Глава 27. Новая семья
Я словно вернулась в детство, и меня опять отрывали от семьи. Я плакала, просила оставить меня дома, вырывалась из держащих меня рук, но сил было недостаточно, и я снова плакала.
Жесткий захват сменяли мамины руки, они утирали мне слезы, гладили по волосам и утешали.
Но потом мама исчезла, и я оказалась в храме, а Малати убегала от меня через узкий лаз в стене.
Я бросилась за ней, умоляла подождать, не бросать меня, но подруга только смеялась в ответ и все больше отдалялась, оставляя запах жасминового масла. Я протискивалась следом за ней, но проход все сужался, пока не превратился в крохотную щель. Я обдирала кожу, пытаясь выбраться на улицу, на свежий воздух, к звонкому смеху подруги, но меня схватили и не пускали чьи-то руки. Обернувшись, к своему ужасу увидела Поллава, или это был мужчина, которого я убила во время посвящения?
– Змейка, почему ты все время от меня убегаешь? – сочные влажные губы растянулись, обнажая красноватые от бетеля зубы. – Я так хотел возвысить тебя…
– Ты была такая юная и невинная… – эхом прозвучал другой голос.
– А ты нас убила, – одновременно закончили они, и на губах Поллава выступила кровавая пена.
– Нет, нет, – шептала я и старалась закрыть глаза ладонями, чтобы не видеть остановившийся взгляд и стекленеющие глаза.
Но Поллав крепко держал за руки, а по его предплечьям текли алые ручьи. Тяжелые капли падали на мое сари и мгновенно впитывались, оставляя черно-красные подтеки.
– Посмотри, что ты со мной сделала, – прямо напротив лица двигались сине-серые губы.
– Я не хотела! – я билась в его руках, как пойманная в силки птица.
– Конечно не хотела. Я знаю, – шептал на ухо голос Абхея, а теплые руки тем временем обняли за плечи, и я оказалась прижата к широкой груди. – Все будет хорошо, хорошо, – повторял он.
Я расслабилась и обмякла под его прикосновениями, даже позволила уложить себя на кровать.
– Вот и умница, лежи, отдыхай, – он провел мне по щеке, встал и стал отдаляться.
– Постой, не уходи! Не оставляй меня опять, – я хотела вскочить, но не было сил даже поднять руку, и продолжала лежать, заливаясь слезами.
За завесой влаги силуэт дрожал, менялся, пока не стал напоминать Реянша, но все так же не обращал внимания на мои мольбы, а грудь разрывалась от жгучей боли.
– Они вернутся, вернутся. Живые и здоровые, – мои щеки осторожно гладили маленькие руки, а на лицо падали горячие капли.
Я с трудом открыла глаза и увидела лицо склонившейся надо мной Марны.
– Она пришла в себя! – куда-то крикнула она, и свет из окна (когда успело взойти солнце?) закрыла широкоплечая фигура.
– Реянш! – голос звучал хрипло и царапал горло.
Я рванулась, чтобы вскочить, потрогать брата, убедиться, что это он, и больше никогда не отпускать, но служанка держала крепко.
– Нет, не Реянш. Это всего лишь я, – рядом присел Ману. – Ну и напугала ты нас, Нейса. Со вчерашнего вечера была в забытьи. Металась, плакала, бормотала, кричала. Как сейчас чувствуешь себя? – твердая ладонь легла на лоб, потом прошлась по щеке, стирая соленые дорожки.
Сил говорить не было. Я только покачала головой, и, скопившись в уголках глаз, снова полились слезы. Кажется, я за всю жизнь столько не плакала, сколько с тех пор, как Реянш ушел.
– Поешь, – продолжая осторожно гладить меня по голове, Ману кивнул Марне, и она сразу же скрылась. – Ты должна быть сильной. Такой, как была в храме, такой, какой я тебя увидел. Ты освободилась от жрецов, от рабства, в которое тебя продали. Неужели теперь, став свободной, не сможешь просто дождаться брата? – уговаривал он.
Я же чувствовала себя как никогда слабой. Словно все мужество, все упрямство и целеустремленность брат и Абхей забрали с собой. Но, может, они им нужнее. Я согласна остаться совсем без сил, лишь бы они вернулись живые и здоровые.
– Давай, поднимайся, – подсунув руки мне под плечи, Ману легко меня усадил. – Ешь давай, а то совсем стала как пушинка. Марна, садись рядом, – пригласил он, и служанка без пререканий устроилась по другую сторону кровати.
Я хотела отругать за то, что она меня обманула, но когда подняла глаза, слова замерли на языке – Марна выглядела осунувшейся, а покрасневшие глаза отекли – видимо, она совсем не спала.
– Марна всю ночь просидела подле тебя, сменяя компрессы, – подтвердил мои подозрения Ману. – Я должен был уйти, ведь меня ждала Майя…
Я прикрыла глаза, давая понять, что все понимаю. В это время Марна подала мне кувшинчик молока, и только тогда я поняла насколько хочу пить. Руки все еще были слабыми, я бы не смогла удержать сосуд, но, припав губами, осушила его в несколько жадных глотков.
– Вот и молодец, – одобрительно заметил Ману, пережевывая кусок лепешки. – Теперь поешь. Не подводи меня. Я обещал Реняшу, что присмотрю за тобой. Если хочешь, то мы с Майей можем перебраться к вам, пока мужчины не вернутся.
Принимая из рук Марны лепешку, я благодарно посмотрела на учителя и сделала попытку кивнуть. Быть может, с появлением в доме ребенка некогда станет хандрить и ко мне снова вернутся силы.
– Я так и знал, что хлопоты станут для тебя лучшим лекарством, – Ману потрепал меня по плечу.
Я отвернулась от протянутого Марной очередного куска. Есть не хотелось совершенно, а вот еще от одной порции молока не отказалась бы – горло все еще саднило.
Словно догадавшись, она долила в мой кувшинчик из большого кувшина, но не успела поднести, как Ману ее остановил.
– Подожди-ка. Вот это поможет спать крепко и восстановить силы, – он достал из-за широкого пояса маленькую бутылочку с хорошо знакомым мне беловатым содержимым и отлил несколько капель в мое молоко. – Вот теперь пей, – Ману проследил за тем, как я поспешно глотаю молоко и хлопнул себя по коленям, – Ну, девочки, мне пора. Еще Майю обрадовать, что поживем в гостях. А вы отдохните хорошенько, ведь с приездом непоседы вам уже будет не до этого.
Я проваливалась в сон, и последние слова учителя превратились в шелест ветра.
Проснулась от собственного крика и с болью в груди. Выбелив комнату, лунный свет осветил фигурку Богини, и к своему ужасу я поняла, что я не зажгла лампаду, чтобы она защищала дорогих мне людей.
Стараясь отогнать разбудившее меня ужасное видение лежащего в кровавой грязи брата, я, держась слабыми руками за стены, добралась до домашнего храма. Нашла и зажгла лампаду. Сил идти обратно уже не было, но я решила, что это и к лучшему – трепещущий на ветру огонек не погаснет, а значит, Мать позаботится о Реянше и Абхее.
Наверное, я так и задремала на полу обхватив колени, потому что когда проснулась, то увидела Марну. Она точно так же сидела рядом, а перед Матерью горела еще одна лампада.
Не желая беспокоить Марну, я долила в лампады масло, а затем осторожно встала и пошла готовить к приходу Ману и Майи комнату, где выздоравливал Абхей.
Зашла и остановилась на пороге, не смогла пройти дальше. Казалось бы, ничего особенного: ярко выкрашенные стены, кровать с балдахином, циновки, столик и шкаф, но из каждого угла, из-за каждой занавеси выглядывали воспоминания.
Как промывала раны и перевязывала Абхея, как хватался за мою руку, если нечаянно причиняла боль, как кормила его и, утомленные, засыпали рядом.
Напомнив себе, что скоро придет Ману, я собралась с духом и все-таки вошла. В первую очередь решила перестелить постель. Но стоило сдернуть полотнище из простого грубого хлопка, как снова замерла, зарывшись лицом в ворох такни – она еще сохранила запах кожи Абхея, и я вдыхала терпкий аромат и не могла остановиться.
С трудом заставила себя отложить ее и пошла к шкафу, чтобы достать чистое, а руки сами собой потянулись к оставленной одежде.
Стараясь на нее не смотреть, я быстро нашла свежее белье и подготовила постель для учителя, только после этого сгребла с полок все, что не забрал Абхей и, опустившись на пол, стала перебирать.
Я аккуратно раскладывала туники, жилеты, шаровары и вдыхала-вдыхала терпкий запах тонковыделанной кожи, маслянистый – сандала и сладковатый – меда и кокоса. Все эти составляющие объединились и соткали мираж Абхея.
– Почему вы опять меня обманули? Почему бросили совсем одну в неизвестности? – спрашивала я.
Но он не отвечал, только смотрел ласково и грустно.
За этим занятием, вбежав, меня и застала Марна.
– Нейса-джи, – падая рядом со мной на колени, воскликнула она. – Зачем вы встали? Вам надо отдыхать!
Она попыталась отобрать у меня одежду Абхея, но я не отдала. Как я могла ей объяснить, что мне необходимо держать в руках какое-то вещественное свидетельство его существования? Будто пока горит лампада, и пока я помню, пока думаю о нем, с ним ничего не случится.
– Не называй меня больше госпожой. Называй просто Нейса, – попросила я.
От удивления Марна приоткрыла рот и неверяще смотрела на меня.
– Нейса-джи, – она взяла меня за руки. – У вас жар. Идите, отдохните, – она попыталась меня поднять.
– Нет у меня жара, – я отняла руки и поднялась, не забыв взять вещи Абхея. – Мало кто заботился обо мне так же, как ты. Тем более, что мы с тобой остались здесь вдвоем.
– Как же вдвоем? – Марна все еще смотрела недоверчиво. – Ману-джи скоро придет.
– Именно, ты закончи здесь, а я уберу лишнее, – собрав разложенную одежду, я унесла ее к себе и бережно, словно самую главную ценность, убрала в шкаф.
Тут же открылась дверь, и когда я вышла посмотреть кто пришел, то увидела Ману, а из-за его спины выглядывали черные блестящие от любопытства глаза.
– Принимайте новых жильцов, – Ману сделал широкий шаг, заполнив собой все небольшое пространство, и снял с плеча увесистый узел.
Как и предрекал Ману, с их приходом жизнь в доме забила ключом. Если по началу Майя меня дичилась, помня, как страшную тетю из гарема, то к Марне она прониклась полным и безграничным доверием, посвящая во все свои маленькие тайны. Их беготня, перешептывания заговорщицкий вид так напоминали нас с Малати, что я невольно улыбалась.