Выскочив из-за деревьев, Даркус, Вирджиния и Бертольд вслед за грузовичком проскользнули в закрывающиеся ворота, а там осторожно двинулись по дорожке, широкой дугой огибающей роскошный дом. Около дома был разбит ухоженный сад. Вокруг пафосных фонтанов замысловатыми узорами вились низенькие подобия живых изгородей.
– На бассейн посмотрите! – Вирджиния присвистнула, разглядывая огромный бассейн с бирюзовой водой по ту сторону дома.
– Я боюсь, – прошептал Бертольд.
– Бояться – это нормально, – ответила Вирджиния, заправляя выбившуюся косичку под шапку. – Помогает бегать быстрее.
Человек, который привёз продукты, скрылся за углом, и, похоже, больше вокруг никого не было.
– Что дальше? – шёпотом спросил Бертольд.
– Я считаю, надо подойти к входной двери и позвонить, – сказал Даркус.
– Хорошая мысль, – кивнула Вирджиния.
– А если она спустит сторожевых собак? – Бертольд тревожно теребил край гавайской рубашки. – Или сторожевых жуков?
– Тогда чем скорее мы доберёмся до двери, тем лучше, – ответил Даркус.
Он сдвинул очки на самый кончик носа и надвинул кепку на лоб.
– Давайте создадим в усадьбе Каттэр праздничную атмосферу!
Злорадно улыбаясь, он сунул руки поглубже в карманы и высоко поднял плечи.
Новак чувствовала, как крупные капли пота выступили на лбу. Казалось, дневная жара ещё усилилась от висящей в комнате угрозы. Девочка сидела в уголке громадного чёрного кожаного дивана и старалась, чтобы её лицо ничего не выражало.
В Америке она почему-то чувствовала себя совсем маленькой. Вокруг всё было такое большое: и дороги немного шире, и комнаты просторней, даже мебель какая-то громоздкая. Новак отчаянно хотелось удрать в свою безликую, зато безопасную комнату в восточном крыле. Но маман потребовала, чтобы все собрались вместе – промочить горло перед обедом.
– Ты, наверное, волнуешься перед церемонией? – спросил её папа Даркуса. – Номинация на лучшую актрису – большое достижение!
Новак кивнула, чувствуя, как горят щёки.
– Фильм – жалкая, напыщенная сентиментальная чушь, – возразила маман, подливая ему в стакан из хрустального графина. – А номинацию она получила, потому что я дала взятки нужным людям.
– Ох! – Новак словно пришибло. – А я думала, это потому, что я хорошо сыграла.
Лукреция Каттэр засмеялась:
– Дитя, твоё счастье, что зарабатывать на жизнь актёрской игрой тебе не придётся!
Папа Даркуса уставился в свой широкий стакан, словно кубики льда на дне его вдруг страшно заинтересовали.
– По правде сказать, Люси, я никак не пойму: что ты забыла на этой церемонии? Ты же ненавидишь такие мероприятия – всегда ненавидела. Может, ну её? Поедем прямо в «Биом». – Он наконец поднял взгляд от стакана и обаятельно улыбнулся. – Кстати, ты не говорила, где он находится.
– Не говорила. – Лукреция Каттэр провела пальцем по краю своего стакана. – И ты этого не узнаешь, потому что тебя туда доставят с завязанными глазами после церемонии.
– Понятно. – Бартоломью Катл неловко засмеялся. – Но тебе не кажется, что мы староваты, чтобы играть в жмурки?
– Мне ни к чему, чтобы весь мир узнал, где я храню свои секреты, ведь так?
– Да, наверное. – кивнул он. – Объясни хотя бы, зачем тебе эта кинопремия?
– Ты всегда был так далёк от мира шоу-бизнеса, Бартоломью, – ответила Лукреция Каттэр. – А я отлично понимаю, как важна зрелищность. Великие короли и королевы умело ею пользовались, чтобы упрочить свой авторитет в глазах подданных. Именно на церемонии награждения я смогу эффектно появиться на сцене, – она взмахнула сверкающей бриллиантами рукой, – как новый мировой лидер.
Наступила тишина. Новак смотрела в пол. Ей было очень не по себе.
– Не хотелось бы тебя расхолаживать, – произнёс Бартоломью Катл, – но почему ты думаешь, что кто-нибудь обратит на это внимание?
– Обратят, непременно! – Лукреция Каттэр выпрямилась на стуле. – Мир содрогнётся и падёт предо мной на колени.
– А-а, понятно. – Бартоломью Катл пожал плечами. – У меня ещё только один вопрос.
– Да? – раздражённо откликнулась маман, недовольная тем, что он так равнодушно воспринял её новость.
– Когда мы всё-таки попадём в лабораторию? – Папа Даркуса снял и положил очки на стол. – Все эти полёты через океан, встречи со знаменитыми актрисами в роскошных отелях, планы мирового господства – это, безусловно, прекрасно, однако совсем не в моём стиле. Ты обещала, что я смогу поработать на передовом крае науки о жесткокрылых. Поэтому я здесь. Мне не терпится приступить к исследованиям, и, должен признаться… – Он обвёл медленно взглядом комнату, словно в поисках шахматной доски или чего-нибудь подобного. – Становится немного скучно.
Новак огромным усилием сдержала смех, глядя на выражение лица маман.
– Скучно?! – словно выплюнула та.
– Ну да. – Папа Даркуса кивнул. – Немного, совсем чуть-чуть.
Лукреция Каттэр вскочила.
– О, это недопустимо! – рявкнула она. – Позволь, я тебя познакомлю с моим летучим ситофилусом гранарисом[15]!
– Что? Чушь какая-то! – Бартоломью тоже встал. – Зерновые слоники не летают!
– Мои – летают, – сказала Лукреция Катл, выходя из комнаты. – И очень любят свежее зерно, – непонятно зачем добавила она.
Папа Даркуса вышел следом за ней, и Новак осталась одна. С минуту она сидела неподвижно, на случай, если кто-нибудь из них вернётся, а потом склонилась над браслетом.
– Хепбёрн! – шепнула девочка, приоткрыв потайное отделение. – Ты там как? Всё хорошо?
В ответ качнулись тоненькие усики, и у Новак потеплело на душе.
– Пошли, добудем тебе что-нибудь поесть!
Даркус потянул за шнурок – и в глубине дома раздался звон. «Может быть, папа сейчас там, внутри…» – подумал Даркус. Он закрыл глаза, волнуясь. Вот бы дверь открыла Новак!
Открыл Жерар. Даркус опустил голову, чтобы дворецкий не увидел его лица. Вирджиния и Бертольд мило улыбнулись.
– Да? – Жерар удивлённо смотрел на детей. – Чем могу помочь?
– МЫ С РОЖДЕСТВОМ ВАС ПОЗДРАВЛЯЕМ… – не то пропел, не то прокричал Даркус. – И МНОГО ДАРКУСА ЖЕЛАЕМ!
Вирджиния с Бертольдом тоже заорали во всё горло:
– МЫ С РОЖДЕСТВОМ ВАС ПОЗДРАВЛЯЕМ, И С НОВЫМ ДАРКУСОМ ПОЗДРАВЛЯЕМ, И МНОГО ДАРКУСА В БУДУЩЕМ ГОДУ ЖЕЛАЕМ!
– Добрый день, сэр! – Вирджиния схватила дворецкого за руку и с жаром её потрясла. – Мы собираем пожертвования на… э-э…
– На благотворительный фонд «Сиротки Лос-Анджелеса», – с идеальным американским акцентом заявил Бертольд. – Мы надеемся, что за нашу праздничную песню вы сделаете щедрый взнос, чтобы помочь бедным сироткам в Рождество.
– В ЛЕСУ РОДИЛСЯ ДАРКУС! – завыл Даркус. – В ЛЕСУ НАШ ДАРКУС РОС!
– И МНОГО-МНОГО РАДОСТИ ЖУЧИШКАМ ОН ПРИНЁС! – подхватила Вирджиния, приплясывая в стиле рэп.
– Дети, прекратите, пожалуйста, этот ужасный шум! – взмолился Жерар. – Хотя сейчас и Рождество, но, к сожалению, я ничем не могу вам помочь. В нашем доме не принято жертвовать на благотворительность.
– Да вы только гляньте на эти хоромы! – крикнула Вирджиния, входя в образ по примеру Бертольда. – Они же разве что не лопаются от денег! – Она присвистнула сквозь зубы, прыгая у крыльца.
Жерар стал отгонять её от входа, а Даркус опять запел – так громко, как только мог. Им было необходимо, чтобы Новак их услышала.
– ПЛУТИШКА ДАРКУС ЖИВ-ЗДОРОВ, ПОД ЁЛОЧКОЙ СКАКАЛ! И С ВАЖНЫМ СООБЩЕНИЕМ СЮДА ОН ПРИБЕГАЛ!
Бертольд набрал побольше воздуха и громко затянул:
– ДАРКУС, ДАРКУС, АЛЛИЛУЙЯ! СЛАВА В ВЫШНИХ ДАРКУ-У-У-У-У-УСУ!
– Хватит! – не вытерпел Жерар. – Если вы сейчас же не уйдёте, я вызову полицию!
– Да ну? – крикнул Бертольд. – Полицию вызовете, сэр? И что вы им скажете? Что трое детей поют у вас во дворе, чтобы помочь обездоленным? Или, может, вас ограбили, убили? Вроде нет, сэр? Вы живы-живёхоньки! Наше единственное оружие – голос и благая цель! Наверняка полицейские вам посоветуют сделать взнос в пользу бедных сироток Лос-Анджелеса по случаю светлого праздника!
Даркус даже глаза вытаращил. Он совершенно не подозревал, что у Бертольда такой актёрский талант! Краем глаза он заметил, что в дверях показалась Новак. Даркус замахал ей, сорвал с носа очки и сдвинул на затылок кепку.
Новак вскрикнула.
Даркус быстро снова напялил очки, козырёк кепки сдвинул на лоб и выдал свою партию в стиле рэп:
– ТИХАЯ НОЧЬ, СВЯТАЯ НОЧЬ!!! У! У! У! РАЗВЕТЫ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, ЧТО Я ЖИВОЙ!
– ARRÊTEZ[16]! – Жерар поднял руки. – СТОП! ХВАТИТ! ДОВОЛЬНО! Вы напугали хозяйку дома!
– Нет, Жерар, я не испугалась! – Новак бросилась к нему. – Просто удивилась.
– Мы собираем деньги на помощь сироткам Лос-Анджелеса, – протараторил Бертольд. – Чтобы у всех бедных малюток были подарки на Рождество.
– Ах, по-моему, это прекрасное начинание! – улыбнулась Новак. – Я хочу сделать взнос.
– Мадемуазель, – вполголоса сказал Жерар, – ваша мама будет недовольна, если увидит здесь этих детей.
– Да, я понимаю, – кивнула Новак. – Я провожу их до ворот и там уже дам им денег.
– Нет, я это сделаю.
– Ах, Жерар! – Новак захлопала ресницами. – Я хочу сама. Пойми, я так редко вижу своих ровесников…
– Ну что же… Как пожелаете, мадемуазель, – сдался Жерар. – Только смотрите, чтобы мадам вас не увидела.
– Спасибо!
Новак повернулась к Даркусу. Её глаза сияли.
– Ступайте за мной! – величественно произнесла она и направилась к воротам.
Даркус пошёл за ней. Не удержавшись, оглянулся. Жерар смотрел им вслед.
– Я думала, ты умер! – зашептала Новак. – Маман сказала, что застрелила тебя, а ты живой! Ты живой! Как ты мог не появляться столько времени? Знаешь, как ужасно было думать, что ты умер? Я все глаза выплакала! Понятно, конечно, что ты не можешь просто так прийти в гости, но ведь почти два месяца прошло.