Со временем Майя освоилась и уже испуганно не затихала при моем появлении. Хихикая друг над другом, словно одна из нас не довольно-таки взрослая женщина, а мы обе еще дети, учились у Марны шить одежду и украшать ее вышивкой. А бывшая служанка беззастенчиво отчитывала бывшую госпожу за неверный стежок. Иногда я их делала специально, и Майя заливалась звонким смехом, глядя на получившийся несуразный рисунок.
Но стоило Ману переступить порог дома, как все внимание переключалось на него. Майя металась между кухней и комнатой, не зная то ли забраться на колени, то ли самолично заняться приготовлением обеда, и больше мешала, чем помогала. Марна суетилась около очага, а я собирала на стол. И глядя на то, как Майя льнет к своему новому отцу, понимала насколько мудрое решение приняли мужчины, решив продлить ее детство.
Нередко Ману возвращался с подарками, и тогда звонкие голоса Марны и Майи не смолкали до самого сна – с таким жаром они обсуждали и хвастались обновками, я же ждала только новостей, но их учитель подарить мне не мог. Хотя, однажды ему удалось вызвать улыбку и на моем лице – когда принес рудракшу Малати. Оказывается, он нашел браслет после побега подруги, но забывал мне передать.
Но все домашние радости и хлопоты не мешали мне каждую ночь с криком просыпаться от одного и того же сна. Первое время Ману вбегал в нашу комнату, думая, что пробрались воры и меня режут, но вскоре он и Майя перестали обращать внимание. Марна же только ворчала и переворачивалась на другой бок. А я вставала, пила воду, чтобы остудить голову и заглушить шум ушах, и шла к домашнему храму. Только там, только при свете лампады на меня снисходило успокоение, и остаток ночи проходил безмятежно.
В тот день я сидела на крыльце, перебирала светлые бусины, думала о том, где сейчас может быть Малати, и что означает этот знак, когда мимо дома прошла женщина, увешанная гирляндами из жасминовых цветов.
– Красавица, – остановившись, окликнула она меня. – Дай воды попить.
Женщина тяжело навалилась на невысокий забор и вытирала мокрый лоб краем сари.
– Конечно, подождите, – я вскочила и побежала на задний двор. – Держите, – вернувшись, подала наполненный кувшинчик.
– Спасибо, красавица, – незнакомка запрокинула голову и направила в рот струю воды. – Возьми цветы, нарядишься для мужа Завтра ведь пост, – тяжело переводя дух, она вместе с пустым кувшином протянула несколько нитей.
– Подождите, я сейчас, – попросила я.
Я не могла просто так взять у женщины товар, которым она зарабатывала на жизнь себе и своей семье, и вскоре вернулась с несколькими монетами.
– Я беру вот эти, – указала на длинные плети, решив, что и Марна с Майей не откажутся украсить цветами волосы.
Майе еще незачем, а вот суда по тому, как Марна смотрела на Реянша, она с радостью станет поститься за его здоровье. В мой же жизни теперь два важных человека.
– Будь счастлива, дочка. И пусть у тебя будет все, что ты хочешь, – незнакомка обвела мое лицо ладонями, поднесла зажатые кулачки к вискам и пошла дальше.
А я, стоя у раскрытой калитки и сжимая к руках сладко пахнущие гирлянды, смотрела ей вслед.
Смотрела до тех пор, пока из-за слепящего солнца она не превратилась в темный силуэт. Я уже хотела повернуться и идти в дом, когда на пустой, словно выжженной палящими лучами улице, не показалась еще одна фигура. Неясные очертания не позволяли разобрать мужчина это или женщина, но путник шел медленно, словно не был уверен в том, что делает. Временами останавливался, но потом, припадая на одну ногу, продолжал путь.
Я решила, что этот неизвестно кто скорее всего тоже захочет напиться, и побежала на задний двор, а когда вернулась с наполненным кувшинчиком, силуэт приблизился, и стало понятно, что это мужчина.
Лицо ошпарило горячкой надежды, грудь сдавило так, что стало трудно дышать, а в ушах оглушающе стучало.
Неужели, дождалась?
Ноги подгибались, но я все-таки шагнула за калитку. Увидев, что кто-то вышел из дома, мужчина остановился, а потом ускорил шаг.
Ослабевшие руки уже не могли держать кувшин, и он разлетелся у моих ног на множество осколков. Выплеснувшись, вода ослепительно сверкнула множеством брызг. Они искрились и переливались яркими цветами, в потом медленно и тяжело опускались в пыль. Омыли ступни, намочили подол, сразу же облепивший щиколотки, а я, не чувствуя, как похолодевшие пальцы отпускают калитку, а ноги оскальзываются в жидкой грязи, бросилась к путнику.
Хоть она и искалеченная, но эту походку я узнаю среди множества других. Я бежала не чувствуя ни ног, ни земли, ни мелких камушков. Остановилась только когда врезалась в широкую грудь и окунулась в тот самый запах, что все это время бережно хранила.
Цветочные плети взлетели, когда я крепко обняла сильную шею, и осыпали нас лепестками жасмина. Я знала, что поступаю неправильно, что неприлично прилюдно и так открыто проявлять свои чувства, но было совершенно все равно – он живой, и он вернулся.
На талии сомкнулись сильные руки, а над ухом раздавалось тяжелое дыхание и сиплый голос:
– Нейса. Нейса.
А я плакала и смеялась одновременно, но вскоре смех затих, когда наконец осознала, что он пришел один. Я резко отстранилась.
– Реянш?.. – не решалась задать вопрос, потому что черная волна паники уже готова была захлестнуть с головой.
– С ним все в порядке, – поторопился успокоить меня Абхей. – Он в особняке с Саджитом. Проверяют все ли делалось в строгом соответствии с распоряжениями. – Они отправили меня сообщить тебе хорошие новости. Я не хотел идти, но они настояли.
Не хотел?
Узнав, что и с братом все в порядке, я снова готова была счастливо смеяться, но слова Абхея озадачили.
– Что значит не хотел? – шутливо ударила его кулаком в грудь. – Вы меня бросили здесь одну. Я ничего о вас не знала. Живы ли еще. И ты говоришь, что не хотел мне сообщить, что вы вернулись живыми и здоровыми?
Моу кулаки ударялись о его грудь, как о барабан, но Абхей не отступил ни на шаг.
– Нейса, – позвал он, и я подняла глаза. – Разве ты не видишь каким я стал? Как мог я показаться тебе на глаза?
Безграничное счастье застилало взгляд мерцающей пеленой, но я присмотрелась и увидела то, что не заметила вначале – длинный шрам. Он рассекал лоб и спускался от брови к подбородку, опустив уголок глаза и навсегда искривив губы в горькой усмешке.
О Богиня! Неужели это его останавливало?!
Мне ли пугаться шрамов? Долгое время при омовении Марна не могла сдержать слез, когда видела мое изуродованное шрамом тело, и предпринимала безуспешные попытки, чтобы сделать его менее заметным.
– Ты жив. Вы оба живы. И это самое главное, – глядя прямо ему в глаза, я осторожно провела кончиком пальца вдоль синеватой полосы.
– Пойдем, тебе надо охладиться и отдохнуть, – я беззастенчиво взяла Абхея за руку.
Но Абхей не двинулся с места, и я удивленно обернулась – чего он ждет? Разве я не сказала, что мне совершенно неважно насколько он изранен? Я даже не буду его корить за то, что тайком сбежали и оставили меня мучиться беспокойством. Еще немного, чуть-чуть пусть побудет рядом, чтобы я поверила, что мне это не привиделось, что они на самом деле вернулись, но Абхей осторожно освобождался от моих пальцев.
– Я пришел сказать, что мы все живы и скоро ты увидишь брата, а сейчас мне тоже надо идти, вам надо будет многое обсудить. Я пока не могу остаться дольше. Ты должна решить.
– Что решить? – я продолжала цепляться за его руки и заглядывать в лицо, но Абхей отвел глаза и поспешил уйти.
А я осталась стоять посреди улицы и ничего не понимала. Мы столько времени провели вместе в этом доме. Иногда засыпая рядом. Вместе ели. Я расчесывала его волосы, промывала раны. Так, как я его знаю, больше никто не узнает, и более близкие и доверительные отношения между мужчиной и женщиной невозможны. Так что же могло помешать ему остаться?
Медленно я побрела обратно, по пути стараясь вернуть лицу веселость и беззаботность. Ни к чему Марне и Майе видеть мое смятение.
– А мы уже думали, что ты решила превратиться в изюм под солнцем! – едва переступила порог дома, повисла на мне Майя. – А ты оказывается жасмин выращивала! Какая красота, – она подхватила длинные ароматные плети и пропускала их между пальцами.
– Откуда это? – присоединилась к ней Марна.
– Женщина попросила воды и подарила гирлянды к завтрашнему посту, – ответила я.
– Но до завтра они завянут, – хитро прищурилась Майя и, забрав у меня цветы, подбежала к своей любимице. – Укрась мне волосы. Хотя, нет, – она отступила и спрятала руки за спину. Сначала мы украсим Нейсу, а то она очень грустная. Наверное, потому что завтра придется голодать!
Рассмеявшись, она увернулась от шлепка Марны, подбежала ко мне, дернула за руку, усаживая на пол, и принялась колдовать над волосами.
– Зачем же ты их остригла, – причитала Майя. – Если бы у меня были такие волосы, я бы ни за что их не отрезала, – болтая, она тем не менее ловко перебирала пряди, вплетая в них цветы.
– Подай мне зеркало, – попросила я Марну, решившуюся присоединиться в Майе.
Получив зеркальное стекло, я стала наблюдать, что девушки творят с моей головой, когда показалось, что вижу смеющиеся глаза Малати. Она подмигнула и исчезла. Не замечая, что подружки выдернули мне часть волос, я резко обернулась.
– Ты что? Чуть все не испортила! – прекратив хихикать, возмутилась Майя.
Как и ожидала, кроме нее и Марны, я больше никого не увидела. Тогда что значит это видение? Что я скучаю по самой близкой подруге?
Видя, что я полностью погружена в свои мысли, девушки отстали от меня и принялись за украшать друг друга. Потом кто-то из них, а кто я не разобрала, подбежала и забрала у меня кусочек зеркала.
Они все еще красовались, выхватывая друг у друга кусок выгнутого стекла, когда на пороге послышались тяжелые шаги.
Меня словно подбросило. Я вскочила и бросилась к двери раньше, чем остальные успели понять что происходит.