Если Реянш и Ману правы, и молодой Марвари не обидит женщин, то за них я не очень переживала, в то время как судьба девочки вызывала беспокойство. Она ведь только начала жить, а смерть мужа перечеркнула все ее будущее. Вряд ли найдутся желающие повторно взять ее замуж, да и родители скорее всего не примут. Никто не желает, чтобы в дом пришло несчастье, а вдова – это дурной знак.
– Что сделал молодой господин? – поторопила я служанку, поскольку она замешкалась, разводя огонь.
– Он сам пришел в гарем в сопровождении страшного человека с косичкой и того, кто меня привел. Это ваш брат? – Марна отвлеклась от обжаривания лепешек и стрельнула в меня лукавым взглядом. Я кивнула. – Вы похожи, – покачала она головой. – Все женщины собрались у фонтана, вывели даже Майю, хоть она и старалась спрятаться за спинами. Молодой господин сказал, что на правах сына единственного законного хозяина, он принимает всех обитателей дома под свое покровительство. Женщины испуганно зашептались, спрашивая, что же произошло со старшей женой и ее детьми. Тогда Саджит-джи заверил, что с его братьями все в порядке, они остаются в своих покоях, и он станет их растить и воспитывать, будто сыновей своего отца. А их мать себя сожгла, и это первый и последний раз, когда при нем проводят сати. Больше этого не повторится. Женщины тревожно зашептались, обсуждая какую судьбу им приготовили. Но когда заговорил Саджит-джи все замолчали. В полной тишине его голос казался еще более звучным. Затаив дыхание женщины слушали, что матери останутся в доме, чтобы быть рядом с детьми. Бездетные, если хотят, могут уйти в ашрам, господин сделает все необходимое, если же не хотят, то могут остаться. Как только денежные проблемы решаться, господин постарается устроить им повторный брак. Жены разбились на группки и загомонили, тогда Саджит-джи заметил Майю.
Я затаила дыхание. Если молодой Марвари благосклонно отнесся к женам того, кто погубил его отца, он не может быть жестоким к невинному ребенку.
– «А ты кто?» Удивленно спросил он, – продолжала Марна. – Майя сжалась и постаралась ускользнуть, но старшие не позволили и вытолкнули ее вперед. «Это еще одна жена. Она недавно здесь появилась.» Пояснили они. «Жена?» Саджит-джи удивленно рассматривал девочку. Не сводил с нее глаз и тот, что с косичкой. Он подошел к господину и что-то сказал. Саджит-джи ответил. Они переговаривались так тихо, что ничего не было слышно. Потом господин подозвал Майю и стал говорить с ней, а когда закончил, то взял ее руку и передал тому страшному человеку.
Марна еще что-то говорила, но я уже не слушала – Ману забрал Майю? Но зачем она ему нужна – девочка, ребенок? Я ничего не понимала, боялась сделать выводы и поэтому не спешила, решив сначала переговорить с учителем.
Марна закончила готовить и пока раскладывала еду по глиняным мискам, я разогрела молоко и добавила в него куркумы.
Мы вернулись в комнату к Абхею, и Марна, накрывая на стол, смущалась и старалась не смотреть на Реянша и полуобнаженного Абхея.
Пока служанка расставляли пиалы на невысоком столике, я подошла к Абхею и протянула ему кувшинчик.
Марна мялась в стороне, а Реянш сделал вид, что полностью увлечен лепешкой, пока я поила больного молоком. Я не успела убрать руки, когда Абхей обхватил кувшин и прижал мои пальцы в округлым стенкам. С одной стороны я чувствовала тепло нагретого молока, а с другой – горячие сильные пальцы. Наблюдая, как Абхей жадно пьет, я заметила, что Марна постоянно посматривает сквозь ресницы на моего брата и кивнула ей, чтобы помогла.
Вдвоем мы накормили молодых людей. И, как-то так получилось, что Марна подкладывала лепешки и чатни Реяншу, а я Абхею. А поскольку он полулежал на подушках и не мог постоянно тянуться к столику, то приходилось подносить к самому рту. И Абхей осторожно, словно боясь спугнуть, принимал кусочки лепешки из моих пальцев.
Вымытые волосы все еще оставались спутанными и падали на плечи влажными кольцами, чистая кожа бронзово блестела и приятно пахла кокосовым маслом.
– Ну, мне пора, – Реянш закончил есть, отряхнул пальцы и встал. – Еще очень много дел.
Абхей тоже перестал есть и тяжело привалился к моему плечу.
– До скорой встречи, сестренка, – Реянш дольше, чем это было необходимо задержал взгляд на Марне, принимая у нее свернутый лист бетеля, после чего поспешно покинул комнату.
Марна принялась суетиться, убирая со стола, но я попросила ее сначала принести мой гребень. Служанка исполнила просьбу и занялась своими делами.
Скромный, деревянный, но мне он был гораздо дороже, чем оставшийся в особняке подарок Поллава – красивый, из полированного дерева и украшенный ракушками и мелким жемчугом.
– А сейчас я буду тебя расчесывать. Я постараюсь осторожно, но и ты не дергайся, – попросила я, разбирая спутанные пряди.
– Теперь ты меня не боишься? – Абхей поднял на меня сонный взгляд.
– Почему я должна тебя бояться? – я слишком сосредоточилась на том, чтобы не сделать больно и не сразу поняла куда он клонит.
– Первый раз, когда мы оказались с тобой рядом, ты меня хотела меня убить.
Я вспомнила молодого человека, прижавшего меня к стене в коридоре особняка и не понимала. Чего я тогда испугалась? Разве, глядя на него, можно подумать, что он может причинить вред? Какая же я была глупая, как плохо разбиралась в людях и как всего боялась.
– Нет, не боюсь, – я дунула, убирая с глаз выбившиеся пряди.
– Почему? – он поднял руку к моему лицу, но я инстинктивно отпрянула и дернула волосы. – Ай! – вместо того, чтобы коснуться меня, Абхей схватился за свою голову.
– Прости, я не хотела, – я положила руку поверх его ладони и пояснила: – Ты же сам сказал, что мы братья по оружию. Ты же не захочешь обидеть Реянша.
– Ах, да, – опуская глаза, пробормотал он, отнял руку от головы и наши пальцы сами собой переплелись.
В груди что-то горячо толкнулось и щекам стало жарко. Я посмотрела на Абхея, а он внимательно, будто что-то спрашивая, смотрел на меня.
– Потом закончу. Сейчас тебе надо отдыхать, – я вскочила с кровати, укрыла его пледом и опрометью бросилась к себе.
Абхей медленно шел на поправку, и следующие несколько дней я постоянно сидела возле него. Даже, и особенно, ночью, когда начинался жар и приходилось постоянно менять мокрые повязки и поить молоком с медом. Ели мы с Марной тоже подле Абехя, сначала накормив его, и лишь когда приходил Реянш, то сидели все вместе, но все равно я старалась сначала убедиться, что больной больше ни в чем не нуждается.
Марна все больше привыкала к Реяншу, я видела, как они шепчутся в сторонке, бросая на нас с Абхеем короткие, брат – пронзительные, а Марна – лукавые, взгляды. Она провожала его до ворот и долго оставалась на улице, но не делилась со мной своими мыслями.
В один из таких дней пришел Ману, я решилась поручить Абхея заботам Марны и подошла к учителю.
– Брат сказал, что ты забрал из особняка Майю? – я не хотела показаться дерзкой и лезущей не в свои дела, но не могла не спросить.
– Да, – осторожно ответил Ману и внимательно посмотрел мне в глаза. – А почему ты спрашиваешь?
– Она ребенок, и я переживаю за нее, – я не выдержала его прямого взгляда и отвела глаза.
– Нейса, – приподняв за подбородок, Ману все-таки заставил посмотреть ему в лицо. – Имеешь смелость задавать вопросы, умей и смотреть в глаза ответчику. Да, Майя еще ребенок. Ребенок, которого я потерял. И я не хочу, чтобы она заживо похоронила себя во вдовьем ашраме. Она будет расти, как обычный ребенок, как моя дочь. А когда повзрослеет, то выдам замуж. Я хочу дать себе и ей второй шанс, зажить нормальной жизнью, иметь семью. Уж ты-то должна меня понять. Ведь ты тоже сейчас получила второй шанс, нашла брата.
– Конечно, ты прав, – мне стало стыдно за то, что в голове возник даже намек на то, что Ману может поступить непорядочно, но я не отводила взгляд и мужественно смотрела ему в глаза.
– Вот так-то, – Ману потрепал меня по щеке. – Чем кормить будешь гостя?
Он прошел в комнату Абхея и присел на край кровати.
– Что, герой, так медленно выздоравливаешь? – Ману откинул покрывало и довито осмотрел затягивающиеся раны. – Посмотри, Нейса тоже еле живая была, а сейчас порхает мотыльком. Хотя, если бы у меня была такая сиделка, я бы тоже не торопился вставать, да? – он толкнул Абхея в плечо, и тот, не сдержавшись, охнул. – Ничего-ничего. Саджит сказал, что отправляет корабль и, как только он вернется, сдержит данное тебе обещание. Девушки, ну что же вы стоите? Мы голодные, – повернулся он к нам.
Я кивнула Марне, и мы ушли, оставив мужчин говорить о делах.
Ману сказал, что Саджит сдержит обещание, а это значит, что Абхей уедет к себе на родину? Грудь сдавило болезненным предчувствием, ведь будет битва, а в них погибают люди. Что если Абхей погибнет? Я не переживу еще одну потерю. Даже если он вернется домой и забудет меня, я должна знать, что он жив. Значит, отправлюсь с ним. Очищая овощи я так с такой решительностью сжала нож, что порезала руку, и опомнилась только когда меня окликнула Марна.
Я промыла рану и оставила служанку заканчивать, а сама вернулась в комнату и думала, как убедить брата, что мне надо ехать.
Я старалась забыть об особняке как можно скорее и никогда не спрашивала о нем брата, но, судя по тому, что Реянш стал проявляться все чаще, жизнь постепенно налаживалась.
Иногда он оставался на ночь, и тогда Марна словно парила над полом. Перед тем, как должен был прийти Реянш, она старалась находить себе дела на улице, когда же брат появлялся, то, входя вместе с ним в дом, что-то торопливо прятала в сари, а потом старалась не попадаться мне на глаза. А я не приставала с расспросами, решив, что это касается только Марны и Реянша. Больше меня занимали мысли об Абхее – раны затягивались, и он начал выздоравливать, причем очень быстро.
Редко удостаивал визитом Саджит. Сколько его видела, он всегда был очень грустным. Печаль словно следовала за ним по пятам. Когда я спросила брата в чем дело, ведь Саджит добился чего хотел – вернул все, что не по праву отнял Поллав, Реянш ответил, что молодой господин тоскует по моей подруге. Несмотря ни на что, он так и не смог ее забыть. Брат сказал, что они постоянно уговаривают его растворить печаль потери в семейных радостях и тревогах, но ответ всегда был один: «Такой, как Малати, больше нет».