Дядя Макс сообщил, что твой папа ненадолго уехал, и мама сразу почуяла неладное. Как только он уехал, мама накинулась на меня с вопросами. Правду я сказать не могла, вот и придумала про нервный срыв. Наврала, что накануне – как раз в тот день, когда они с мамой разговаривали, – твой папа был не в себе и врачи отправили его в специальную больницу. Он там останется, пока ему не станет лучше, а ты ужасно расстроился, и потому мы с Бертольдом пришли к тебе вечером, потихоньку, чтобы подбодрить, потому что мы такие замечательные друзья. – Вирджиния гордо выпрямилась. – Так что видишь – общаться нам с тобой никто не запрещает. Просто мне велено после школы дома сидеть за то, что ушла без спроса.
– Мама Вирджинии позвонила моей маме и всё ей рассказала, – добавил Бертольд.
Даркус только глазами хлопал.
– Ты всем рассказываешь, будто бы моего папу посадили в сумасшедший дом?
– Ну-у, не совсем так… – возразил расстроенный Бертольд. – Мы сказали, что твоего папу отправили в клинику, потому что у него был нервный срыв из-за трагической смерти твоей мамы.
– Что-о?! – Даркус не усидел на месте и вскочил из-за стола. – Вы ничего не знаете о моей маме!
Он в ярости вылетел из столовой.
– Ох! – Бертольд жалобно посмотрел на Вирджинию. – Как-то нехорошо получилось.
– Даркус, это ты? – раздался голос дяди Макса, как только Даркус открыл ключом дверь.
– Кто ещё? – огрызнулся Даркус.
– Чудесно!
Дядя Макс вышел на площадку лестницы. Он отряхивал руки и улыбался племяннику.
Даркус посмотрел на него с подозрением.
– Чему ты радуешься?
– Может быть, зайдёшь в комнату? – отозвался дядя Макс.
Даркус бросил рюкзак и куртку в коридоре прямо на пол, у входа.
– Эх, Даркус, ну сколько раз тебе говорить, чтобы вешал куртку на крючок? У тебя память коротенькая, как у летучей мыши.
Дядя Макс, посмеиваясь, вернулся в гостиную.
Мальчик поднял куртку и повесил на вешалку, а потом поднялся наверх. Дядя Макс стоял посреди гостиной, раскинув руки в стороны.
– Та-дам! – пропел он.
Даркус вытаращил глаза.
Вся мебель в комнате была передвинута. Диван и кресла выстроились в ряд под окном, кофейный столик отодвинут к камину. Над часами, пониже африканских масок, висела пробковая доска для объявлений, а к ней были кнопками приколоты грязные и мятые листки бумаги. Даркус подошёл ближе – это были улики и подсказки, которые висели раньше на спинке шкафа в Базовом лагере, карточка Новак и составленный Вирджинией список сведений о жуках.
В дальнем конце комнаты появился пустой небесно-голубой детский бассейн. Дно его было посыпано дубовыми опилками. С одного края были сложены горкой и частично зарыты в опилки несколько чашек, а с другой лежали мелко нарезанные кусочки арбуза, огурца и банана. Жуки-погорельцы деловито рыли ходы в опилках, жевали фрукты и вообще обживали новое место. У левой стены, где раньше был диван, стоял верстак Бертольда. На верстаке разложены инструмены из Базового лагеря. Над верстаком на четырёх крючках, ввинченных в потолок, висел брезент, расшитый хрусталиками от люстры, и возле каждого хрусталика дремали светляки.
– Ну? Как тебе? – спросил дядя Макс.
– Потрясающе! – прошептал ошарашенный Даркус.
Дядя Макс гордо кивнул.
– Неплохо обновил интерьер, хотя и нескромно самого себя хвалить. Хрусталики чистить замучился, и, конечно, с вашим Базовым лагерем это не сравнится, но всё-таки…
Даркус повис у дяди на шее, уткнувшись лицом в рубашку в стиле сафари.
– Уф! Осторожно, малыш!
– Класс! Это так здо́рово! – сипло проговорил Даркус. – Правда, здо́рово.
И вдруг оказалось, что он плачет. Тихо, давясь всхлипами. Плачет от дядиной доброты, от горя о погибших жуках, от злости на папу, плачет оттого, что всё так несправедливо и безнадёжно.
– Поплачь, поплачь – легче станет. – Дядя Макс погладил его по голове. – Когда выплачешься – и думается лучше, и для души полезно.
Дядя Макс маленькими шажками приблизился к дивану, сел и усадил рядом с собой Даркуса, продолжая гладить его по волосам. Даркус икал и всхлипывал дяде в живот. Наконец слёзы кончились и дыхание выровнялось. Мальчик ещё немного полежал у дяди Макс на коленях, слушая, как у того тихонько булькает в животе.
– Ну как? – ласково спросил дядя Макс.
Даркус выпрямился и вытер лицо рукавом. Глаза щипало.
– Лучше.
– Вот и хорошо. А теперь, если ты не против, я надену свежую рубашку.
Дядя Макс посмотрел на свой живот и скорчил гримасу. Даркус засмеялся. Рубашка дяди Макса промокла насквозь, и на груди остались две несимпатичные полоски соплей.
– Прости!
– Ничего страшного. Сейчас мы выпьем чайку, да послаще, – совсем хорошо станет. – Дядя Макс тяжело поднялся на ноги. – Честно говоря, если бы ты вообще не заплакал, я бы всерьёз начал тревожиться. Держать всё в себе – нездоро́во. Подожди минутку, я сейчас.
Оставшись один в комнате, Даркус огляделся вокруг. Дядя Макс, наверное, весь день трудился, чтобы перетащить всю мебель. Даркус подошёл к верстаку и погладил паяльник. Вот Бертольд обрадуется, когда снова его увидит! Даркус поднёс пальцы к лицу – они пахли костром.
Даркусу стало стыдно оттого, что он весь день огрызался на Бертольда и Вирджинию. У него вдруг сильно разболелась голова. Казалось, что прошедшие двадцать четыре часа тянулись бесконечно долго и в то же время что они пронеслись в один миг. И всё изменилось.
Знакомая тяжесть на плече подсказала, что туда приземлился Бакстер. Даркус со вздохом повернул к нему голову.
– Привет, Бакстер! – Он погладил твёрдые надкрылья друга.
Бакстер стоял, опустив голову.
– Надо оплакать наших погибших друзей. Похороним их, как полагается.
Жук-носорог потёрся головой о шею Даркуса.
– Я понимаю тебя. Я то же самое чувствую.
В комнату задом вошёл дядя Макс, держа в руках поднос со сладким чаем и тарелкой печенья. После чая к Даркусу вернулись силы. И похоже, дядя Макс правду сказал насчёт того, что нужно было выплакаться. В голове на самом деле прояснилось. И стало понятно, что сейчас одно только важно – проститься с жуками.
Даркус переоделся в чёрные джинсы, кеды и чёрный свитер. Когда он спустился вниз, дядя Макс был уже в чёрном траурном костюме.
– В магазин рукоделия больше заходить нельзя, – сказал дядя Макс. – Там всё может в любую минуту обрушиться. Но я поговорил с Клер, хозяйкой магазина под нами. У неё в кладовой имеется люк, он ведёт в соседнее с Чашечной горой помещение. Я спускался туда сегодня. – Дядя Макс тяжело вздохнул. – Предупреждаю, Даркус, зрелище не из приятных.
– Ты туда спускался?
– А как же иначе? – ответил дядя Макс. – Я знаю, что ты хочешь там побывать. Нужно же было убедиться, что это безопасно.
– Если ты пережил это зрелище, то и я переживу. – Даркус стиснул зубы, чувствуя, как раздуваются ноздри, но на этот раз совладал с эмоциями. – Я должен. Они были моими друзьями.
– Хорошо, – кивнул дядя Макс.
Даркус запрокинул голову и, прижав язык к зубам, воспроизвёл тот звук, который издаёт Бакстер, когда трёт задней лапкой о надкрылья. Все жуки в комнате разом откликнулись. Летучие взмыли в воздух и образовали чёткий строй, точно эскадрилья, а ползучие построились в колонну и торжественным шагом двинулись вперёд. Светлячки пригасили свои фонарики.
Дядя Макс, Даркус с Бакстером на плече и жуки медленно спустились по лестнице. За дверью их уже ждали Вирджиния и Бертольд, тоже в чёрном. Вирджиния кусала губы и, казалось, вот-вот заплачет.
Даркус никогда ещё не видел её грустной. Он ободряюще улыбнулся.
Дядя Макс повёл их в магазин здорового питания «Матушка-природа», а оттуда – в канализацию.
Они остановились в главном туннеле, у входа в помещение с Чашечной горой, проверяя, не отстал ли кто из жуков.
– Я подумал, если ты не против, может быть, для начала немного музыки? – Дядя Макс вопросительно поднял брови.
Даркус растерялся. Он хотел попрощаться с жуками как полагается, но не задумывался: а как полагается?
– Потом, наверно, можно устроить специальную жучиную церемонию. – Вирджиния достала из кармана сложенную бумажку. – Мы с Марвином придумали кое-что. Можно, мы проведём эту часть?
– Речь говорить, конечно, будете вы с Бакстером, – сказал Бертольд. – А мы с Ньютоном могли бы завершить церемонию.
– Хорошо, – кивнул Даркус.
Дядя Макс вытащил из нагрудного кармана маленькую свирель. Выдул протяжную печальную ноту, сколько дыхания хватило, а потом заиграл грустную мелодию и первым вошёл в подземный зал, где остался пепел их жёсткокрылых друзей.
Бертольд схватился за руку Даркуса. Они вместе перешагнули порог. За ними шла Вирджиния, а следом и вокруг них бежали и летели жуки.
Запах ужаснул Даркуса. В помещении воняло бензином, да так сильно, что голова закружилась. От Чашечной горы осталась едва ли треть. Некоторые чашки треснули от жара, но многие кружки потолще остались целыми. На верхушке осыпавшейся горы торчал чёрный остов буддлеи, словно рука, бессильно тянущаяся к спасению. Можно было разглядеть перевёрнутые трупики крупных жуков – голиафов, носорогов, геркулесов, – но Даркус знал, что в чёрной толще скрыты останки тысяч крошечных жуков. Он погладил Бакстера. Наверняка жуку тяжело на это смотреть. Даркусу нужно быть сильным ради него.
Тоскливая мелодия смолкла. Дядя Макс отступил в сторону, и вперёд вышла Вирджиния. Стоя возле чудовищной груды пепла и смерти, Вирджиния облизнула губы, перевела дух и вынула из кармана маленькую коробочку. Открыла крышку и протянула коробочку вперёд, словно предлагая её Чашечной горе, а потом склонила голову и поставила коробочку на землю.
– То, что здесь случилось… – У неё задрожал голос. – Это было жестокое убийство. Здесь прервали круг жизни. Это произошло с нашими дорогими друзьями, с нашими необыкновенными жуками. Но…
Прикусив губу, Вирджиния вынула из коробочки крохотное ярко-голубое яйцо овсянки.