Один из иномирян, заснувших на спине раньяра и чудом избежавший столкновения, очнулся и заорал что-то нервное, злое. Махнул рукой, уходя на стрекозе в переход, и за ним широкой лентой стали нырять в туман остальные твари.
Монахи замерли, шепча благодарственные молитвы духам и переводя дыхание. Внутри осталось еще много духов — но были они полупрозрачными, мерцающими, словно держались из последних сил.
За спинами монахов воздвигались ловушки, пустел великий Город-на-реке, выпуская жителей на запад и восток, на север и юг, и драконы летали над городом на свой страх и риск, помогая уйти слабым и немощным. Несколько десятков, уже прибывших из ближайших городов, кружили над павшей обителью, готовые броситься в атаку. Но в Тафии все еще оставалось много людей: на эвакуацию даже малозаселенного города нужно много часов, если не дней — а их не было.
— Братья, — слабо позвал настоятель Оджи, — пока есть передышка, нужно попытаться снова создать большой щит, чтобы защитить терновник изнутри. Иначе следующая волна будет сильнее, и его рано или поздно сметут.
Но как ни пытались монахи выстроить щит — то ли близость портала не давала это сделать, то ли так ослабли стихии, что даже силы слуг Триединого не хватило на то, что раньше давалось с легкостью. А верить, что враг отступил насовсем, было глупо.
И он, конечно, не отступил. Через десяток минут, когда ожидание стало невыносимым, из портала снова вырвались стрекозы под предводительством нескольких иномирян, стали отчаянно нападать на духов — на первый взгляд показалось, что люди посылают крылатых тварей в самоубийственные атаки. И только через несколько мгновений стала понятна задумка врага. Пока раньяры отвлекали духов, из дымки появились люди — они попарно вытаскивали на плечах черные и зеленые деревянные ящики и ставили так близко к терновнику, как могли, избегая ударов его ветвей. Настоятель Оджи всмотрелся в надписи на ящиках на рудложском, инляндском, блакорийском, и вдруг осознал, что это все — взрывчатка с Туры. Много, очень много взрывчатки.
— Это опасно для тебя, великий! — крикнул он терновнику, обвивавшему взрывчатку ветками. — Отодвигайся!
Терновник опасливо начал перебирать побегами, отодвигая и расширяя сплетенный из себя самого купол, монахи забормотали, прося водяных духов облепить ящики, чтобы промочить взрывчатку — и вниз рванулись десятки чаек, но из тумана уже выходили люди с гранатометами. Они встали на противоположном от ящиков краю портала, прицелились… раздалось несколько выстрелов — и началась детонация. Монахи попадали на землю, прикрывая головы руками, заметались всполошно стихийные духи.
Терновник бы выдержал — но вдруг вновь скакнуло напряжение стихий, и он стал полупрозрачным, а грохочущие взрывы начали пробивать в нем большие дыры со стороны дороги к реке. Часть его рухнула в портал, он боязливо подтянул остальные побеги, пытаясь выстроить новую преграду — но из пробоин уже вырвались в небо над Тафией раньяры, которых тут же, на взлете встретили драконы.
Завязался воздушный бой. Монахи призывали духов — но те слабели все сильнее, на монахов пикировали стрекозы — и им приходилось воздвигать над собой щиты, отступать и прятаться в дома вдоль дороги. Вновь и вновь выходили из портала иномиряне с взрывчаткой, гремели взрывы — и терновник из последних сил хлестал нападающих ветвями, колол их, скручивал в смертельных объятиях стрекоз.
Великий дух был силен — но пробоины были слишком велики, он не успевал их зарастить — и через эти дыры, расширяя их, продавливая массой тха-охонгов, пробивая взрывами, полилась на Тафию иномирянская армия.
Хутор Латевой, Рудлог,
5–6 утра
Бункер у деревни Березовое был тих, но вокруг кипела работа: майор Вершинин, оставшийся после гибели Дорофеи Ивановны за главного, руководил разбором завалов, фиксацией информации о погибших и их кремацией. На охране бывшего хутора, от которого остались несколько разрушенных стен и слой пепла и каменной пыли, встала пара двухсотенных рот, остальные части, пришедшие ночью на помощь, выдвинулись в Иоаннесбург.
Матвей Ситников маялся. После пробуждения и телефонного разговора со Свидерским он так и не смог заснуть и чувствовал себя странно: тело то и дело вновь окатывало жаром, словно резко поднималась температура, но сознание оставалось кристально ясным и силы с каждым разом возрастали.
Похоже, последним опустошением он раскачал резерв так, как за все годы обучения в магуниверситете не раскачивал.
Дежурный командир охраны отправил его после сеанса связи на осмотр в лазарет, и Матвей, пока ждал виталиста, заглянул к Димке в палату. В ней разместилось несколько бойцов, пахло лекарствами и антисептиком. Друг спал под капельницей, измученный и очень повзрослевший. Ситников, стоя у его койки, вспомнил, как тот умирал на его руках, вспомнил вчерашний вечер и всех, кто погиб, защищая бункер, и неожиданно для себя всхлипнул, как в детстве. Потер глаза костяшками пальцев и тихонечко, чтобы не вызвать недовольство врачей за несанкционированное вмешательство, подпитал друга витой.
Матвей уже знал, что прямо сейчас иномиряне атакуют Иоаннесбург и бои не прекращаются со вчерашнего вечера. Но это воспринималось спокойно, а вот внутреннее беспокойство все росло. Из-за Алины? Из-за того, что предстоит ей с профессором Троттом и драконом Четери?
Пожилой виталист, просканировав Ситникова, покачал головой:
— Я диагностировал вас несколько часов назад и был уверен, что вы полностью выгорели, — проговорил он, — и то, что я вижу — это настоящее чудо. У вас сил сейчас побольше, чем у меня.
— Быть может, тогда вам нужна помощь с ранеными? — спросил Ситников с надеждой, но виталист развел руками:
— Все операции проведены, все стабильны. Вы можете пройтись по тяжелым и подпитать их витой, но затем я настойчиво рекомендую вам отдохнуть, Ситников. Что бы ни помогло вам восстановиться, помните, что недостаточно починить тело и ауру, наша психика тоже должна отдохнуть и переработать случившееся. Вам положен покой и сон. И усиленное питание — сходите-ка в столовую, не ждите утра.
Столовую Матвей оставил на потом — сначала нужно было заглянуть к Алине.
Принцесса и лорд Тротт лежали безучастные, недвижимые — только грудь у обоих вздымалась равномерно. От них обоих тянуло холодом.
— Лучше не прикасайтесь и не подходите близко, — предупредил отец Олег. — Слишком нестабильны стихии. Для меня это безопасно, для вас может быть нет, несмотря на вашу связь.
Матвей потоптался рядом у двери, чувствуя стеснение в груди. Маета усиливалась, и он отчетливо чувствовал, как нервно, рвано пульсируют стихии — как будто кто-то то наводил резкость, то снижал ее.
В столовой со стороны кухни гремели кастрюли — повара из новоприбывших готовились кормить гражданских и немалый гарнизон бункера. Ситников поел, рассеянно глядя поверх тарелки. Ему было больно и глухо, и казалось, что после вчерашнего он сам действительно сгорел дотла. Словно там остался мальчишка, который все не воспринимал войну реальной. А потом война пришла сюда.
Он доел, аккуратно сложил посуду на поднос и отнес к мойке. А затем пошел разыскивать майора Вершинина. Спать не хотелось, хотелось что-то делать.
Андрей Михайлович был наверху за бывшим щитом — солдаты под его руководством расчищали пространство вокруг бункера, заваленное тушами инсектоидов и телами иномирян. Светили прожекторы, в отдалении в углубленных воронках от взрывов пылали кремационные костры, и над холмом плыл невыносимый запах горящей плоти.
— Ситников, — проговорил он, заметив Матвея. — Почему не спите? Всем, кто участвовал в обороне, пришел приказ отдыхать.
Глаза у него были красные, голос скрипучий. Он так и не ложился с окончания боя, и говорил как прежде резко, отрывисто, но в голосе теперь чувствовалось тепло. Пережитое вместе стерло границы званий и опыта, и они теперь друг для друга были своими.
— Вы не отдыхаете, командир, — заметил Ситников. Взгляд его упал на винтовку, которую перекинул через плечо Вершинин — с заляпанным кровью треснувшим, сбитым прикладом.
— Командиры ложатся позже всех, — усмехнулся потомственный аристократ. Под глазами его залегли желтые тени, лицо было серым. Он поймал взгляд Ситникова, кивнул. — Да, это ее винтовка. Из которой она сделала последний выстрел. Потом ей билась капитан Дробжек. Нашел внизу. Невероятная женщина была.
Ситников кивнул. Действительно. Невероятная.
Снова защипало в глазах.
— Майор. Могу ли я, — Ситников откашлялся. — Разрешите присоединиться к Александру Даниловичу, командир, раз я здесь сегодня не нужен.
Вершинин тяжело вздохнул, и Матвей увидел, насколько же он на самом деле вымотан.
— Рад, что вы все же научились согласовывать свои действия с начальством, — проговорил он. — Но нет, Ситников. Вы нужны следующей ночью как связующее звено с принцессой, если вдруг сегодня вытащить их не получится. Вдобавок, вспомните — у Свидерского сработанный, слаженный десантный отряд боевых магов. Вы с ними не работали, и вы просто будете им мешать, отвлекая на то, чтобы прикрывать вас.
Матвей сжал зубы. И кивнул.
— Ну что, не сбежите самовольно? — устало спросил Вершинин.
— Никак нет, — ответил Ситников. — Не сбегу, майор.
— Хорошо. Хватит с вас подвигов. Отдыхайте. Считайте, что сегодня у вас увольнительная.
— Тогда могу ли я навестить родных? — спросил Матвей, воодушевившись — слишком давно он не ходил к маме, да и Свету он обещал навещать. — Клянусь, что пойду именно к ним, — заверил он, поймав нехороший взгляд командира.
— Посадить бы вас под замок, — покачал головой Вершинин, — но я рассчитываю, что вы действительно усвоили урок. Напомните, где они находятся? Не в зоне боев?
— В Тафии, — ответил Ситников. — Это в Песках. Там все мирно.
— Да, — Вершинин с усилием потер лицо. — Вы осилите в одиночку переход на такое расстояние? Вы ведь раньше ходили парно с Поляной или Свидерским?