а: мел, по которому она сейчас ступает отвыкшими после морской качки ногами и частицы которого оседают на ее подоле и обуви, тоже когда-то раскрошится и тропа станет непригодной для хождения. Хорошо бы, чтоб не сегодня.
На верху скального обрыва дорога, сворачивая к востоку, превращалась в череду широких железных ступеней, которые вели к большой огороженной площади и дальше к городу. Если дорога задумывалась как средство изумить идущего, то замысел вполне достигал цели. Глазам путника представала башня Вечернего совета в десять этажей, сооруженная из гладкого камня. На верхнем этаже виднелись с каждой стороны по двенадцать окон из цветного стекла – оттуда оглашались эдикты и решения. Даже на пике войн башня была неприкосновенна: никакие короли и принцы не смели прекословить богословам и ведунам. Без Вечернего совета Карс не был бы той драгоценнейшей жемчужиной, какой он считался сейчас.
За башней виднелась нефритовая фигура дракона – более крупная, чем привезший Китрин корабль. Дракон лежал свернувшись, со спрятанной под крыло мордой. О некрополе драконов и возвышающейся у его входа статуе спящего Морада, последнего дракона-императора, Китрин знала из книг, но наяву от такого зрелища захватывало дух.
Однако город строился не для взгляда с вершины скал. Строили его для взгляда с воздуха. Здания рушились и вновь возводились, в войнах сгорало все, подвластное огню, но в основе своей Карс был городом драконов. Улицы и площади оставались широкими – как столетия назад, когда по ним двигались огромные чудовища. Гигантские насесты, на которых, по преданию, сиживали вместе драконы, стояли наготове вычищенными, словно владыки человечества когда-нибудь вернутся.
Китрин провела детство в Ванайях с их узкими улочками и каналами, юность – среди тесных проулков и белых стен Порте-Оливы. Огромный серый Карс казался ей статным, серьезным, полным достоинства. Широкие улицы простирались величественно и горделиво, высокие башни вздымались как деревья. Заметив на улице одинокого человека в искусно сработанной кольчуге и с мечом на поясе, Китрин с удивлением поняла, что это воин из городской стражи. В Порте-Оливе гвардейцы ее величества редко расхаживали по двое, чаще по пятеро или шестеро. В Ванайях герцогская стража щеголяла золочеными доспехами и вооружалась свинцовыми дубинками для устрашения всякого, кого сочтет подходящим. Одинокий стражник без спутников казался то ли олицетворением безумия, то ли знаком того, что насилие здесь не в обычае, и Китрин гадала, опасаться этого или нет.
На углу между улицами какой-то ведун извлекал из воздуха молнии; сопутствующие раскаты грома походили на грозный стук барабанов. Коробки для сбора денег при нем не было, так что Китрин даже не знала, полагается ли пройти мимо или можно остановиться и посмотреть.
Медеанский банк она нашла через час. Вход в него был куда скромнее, чем у конторы ее собственного филиала, и состоял из единственной черной двери между лавкой рыботорговца и небольшим убогим храмом. Узнать банк можно было лишь по эмблеме и деревянной вывеске в виде монеты. Китрин жестом велела своим стражникам остаться на улице. Беспокойство змеей вилось в животе, ноги и спину сводило от усталости, недавний покой от созерцания Тонкого моря казался полузабытым сном.
Остановившись у двери, она глубоко вздохнула. В памяти возник мастер Кит, советовавший держать подбородок повыше и при движении прибавить тяжести в бедрах. Вспомнились его слова: «У тебя все получится».
Получится? Вполне вероятно. Но есть ли в том нужда? Здесь Китрин не ждут, можно поручить Коризену Мауту или Барту отнести отчеты и благополучно вернуться домой без всяких встреч с Комме Медеаном или его людьми. Если не входить в банк, то тебя оттуда и не выставят, избежишь унижений. Если не пытаться, то и не проиграешь.
Китрин толкнула дверь и переступила порог.
Внутри контора банка выглядела куда приятнее: верхний ряд окон двусветной залы впускал солнечные лучи, по стенам вился плющ, бутоны фиалок в цветочных горшках обещали вот-вот раскрыться. Из внутренней двери, которую Китрин раньше не заметила, выглянул мужчина, примерно ровесник Маркуса Вестера, – начавший раздаваться вширь, седеющий, но не старый, с лицом цвета полированного красного дерева.
– Чем могу служить? – спросил он.
Китрин подняла перед собой книги, словно отгораживаясь от опасности.
– Я привезла отчеты из Порте-Оливы, – ответила она тонким напряженным голосом.
Хорошо хоть не пропищала.
– А, вам нужно в главную дирекцию. Три улицы к северу и одна к западу. Вход с западной стороны.
– Спасибо, – кивнула Китрин и добавила: – А вы, стало быть, магистр Нисон?
На лице мужчины проступила легкая заинтересованность.
– Именно так.
– О вас много рассказывал магистр Иманиэль, – произнесла Китрин, выдавив улыбку.
Это было неправдой: имя она видела в бумагах и банковских книгах, привезенных из Ванайев. Однако магистр Иманиэль давно погиб. И Кэм тоже. Никого из тех, кто мог бы уличить ее во лжи, уже нет в живых, поэтому правдой будет считаться то, что скажет Китрин. А сейчас ей нужно, чтобы между нею и незнакомцем возникла связующая нить, пусть и эфемерная.
За краткий миг на лице мужчины замешательство сменилось удивлением, а затем радостью.
– А вы, значит, бель-Саркур! – воскликнул Нисон. – Погодите-ка.
Он вновь исчез, издалека донесся его зов, откликнулся другой мужской голос. Из-за быстрого карсского выговора слова частично смазывались, Китрин различила лишь «старик» и «завтра». Не очень-то поймешь, о чем речь.
Нисон вновь показался из-за двери, на этот раз в плаще из некрашеной шерсти и со слегка беспокойной улыбкой на губах.
– Позвольте вас проводить, магистра.
– С удовольствием, – ответила Китрин.
Скромность конторы с лихвой покрывалась великолепием главной дирекции. Пятиэтажное здание походило скорее на укрепленную твердыню, чем на городской дом: узкими незастекленными окнами можно было пользоваться как бойницами, декоративная каменная кладка на крыше вполне годилась служить оборонительной стеной. Через железные ворота Нисон провел Китрин во внутренний двор, достойный роскошного дворца. Здесь журчал фонтан, сквозь резные ставни сочился запах благовоний, каменные плиты были вычищены слугами или рабами так, что на всей поверхности двора не оставалось ни пылинки. Дальше магистр проводил Китрин в просторную залу с кирпичными стенами, завешанными вышитыми коврами, а оттуда по лестнице, идущей вдоль полукруглой стены, довел до дубовой двери, инкрустированной нефритом и слоновой костью.
Китрин отлично понимала, почему главная дирекция банка располагала более крупными средствами, чем любой из филиалов. Ради этого-то и стоило иметь главную дирекцию как отдельный орган, а не просто как рядовой центральный филиал. Убытки и прибыль любого филиала – управляемого Китрин, или Нисоном, или другими магистрами – принадлежали филиалу, успехи и неудачи оставались его собственными. При этом каждый из филиалов отправлял деньги в объединяющий орган – главную дирекцию, которая не выдавала ссуд и не принимала вкладов от клиентов, но лишь служила посредником в распределении средств между филиалами. Никакой сторонний банк не вступал в сделки ни с главной дирекцией, ни с Комме Медеаном. Если Китрин заключит слишком много страховых договоров перед войной или сезоном штормов, она может довести филиал до банкротства, но ее долги на ней и останутся: главная дирекция и другие филиалы не обязаны выполнять ее обязательства. А в некоторых случаях главная дирекция и сама окажется среди тех кредиторов, которым Китрин будет возмещать убытки.
При всей внешней неправдоподобности такое устройство приводило к тому, что главная дирекция оставалась надежной гаванью для хранения средств, а филиал – орудием риска. Китрин понимала это так же хорошо, как разбиралась в буквах и цифрах, только до нынешнего дня не видела этому свидетельств. Она принялась мысленно пересчитывать стоимость дверей, фонтанов, ковров и благовоний на суммы, которыми оперировал ее филиал, и у нее слегка закружилась голова.
Женщина, открывшая дверь на стук магистра Нисона, носила облачение из тонкого темного полотна с закатанными до локтей рукавами. Кто она – то ли высокопоставленная дама, то ли дорого одетая служанка, – Китрин знать не могла, поэтому кивнула с улыбкой так, чтобы не попасть впросак и никого не обидеть. Магистр Нисон склонил голову в сторону Китрин:
– Магистра бель-Саркур, только что из Порте-Оливы. Она привезла отчеты. Я решил, что Комме не упустит возможности познакомиться с самой решительной девушкой Биранкура.
– Вообще-то, я из Вольноградья, – вставила Китрин. – Изначально.
Дурацкий порыв, однако слова прозвучали солидно, будто она их готовила заранее. Женщина повела бровью:
– Он не совсем здоров. Лучше не сегодня.
– Я зайду в другой раз, – ответила Китрин, уже поворачиваясь к выходу.
– Кто это пришел? – послышался мужской голос. – Кто там?
Женщина схватила Китрин за запястье, как хозяйка хватает за ухо пса, готового улизнуть.
– Магистр Нисон и магистра бель-Саркур, – подняв голову, громко объявила она.
– И ты собираешься держать их внизу?
Переглянувшись с Нисоном, женщина пожала плечами и отступила, указывая рукой путь к личным покоям.
Золотисто-коричневые полы из незнакомой Китрин породы дерева, покрытые лаком, сияли, как мокрый камень. Полированное золото и серебро настенных канделябров отражали и усиливали свет тонких изящных свечей. На гобелене красовалось изображение здания, по которому сейчас шла Китрин, но настолько яркое и живое, что ковер походил на переливающееся крыло бабочки, – Китрин даже не знала, откуда привозят такие краски. Она отчаянно жалела, что по пути сюда не купила себе платье подороже. Или хотя бы не переобулась в сандалии почище.
В комнате, куда они вошли, одна из дверей вела на балкон, нависающий над двором. Ветви деревьев, одетых весенней зеленью, качались в воздухе, листья бликовали солнцем, как водяные брызги или монеты. Посреди комнаты на сиденье, сделанном из кожаных ремней, полулежал Комме Медеан, в одной набедренной повязке. Коричневая кожа, под светлой присыпкой кажущаяся почти белой, подернутый жиром живот, спадающие на лоб седые волосы – в глазах Китрин он походил на ком хлебного теста, оставленного на расстойку.