В этот самый миг, касаясь его плеч и шеи, касаясь волос и чувствуя, как он замирает под ее руками, как добровольно сдается ее ласке, она осознала все то, что не могла понять до сих пор, — как сильно, как невыносимо сильно и глубоко она его любит. И разозлилась на себя — как она могла не замечать в себе то, что нельзя было не заметить? И улыбнулась, потому что сердце ее наполнено сейчас было такой нежностью, что не вынести было.
Тротт повернул голову и коснулся губами ее руки. Отодвинулся. Глаза у него были сонные, словно пьяные. Алина смотрела на него, улыбаясь. Ей хотелось прокричать ему в лицо то, что она только что поняла — но она только набрала воздуха, чтобы решиться, и не успела.
Он помотал головой и еле сдержал зевок.
— Нам нужно выспаться, — тихо проговорил он. — Завтра тяжелый день.
— Да,— согласилась она, вдруг тоже ощутив, как же чудовищно она устала. — Да.
Легли они на лавках там же, где спал Четери — и сил не хватило даже вымыться, даже поесть. Алина лежала на лавке напротив Макса и смотрела на него, сонно моргая, и все осмысливая свое откровение и вспоминая все то, что было между ними от самого знакомства и до этой минуты, и удивляясь, и хмурясь, и посмеиваясь — так она и заснула, улыбаясь.
Друзья, я не знаю, получится ли на этой неделе продолжение — у меня очередной ребенок заболел, а в субботу и воскресенье я в Москве на Нонфике. Напишу ближе к выходным.Друзья из Москвы, обратите внимание, у нас с вами встреча в 12 часов 8 апреля в Лектории. Смотрите всю информацию в группе вконтакте.Я перезалила все с 12 главы, там было много правок, но это не окончательная редактура. Окончательная — после окончания части. Все, что было 12.1, 12.2 и тп, я поделила на 12, 13 и 14 главу. Внутри есть небольшие абзацы-дополнения, новый текст — в 14 главе.
Глава 15
Над осколком того, что когда-то было грозным оружием богини огня и вулканов, неслась по небу луна. И посеченный, покореженный серп светил ей почти забытой надеждой.
Под его защитой спали трое, совершившие почти невозможное, несущие благословение матери-Хиды. Там спали те, кто способен вернуть миру мир.
В старых богах Лортаха почти не осталось силы — но надежда всегда придает сил.
Ока-жар всегда одной рукой карала, а другой награждала, третьей отбирала, а четвертой дарила. Она была богиней пожаров и богиней домашних очагов, раздора и мира. На теплых ее землях росли целительные плоды и здоровые люди.
Те, кто ел плоды, напитанные жаром Оки, становились точнее, быстрее и сильнее.
Что она могла дать тем, кто мог вернуть ее миру мир?
Только покоя и сил. Точности в руках. И скорейшего исцеления.
Макс открыл глаза — и в первые мгновения поразился мягкой, умиротворяющей тишине, царившей вокруг. Он лежал на боку на широкой лавке — и принцесса спала напротив, подложив ладонь под щеку, подтянув к животу колени и накрывшись крылом. Лицо ее в золотистом свете было чумазым и спокойным, спокойным было и дыхание, а губы — расслабленно приоткрыты.
Он некоторое время смотрел на эти губы — просто смотрел, приходя в себя после сна, отстраненно удивляясь, насколько отдохнувшим себя ощущает. Перевел взгляд за причудливое, образованное расщелиной в коре окно — сквозь едва заметное сияние было понятно, что снаружи — глубокая ночь.
Нежно и тоскливо пела какая-то пташка. Покрикивали ночные ящеры, ветерок шуршал большими листьями старых папоротников, шелестела снаружи трава. Сонно и расслабленно было Максу, и он снова посмотрел на Алину. На одежде ее, на рукавах виднелись бурые пятна. Кровь. То ли ее, которую она отдала ему. То ли того человека, которого убила.
Он не хотел для нее такого опыта. Но хорошо, что научил. Что у нее не дрогнула рука.
Она зашевелилась, губы чуть дрогнули — и Макс прикрыл глаза. Сон слетел окончательно, и реальность ударила по жилам адреналином, застарелым страхом и глухой решимостью.
Последний день. Последний рывок. Скоро она будет в безопасности. А на Туре за ней есть кому присмотреть. Четери присмотрит.
Он мотнул головой, с некоторой виной понимая, что только сейчас вспомнил про дракона, неслышно встал и направился к нему.
Мастер спал на животе, подложив руку под голову, и сердце билось ровно и хорошо, и дыхание было дыханием здорового человека. Оно чуть изменилось — Четери за какое-то мгновение почувствовал, что кто-то подошел, вынырнул из сна, осознал, что это Тротт и снова ушел в сон.
Тротт провел руками над его телом — и вновь пришла пора удивляться, потому что не было никакого остаточного воспаления, постшокового состояния. Если бы Тротт своими руками не сращивал вчера подранную на лоскуты спину, он бы сказал, что Чет сейчас практически восстановился — нужно еще немного времени, и о ранах не будет ничего напоминать.
Макс мягко ступил назад — восстановился или нет, а хороший долгий сон дракону, который спал последние дни часа по два, точно не повредит.
Тишина и мерное дыхание спящих звало снова лечь, закрыть глаза, немного отодвинуть реальность, но разум говорил, что ему слишком мало осталось времени, чтобы тратить его на сон, а тело напоминало, что у него есть свои надобности. Что он грязен до невозможности. Что хочет пить.
И жить.
Он посмотрел на принцессу и тронул языком пересохшие губы. Зашарил по поясу в поисках фляги.
Сколько же силы таится в красной крови, если даже здесь, в чужом мире, разбавленная напополам кровью другой стихии, она настолько усилила и его щит, и его способности? Или дело в том, что они женаты? Как было бы интересно изучить этот феномен, понять, как бы сработала она на Туре!
От этой мысли он дернулся, ощущая холодок в сердце. С силой потер глаза пальцами. Понял, что фляга осталась снаружи — там, где они латали Четери.
Сегодня последний день. О чем ты думаешь?
Под глазами принцессы залегли тени и скулы были так резко очерчены — как бывает у постоянно недоедающих людей.
Думай о другом. О другом. О насущном.
Нужно разжечь костер и добыть птицу на бульон. И порыться в припасах тимавеш.
Об этом думай.
Думай о том, как довести ее в целости. О том, сколько же в ней упорства, потому что как она держится — непонятно.
Да, поставить котелок и к реке. Не тратить время на сожаления и страх.
Нужно встретить смерть хотя бы не грязным как свинья.
Он повернулся к двери. Птицы снаружи пели мелодично и нежно — не утренняя пробуждающая песня то была, а тихая колыбельная. Принцесса снова зашевелилась, перевернулась на живот. Крыло соскользнуло на пол, и она едва слышно застонала от боли.
Тротт так же мягко, аккуратно ступая, подошел к ней, присел рядом и повел руками над крылом, убирая остаточное воспаление после ранения, укрепляя потянутые связки и надрывы в мышцах.
Ей бы покоя… да. Один день остался. Один день.
Он потянулся, чтобы погладить черные перья, и едва успел остановить себя. Еще не хватало разбудить.
Пусть спит.
Один день остался.
Если он все сделает правильно, завтра она уже проснется в безопасности.
Около папоротника росли кусты осидши, и Тротт наклонился, сорвал ягоду, другую. Улыбнулся сладко-кислому вкусу. И пошел в соседний дом искать припасы. А затем, когда над костром уже побулькивал хитиновый котелок со свежеощипанной птицей, направился к реке — родник, из которого Макс набирал воду, оказался совсем крошечным: не вымоешься, хватит только напиться.
По пути он зашел в один из домов-папоротников, порылся в сундуках, добыв чистую одежду и цветастое полотно под полотенце. И, дойдя до опушки леса, на мгновение притормозил.
Между лесом и рекой лежал луг — в шелковистой траве под фиолетовым небом пробегали золотистые отблески, ночные маленькие цветы сияли туманными пятнышками. Осколок серпа Оки-жара был шириной метров пятьдесят, не больше — но там, где он пересекал реку, вода тоже едва заметно светилась золотом.
Тротт бросил одежду и полотно в траву, разделся, вошел в воду. Теплая, как парное молоко, чистая.
Блаженство.
Вспыхивающие мягким светом струи огибали большие валуны, которые выступали из воды то тут, то там, а по полосам мха и обнажившимся песчаным берегам видно было, что ранее вода была на метра полтора-два выше.
Сейчас она текла вспять. Слева, за отдаленной золотистой границей, продолжал шуметь гиганский водопад — то воды все еще извергались в котлован, образовавшийся после удара копья бога-Омира. Но здесь, под защитой старого оружия, было покойно, и течения почти не ощущалось — он пускалось вскачь за границей.
Пришлось, прихватив с берега песка для помывки, пройти между валунов шагов двадцать, прежде чем воды оказалось хотя бы по пояс.
Он натирался песком и смотрел на другой берег, туда, где в тридцати-сорока метрах от реки заканчивался осколок. Там, за следом от копья Омира, которой образовало ров, заполненный водой, и редкими деревьями в свете лун виднелся лагерь наемников. А меньше, чем в полукилометре — большой сияющий портал, к которому им предстоит пробиваться. Макс видел патрули, которые не видели его, видел сотни спящих стрекоз, шатры и тха-охонгов, слышал отдаленное, словно сильно приглушенное границей верещание, и понимал, что каждый шаг после того, как они выйдут за границу, может стоить им жизни.
Он выдохнул, расслабляя тело и изгоняя страх, жалея, что не может сейчас сразиться с Четом — бешеная нагрузка и клинки Мастера быстро выбили бы из него ненужные эмоции. Окунулся с головой, вынырнул, отфыркиваясь, и вновь начал отмываться.
Все-таки полноценный сон и чистота — одни из самых изысканных удовольствий во всей Вселенной. Они проигрывают только азарту решения сложнейшей задачи. Открытиям. Изучению границ своего дара. Преодолению себя.
И все это — ничто по сравнению с ощущением пальцев Алины Рудлог в его руке.
Он закрыл глаза и нырнул снова.
Один день остался. И она будет жить.