– Двадцать тысяч килограммов на одном берегу – это чересчур много, – принялся объяснять доктор. – Даже если «механи» [79] будут на нашей стороне… Я предпочитаю не привлекать лишнего внимания. Поэтому мы изложили это марокканцам так: намечается три отдельных операции. Идея в следующем: погрузить половину товара в одном пункте всеми шестью лодками сразу, затем четверть в другом пункте тремя лодками, а последнюю четверть – оставшимися тремя лодками в третьем пункте… Таким образом уменьшим риск, и никому не придется возвращаться за грузом на прежнее место.
– Какая ожидается погода?
– В эту пору вряд ли уж будет очень плохой. У нас три подходящих ночи, в последнюю чуть-чуть выглянет месяц. Правда, есть вероятность тумана, и он может осложнить дело. Но каждая лодка будет снабжена ГПС, и сейнер тоже.
– Средства связи?
– Обычные: клонированные или закодированные мобильники для лодок и сейнера, Интернет для большого судна… Для маневра – радиопередатчик СТУ.
– Я хочу, чтобы Альберто находился в море со всей своей техникой.
Рисокарпасо кивнул. Инженер-гибралтарец, молодой интроверт с детским, почти лишенным растительности лицом, был отличным специалистом в своем деле. Его брюки и рубашки были всегда в заломах и складках – следствие долгих часов, проведенных у радиоприемника или за клавиатурой компьютера. Тереса взяла его в свою команду, потому что он виртуозно умел маскировать контакты и операции через Интернет, используя в качестве фальшивого прикрытия страны, недоступные для европейских и американских полицейских служб: Кубу, Индию, Ливию, Ирак. Мог в считанные минуты открыть несколько электронных адресов, проделать все необходимое, а затем навесить их на местные серверы этих стран, пользуясь номерами кредитных карточек, выкраденных или оформленных на подставных лиц. Кроме того, он отлично владел стеганографией и профессионально работал с системой PGP [80].
– На каком судне? – спросил доктор.
– На каком угодно. Пусть будет спортивное. Не бросающееся в глаза. «Фэрлайн Скуодрон», который стоит у нас в Пуэрто-Банус, вполне может подойти. – Тереса указала инженеру обширную зону на навигационной карте, к западу от Альборана. – Ты будешь координировать связь оттуда.
Гибралтарец изобразил на лице стоическую улыбку. Латакия и доктор насмешливо смотрели на него; все знали, что его моментально укачивает в море, однако, несомненно, у Тересы были свои причины для такого решения.
– Где намечена встреча с «Холоитскуинтле»? – спросил Рисокарпасо. – Есть зоны, где с прикрытием дело обстоит неважно.
– Ты все узнаешь, но в свое время. А если прикрытия не будет, мы воспользуемся радио, маскируясь на каналах рыбаков. Установленные фразы для смены частот, в промежутке от ста двадцати до ста сорока мегагерц. Подготовь список.
Один из телефонов зазвонил. Секретарша офиса в Марбелье получила сообщение от посольства Мексики в Мадриде. Сеньору Мендоса просят принять высокопоставленного чиновника для разговора об одном срочном деле.
– Насколько срочном? – поинтересовалась Тереса.
– Этого они не сказали, – был ответ. – Но чиновник уже здесь. Средних лет, хорошо одетый. Очень элегантный. На его визитке написано:
Он уже пятнадцать минут сидит в приемной. А с ним еще один человек.
– Спасибо, что приняли нас, сеньора.
Она была знакома с Эктором Тапиа. Ей пришлось немного пообщаться с ним несколько лет назад, когда она хлопотала в мексиканском посольстве по поводу бумаг, касающихся ее двойного гражданства. Короткая встреча в кабинете здания на Каррера-де-Сан-Хербнимо. Несколько более или менее сердечных слов, подписание документов, сигарета, чашечка кофе, разговор ни о чем. Она помнила его: воспитанный, тактичный. Зная о ней практически все, а может, именно потому, что знал это, он принял ее крайне любезно, сведя формальности к минимуму. За последние двенадцать лет это был единственный случай прямого контакта Тересы с мексиканским официальным миром.
– Разрешите мне представить вам дона Гильермо Ранхеля. Он американец.
Заметно было, что Эктору Тапиа неуютно в этом маленьком, отделанном темным орехом зале для совещаний: он словно не был уверен, что находится в подходящем для себя месте. Американец же, напротив, чувствовал себя как рыба в воде. Полюбовался магнолиями за распахнутым в сад окном, оценил качество кожи, которой были обтянуты кресла, осмотрел старинные английские настенные часы и ценный рисунок Диего Риверы «Набросок к портрету Эмилиано Сапаты» [81], висевший в рамке на стене.
– На самом деле по происхождению я мексиканец, как и вы, – заговорил он, все еще глядя с довольным видом на усатое лицо Сапаты на портрете. – Родился в Остине, штат Техас. Моя мать была чикана.
Сказал он это на великолепном испанском – северный говор, определила Тереса. Многолетняя практика.
Коротко подстриженные каштановые волосы, мощные плечи борца. Белая водолазка под легким пиджаком.
Глаза темные, быстрые, осторожные.
– У сеньора Ранхеля, – вставил Эктор Тапиа, – имеется кое-какая информация, которой ему хотелось бы с вами поделиться.
Тереса жестом пригласила их занять два из четырех кресел, расставленных вокруг большого арабского медного подноса, украшенного чеканкой, а сама села в третье, положив на столик перед собой пачку сигарет «Бисонте» и зажигалку. Она успела немного привести себя в порядок: хвост на затылке, сколотый серебряной пряжкой, темная шелковая блузка, черные джинсы, мокасины, замшевый пиджак на подлокотнике кресла.
– Я не уверена, что меня интересует эта информация, – сказала она.
Посеребренные сединой волосы дипломата, его галстук и безупречного покроя костюм не сочетались с внешностью американца. Сняв очки в стальной оправе, Тапиа принялся рассматривать их, нахмурившись, словно недовольный состоянием стекол. Потом снова надел и устремил на Тересу убеждающий взгляд.
– Эта наверняка заинтересует вас. Дон Гильермо…
Американец поднял крупную широкую руку:
– Вилли. Можете называть меня Вилли. Меня все так называют.
– Хорошо. Ну так вот, Вилли работает на правительство Соединенных Штатов.
– На ДЭА, – открыто уточнил тот.
Тереса в это время вынимала сигарету из пачки. И только вынув, спокойно спросила:
– На кого, простите?.. На что?..
Она сунула сигарету в рот и протянула было руку к зажигалке, но Тапиа, наклонившись через стол, уже услужливо предлагал свою: щелчок, огонь.
– Дэ-Э-А… – повторил Вилли Ранхель, четко отделяя одну букву от другой. – Drug Enforcement Administration. Вы же знаете: Департамент правительства США по борьбе с наркотиками.
– Да что вы говорите. Ничего себе… – Глядя на американца, Тереса затянулась, выдохнула дым. – Далеко же вы забрались. Я не знала, что у вашей конторы есть интересы в Марбелье.
– Вы ведь живете здесь.
– А при чем здесь я?
Несколько секунд оба молча смотрели на нее, потом переглянулись. Тереса увидела, как Тапиа приподнял бровь, словно говоря: это твое дело, дружище. Я всего лишь посредник.
– Давайте проясним ситуацию, сеньора, – снова заговорил Вилли Ранхель. – Мое появление здесь не имеет никакого отношения к тому, каким образом вы теперь зарабатываете себе на жизнь. А дон Эктор просто был настолько любезен, что согласился меня сопровождать. Мой визит связан с событиями, имевшими место много лет назад…
– Двенадцать, – уточнил Эктор Тапиа, словно издалека. Или со стороны.
– …а также с другими событиями, которые вскоре будут происходить. У вас на родине.
– Значит, у меня на родине.
– Именно так.
Тереса посмотрела на свою сигарету. Как бы давая понять: я не собираюсь докуривать ее. Тапиа, отлично поняв намек, бросил на американца беспокойный взгляд, говоривший: она же сейчас уйдет. Ранхель, судя по всему, был того же мнения. И сразу перешел к сути дела:
– Вам говорит что-нибудь имя Сесара Бэтмена Гуэмеса?
Три секунды молчания, два взгляда, вонзившиеся в нее. Она выдохнула дым насколько возможно медленнее:
– Представьте себе, нет.
Два взгляда скрестились, затем вновь устремились на нее.
– И тем не менее, – сказал Ранхель, – вы когда-то были с ним знакомы.
– Странно. Но в таком случае я, наверное, его бы помнила, правда?.. – Она взглянула на стенные часы – корректный повод встать и закончить этот разговор. – А теперь, надеюсь, вы извините меня…
Мужчины снова переглянулись. А потом агент ДЭА улыбнулся. Широкой, почти добродушной улыбкой. В его работе, подумала Тереса, если уж кто-то улыбается так, значит, у него есть особо серьезный повод.
– Дайте мне еще пять минут, – сказал американец. – Чтобы рассказать вам одну историю.
– Я люблю только истории со счастливым концом.
– А конец этой истории зависит от вас.
И Гильермо Ранхель, которого все называли Вилли, начал рассказывать. ДЭА, пояснил он, не занимается спецоперациями. Его задача – собирать данные, как полиция, держать сеть доверенных информаторов, платить им, составлять подробные доклады о деятельности, связанной с производством, транспортировкой и реализацией наркотиков, включать в них конкретные имена и фамилии и подготавливать материалы для передачи в суд. Поэтому ДЭА использует агентов. Таких, как он. Людей, которые внедряются в организации контрабандистов наркотиков и действуют там. Сам Ранхель тоже работал так сперва в группах чикано в районе Калифорнийского залива, потом в Мексике – контролером секретных агентов. И так восемь лет, за исключением четырнадцати месяцев, проведенных в Медельине, в Колумбии, в качестве связного между своей конторой и поисковой группы местной полиции, которой было поручено захватить и убить Пабло Эскобара. И, кстати, тот знаменитый снимок, где наркобарон, поникший, подавленный, стоит в окружении тех самых людей, что позже убили его в Лос-Оливос, сделал он, Ранхель. Теперь этот снимок, вставленный в рамку, висит в его кабинете в Вашингтоне.