– Мы целыми днями занимаемся тем, что отбираем у хозяев кров, выбрасываем людей на улицу. Разве это нормальная жизнь?
– Бывало, мы людей убивали. Так что сейчас еще неплохо.
Маркус встал из-за стола. Бой барабанов во дворе усилился и смолк. В наступившей тишине ответ вышел громче, чем хотелось:
– За свою выпивку сам заплатишь.
– Да, сэр.
Неверными шагами Маркус направился к выходу, широко раскрытые глаза ничего не видели. Посетители харчевни расступались перед ним, словно чувствуя, что лишнее слово способно довести до беды.
Снаружи вечернее солнце уже красило облака в алое и золотое – цвета крови и монет. Небо из-за этого казалось более синим. Маркус свернул к северу – к главному рынку и кофейне, к казарме и конторе банка. Кукольники теснились на всех перекрестках, стараясь привлечь внимание прохожих и заработать побольше медяков. Ярость Маркуса из раскаленной добела превратилась в тупую и ноющую; он остановился рядом с кукольником, который без затей пересказывал известную всем историю ясурута Грошика. Главная марионетка, искусно разрисованная чешуйками, в руках искусника двигалась так, будто выказывала собственные чувства, – впрочем, из них Грошику требовались лишь удивление, ярость и раскаяние. Когда герой бросил жену и ребенка в колодец, Маркус опустил медяк в кошель кукольника и пошел дальше.
Вечно все сводится к одному. Кровь, смерть, бессмысленная жестокость. В сценках про Грошика жена с ребенком потом возвращались в роли карающей силы, но и тогда все кончалось муками и смертью ясурута. Никакого примирения. И ни малейшей надежды вернуться в прошлое и отыскать то, что утрачено. Вот какой сюжет устроил бы Маркуса. Но даже такой исход показался бы неубедительным.
Из чувства противоречия Маркус попробовал вернуться к былому замыслу. Хороший конь, горсть монет в дорогу – этого хватит, чтобы добраться до Карса. Там в квартале для первокровных можно снять комнату или взяться за необременительную работу – никто его и не опознает. Наверное. Отыскать в городе Медеанский банк будет легче легкого, а дальше прикинуться нищим и ждать, пока Китрин зайдет или выйдет, и тогда…
Остановившись у поворота в проулок, он сплюнул. А ведь еще утром план казался вполне годным.
Небольшое приземистое здание, стоящее через дорогу от тренировочной арены для боев, служило казармой, хотя изначально строилось для другого. Следы прошлого виднелись здесь повсюду. Отверстия в стенах, где прежде крепились некие механические устройства, заделаны камнем другого цвета. Балка с восточной стороны крыши почернела от стародавнего пожара. Несколько зарубок на камне, одна над другой, показывали рост уже никому не известного ребенка. То ли школа, то ли переполненный дом, где одновременно жили с десяток семей. В зимние дни здание отапливалось печью для обжига кирпичей – настолько древней, что металлические части истерлись почти до толщины холста.
Люди внутри – отряд Маркуса. Частная стража Медеанского банка. Днем здесь почти никого не бывало, все собирались только к вечеру – после работы или развлечений. Натягивали гамаки или разворачивали походные постели и спали в общей комнате, защищенные от ветров и непогоды. Сейчас здесь сидел лишь тимзин с бурыми чешуйками, которого никто не называл по имени. Паренек, слегка повзрослевший с тех пор, как Маркус взял его на службу.
– Все в порядке, капитан?
– Кроме продажного и прогнившего мира, да, – ответил Маркус, и парень засмеялся, будто услышал шутку.
Маркус взвалил на плечо скатанную постель и взобрался на крышу. Случайный голубь, шарахнувшись от дверцы люка при его появлении, взмыл в небо. Маркус расстелил тюфяк и улегся на спину. Облака на глазах из белых превращались в серые, небо медленно темнело. С улицы и из казармы долетали голоса. Мысли Маркуса возвращались к Алис и Мериан – к его семье и к тем временам, когда он был совсем другим человеком, еще способным иметь семью. Он вспоминал темные волосы Алис с нитями седины. Продолговатое лицо Мериан, чуть сердитое с самого первого мига жизни. Ее смех в колыбели. Вспоминал, как прикасался губами к коже жены на изгибе между шеей и плечом. Блестящий молодой полководец и воитель, верховный маршал законного наследника короны – Лиана Спрингмера. Жаждавший тогда изменить весь мир.
Уже больше десятка лет, как Алис и Мериан перестали чувствовать боль. В иные дни он едва помнил их лица. В другие мог поклясться, что они здесь, рядом с ним, – невидимые, печальные, упрекающие. Он слыхал, что горе порой меняет человека, но знание об этом ничуть не помогало.
В полной темноте крышка люка вновь открылась. Маркус даже не взглянул – он знал, что это Ярдем. Тралгут, скрестив ноги, уселся рядом:
– Пыкк про вас спрашивала, сэр. Желает знать, по какой причине купленные вами вещи лежат на банковском складе.
– Потому что я начальник стражи в банке.
– От вас это прозвучит убедительнее.
– Если она не хочет таскать их на улицу сама, то не важно, что там за причина.
Ярдем усмехнулся.
– Что? – спросил Маркус.
– Я ей так и сказал. Перспектива ее не заинтересовала.
– Ужас, а не женщина.
– Именно.
– Впрочем, у меня бывали начальники и похуже.
– Значительно хуже, сэр.
– Верно.
Голубь – тот же самый или его собрат – спланировал на угол крыши, оглядел двоицу одним черным блестящим глазом, затем другим.
– Ну что ж, Ярдем. День, когда ты сбросишь меня в ров и примешь отряд?..
– Сэр?
– Еще не настал.
– Буду знать, сэр.
– Как ты думаешь, вышел бы из Мериан хороший банкир?
– Трудно сказать, сэр. Если бы она так решила, то, думаю, получилось бы.
– Нужно поспать, завтра с Пыкк разбираться.
– Да, сэр. И еще. – Ярдем кашлянул, словно где-то прогрохотал дальний гром. – Если я зашел слишком далеко…
– У тебя должность такая – заходить слишком далеко. Когда надо, так и делай. Остальные передо мной слишком уж трепещут. Ну, кроме Кита.
– Приму к сведению, сэр.
Ярдем встал и неслышно вышел. Луна спряталась за облаком. Стали видны звезды – вначале одна, следом несколько, затем огромное, не вмещаемое сознанием число. Маркус смотрел на них, пока мысли не начали скользить расслабленно сами по себе. Тогда он плотнее завернулся в одеяло. Капризный ветерок донес до него запах жареной свинины, покружил и улетел.
Когда нахлынул знакомый кошмар, вполне ожидаемый, все происходило почти как раньше. То же пламя, те же крики, маленькое бездыханное тело на руках. Только на этот раз в огне сгорали три фигуры. До самого пробуждения Маркус так и не понял, кто был третьим – Китрин или он сам.
Китрин
Готовясь к первому в жизни морскому путешествию, Китрин ожидала немало трудностей: морская болезнь, тесная каюта, страх от осознания того, что твоя жизнь зависит от способности корабля оставаться на плаву и ты ничего не можешь с этим сделать. Все оказалось правдой, хотя по большей части не такой уж неприятной. Китрин не переставала удивляться тому, как много покоя давало ей принудительное безделье. В любой час дня и ночи можно выйти на палубу, облокотиться на планшир и разглядывать волны или тонкую береговую линию, исчезающую вдалеке. Заняться было нечем, от нее ничего не требовалось. Пожелай она скорее очутиться в Карсе или, наоборот, вернуться в уютные комнаты над конторой банка – это ни на что не влияло. Через некоторое время Китрин обнаружила, что попросту наслаждается каждым мигом.
Утопленцев она увидела одной из первых. Вначале показалось, что водная синева посветлела. Затем под волнами что-то мелькнуло – то ли бревно без коры, то ли бледная рыба. Потом стало видно обнаженное тело мужчины из первокровных, который равнодушно глядел вверх, на небо. Раздался смешливый возглас моряка, за спиной у Китрин послышался топот – матросы подбежали к борту. Утопленец был не один: Китрин разглядела женщину рядом с ним, за ней другую, а потом вдруг появилось сразу множество тел, в один миг море заполнилось людьми. Руки и ноги их двигались медленно, будто в такт водным токам. Вот утопленец всплыл прямо под тем местом, где она стояла: юный, почти мальчик, тонкий и угловатый – то ли подросток из первокровных, то ли цинна. Черные глаза остановились на Китрин, юноша медленно улыбнулся.
– Утопленцев раньше не видели, магистра? – спросил Барт.
Китрин даже не заметила, как он подошел.
– Видела одного, в Ванайях. В канале. Не так, как здесь.
– Обычно плавают не такой толпой. Нам повезло стольких сразу увидеть.
Один из моряков с криком прыгнул за борт. В тот миг, когда его тело коснулось воды, утопленцы камнем ушли ко дну. Исчез и юноша, глядевший на Китрин. Хохочущий моряк попытался нырнуть вслед за ними.
– Осел, – почти без выражения произнес Барт.
– Почему утопленцы так боятся?
– Они медленные, вне воды совсем слабые, да еще голые. Моряки ради дурной забавы иногда устраивают на них охоту, да и береговые жители тоже, – ответил Барт. – А утопленцы такие же люди, как все. Если видят угрозу, пытаются уйти. Даже рыбы так делают.
Китрин кивнула. Взглянув на ухмыляющегося моряка, которого товарищи уже вытаскивали из воды, она решила до конца путешествия держаться от него подальше.
Карс. Белые меловые скалы тянулись перед глазами полдня, и лишь затем показался сам город над берегом, как белоснежный ледник. Даже море сделалось более бледным, а подернутое дымкой небо утеряло часть синевы. Первым признаком человеческой жизни – или, скорее, жизни тех двенадцати рас, что селились над водой, – стали рыбацкие суда. Небольшие и черные, одни спешили к скалам, другие направлялись к северу, к мелким городкам у самой воды.
Прибрежный Карс, строго говоря, не был портом. Он стоял на северном конце драконьих дорог, над самым морем. У подножия скал громоздились огромной цепью причалы и пристани, однако редко кто ими пользовался: владельцы товара предпочитали дойти морем до края скалистой гряды, а оттуда по земле довезти груз до Карса. Китрин и другие пассажиры, не имеющие груза, кроме легкого багажа, сошли на берег у пристаней и по крутому склону поднялись в город. При виде старых дорог, некогда прорубленных вдоль того же склона, но давно разъеденных временем, Китрин не могла отделаться от тревожного чувств