В них мы не замерзнем, сказала она, и потом – без них прибой и скалы сделают из нас отбивные.
– Это здесь, вон там, – показала рукой Пати. – Все так, как говорил Джимми… Сверху арка, три больших камня и один маленький. Видишь? Надо немного проплыть, а потом мы сможем идти по дну.