Крылья ее ласкали его спину, а руки — легли на плечи, когда он, склонившись над ней, целовал ее ягодные нежные губы так, чтобы она точно никогда больше его не забыла — и принцесса отвечала, подаваясь навстречу, вцепившись в его плечи так, будто боялась, что он снова уйдет.
Но он никуда бы уже не мог уйти. Он исполнял то, что обещал — изгонял из нее страх, и на этот раз никуда не торопился. Потому что на краю смерти нет смысла торопиться. На краю смерти можно делать то, что хочешь.
И он оторвался от ее губ и спросил шепотом, глядя в затуманенные глаза:
— Вы знаете, как на древнесеренитском называют красивые женские губы?
Алина покачала головой. Ей не было страшно — она была ошеломлена и оглушена тем, что происходило. И пусть она знала древнесеренитский с пяти лет, она даже под страхом пытки не вспомнила бы то, о чем он ее спрашивает.
— Deae arcus, — прошептал он. — Лук богини. За божественный изгиб, — он снова поцеловал ее, и она с наслаждением ответила ему — так вкусен он оказался, и такую дрожь вызывали касания его языка. Он скользнул ниже, по шее к выемке над ключицей. — Locus sericus, — продолжил он. — Место шелка.
— Я уже поняла, что вы отлично учились в университете, профессор, — прошептала она, откидывая голову — потому что целовал он со знанием дела, и борода щекотала и царапала ее кожу. Она чувствовала ладонями его кожу, рассеченную шрамами, ласкала его под крыльями — он вздрагивал, выдыхал тяжело, снова склонялся к ней.
— Макс, — напомнил он, спускаясь ниже, к груди. — Verteх teneritatis … вершина нежности… еще ее в стихах называли Masculina mors, мужская погибель… а это, — он коснулся языком пупка, — puteus desiderii, колодец желания…
Ей было и смешно, и горячо, и нежно — такой лорд Тротт… Макс, конечно же, Макс, был ей незнаком, и сам он улыбался, то и дело поглядывая на нее темными глазами, словно проверяя, не боится ли она снова, не хочет ли прекратить. Она сжимала его волосы, чувствуя, как от каждого касания по телу пробегает дрожь и оно становится все пластичнее, все горячее — и плещут по коже мягкие волны желания, все нарастая и грозясь захлестнуть ее с головой.
По правде говоря, сейчас бы она умерла, если бы он прекратил.
— А это, — он коснулся губами колен, и дыхание его стало прерывистым, — это… ma insania…
— Моя одержимость? — попыталась вспомнить Алина. — Как странно называли их серенитки…
— Серенитские поэты называли колени ianitores… привратники. Потому что они скрывают… locus mellis, — сипло прошептал он, разводя ее ноги и скользнул по колену губами ниже, по внутренней поверхности бедра. — Место меда.
Она вцепилась в его волосы до боли, выгибаясь, и с первыми же касаниями застонала, переживая сладчайшее в мире наслаждение — и слыша его стон. А когда он накрыл ее своим телом, первой потянулась к его губам, обхватила ногами его бедра — и лишь широко распахнула веки, выдыхая горячечно и сладко. Потому что не было никакой боли — только непривычное, тугое движение внутри, ощущение тяжелого тела сверху, дыхание с хриплым постаныванием, губы, обжигающие висок. И глаза, поплывшие и темные, которые поймали ее взгляд — и не отпускали уже, пока его движения не стали жестче и быстрее, а она не начала подрагивать, чувствуя, как стягивает ее напряжением — и не отпускает, вновь унося куда-то в эйфорию под ощущение того, как тоже дрожит его тело, и как хрипло, сдавленно он стонет, сжимая ее ладони до боли.
Солнце вызолотило и траву, и их двоих, сплетенных, неспособных оторваться друг от друга. И не было страху сейчас места в их сердцах.
— Да, — сказал Макс хрипло ей на ухо. Дыхание сбоило у них обоих. — Все между нами правильно, Алина.
Она облизала губы и поцеловала его в висок, гладя судорожно ходящую туда-сюда влажную спину и слыша, как частит его дыхание. Ее тело было легким-легким, и она не хотела ни двигаться, ни говорить. Но сказать было нужно.
— Обещай мне, — попросила она, так же с трудом переводя дыхание, — что если у тебя будет хотя бы малейшая возможность вернуться ко мне, ты это сделаешь. Я буду ждать тебя, Макс. Буду ждать на той стороне.
— Обещаю, — сказал он и провел губами по ее виску. — Ma insania. Моя любовь.
01/05/23 Добавлено: Друзья, заболела, пока дальше писать не могу
Дорогие читатели, вот и закончилась первая часть КК12.
Для тех, кто присоединился к выкладке только с этой книги — на лето, когда заканчиваются школа и сад, я всегда ухожу в отпуск с детьми, потому что с ними я не могу писать. До лета я продолжу писать кк12 и продолжу выкладку в этом же файле второй части, чтобы не делать с апреля большой перерыв до осени, но осенью главы второй части будут перенесены в новую подписку.
Первая часть будет потихоньку редактироваться и к концу мая ,к окончанию подписки, примет свой почти окончательный вид.
Я говорю "почти", потому что после окончания книги целиком в 1 часть наверняка будут вноситься еще какие-то изменения.
Следующий эпизод — старт 2 части, скорее всего, в следующие выходные.
Часть 2. Глава 1.1
Друзья, со стартом второй части КК12 нас!
Пожалуйста, имейте в виду, что полноценная выкладка второй части будет осенью, когда я вернусь после летнего перерыва. Первая часть, оплаченная по подписке, завершена, сейчас корректоры завершают вычитку, я ее выложу и открою скачивание. Когда будет 12 часть целиком, я не могу предсказать. 13 книга точно будет.
До закрытия подписки на первую часть (конец мая-начало июня) я буду выкладывать написанные эпизоды из второй части сюда, чтобы вам не ждать осени, а мне не открывать подписку в отдельном файле второй части перед перерывом. Когда подписка на первую часть закончится, я главы второй части отсюда удалю и верну осенью уже во второй.
Пожалуйста, не нужно считать, что раз я сюда выкладываю эпизоды, то они уже оплачены, и когда будет подписка на вторую часть, я заставлю вас платить дважды. Пишу, потому что уже прилетали подобные претензии и мне это очень неприятно слушать. Сейчас я выкладываю их бесплатно для подписчиков на первую часть, но бесплатно не значит, что они ничего не стоят.
Периодичность выкладки — по мере написания, главы сейчас сложные, поэтому никаких сроков я дать не могу.
С любовью, Ирина Котова
Глава 1
Наши души — большая гагара,
Лети, гагара, ввысь, под самое небо,
Лети, гагара, под стопу к Триединому,
Посмотри вниз, посмотри вперед,
На Ньордхельме, самом северном полуострове Бермонта и всего материка Рика, уж двенадцатый день шло Большое Камлание. Место ритуала было видно издалека по вихрю необычайно яркого полярного сияния, поднимающегося до стратосферы всполохами зеленого, розового и голубого.
Но не только это было необычным.
Тундра, обычно покрытая снегом до конца мая, цвела пятнами лишайников, белыми цветами богульника, морошки и голубики, зеленью карликовых берез, сосен и ив. Северные лисицы, олени, лемминги и песцы, ошеломленные внезапным изобилием, паслись, охотились и тучнели на глазах. Полярные совы и куропатки вили гнезда, а на берегу, от которого вдруг отступил большой лед Северного океана, возлежали тюлени и морские львы, лениво шевеля хвостами под вибрирующий, разносящийся на десятки километров звук больших барабанов, звон колокольчиков с одежд и гортанное пение.
Будут ли наши дети здоровы,
Будет ли родить наша земля,
Так же ласкова будет ли мать-вода,
Сможем ли мы дышать воздухом нашего мира,
Что несет нам здоровье и удачу,
Не потухнет ли огонь наш,
Вернется ли смерть к нам,
Чтобы проще было равновесию мира,
Чтобы всем вещам был свой порядок.
По кругу были сложены шестьдесят огромных костров, в которых резвились огнедухи, выглядевшие здесь, на севере, золотыми лисицами с множеством хвостов. Равновесники, привлеченные ритуалом, расползались под ногами шаманов упругим ковром из вьюнков, а большие варронты, покрытые белым лишайником, и огромные, размером с листолет, духи воздуха, вскормленные на неукротимых стылых ветрах и принимавшие здесь облик пушистых полярных сов, приносили для костров валежник. То и дело в море прыгали большие полупрозрачные косатки, глядя на танец почти тысячи шаманов, пришедших сюда со всех кочевий северной и степной Туры, а самые любопытные отращивали себе крылья и зависали у ритуального круга, а их водяная поверхность подрагивала от вибраций.
Дни сменялись короткими, на пару часов, полярными ночами — порой духов смерти, которые здесь выглядели как полупрозрачные серые вороны со светящимися зеленым глазами и медленно кружили над кострами, дразня огнедухов. Солнце, не успев спрятаться за горизонт, снова поднималось над ним, и продолжалась совместная пляска людей и духов, привлеченных мощью обряда, которого доселе не бывало, и вливающих в него и свои силы.
Когда спустишься вниз, гагара,
Скажи, откуда ждать беды,
Скажи, когда ждать беды,
Скажи, как спастись от беды…
Много, много шаманов пришли на Большое Камлание, и в круг у костров они вставали по очереди — когда одни падали без сил, на их место вставали другие, которые спали в чумах, восстанавливая силы, и готовили на кострах хоску — напиток из меда, трав, ягод и оленьего молока, чтобы все, и молодые, и старые, смогли дотанцевать до конца обряда.
На двенадцатую полночь полярное сияние полыхнуло и растворилось, позволяя всем, кто замер сейчас, глядя сквозь прорези духовых масок наверх, в наступившей оглушительной тишине прозреть сквозь время.
И увидела коллективная душа, собелита, как восходит над океаном солнце и замирает там последним рассветом. Увидела застывшие над миром полупрозначные фигуры Великих стихий, склонившихся в ожидании над Турой. И пять золотистых канатов, уносящихся в Туры в бесконечность космоса узрела, и зарождающийся шестой.