Сабига улыбнулась. Следы плача были незаметны – чуть покрасневшие веки да слабые, уже тающие пятна на шее. Девочке повезло: когда слезы проходят бесследно – это хорошо. Правда, теперь глаза Сабиги засияли, и Клара поджала губы.
– Порой, – начала Сабига, – не часто, а лишь время от времени, я думаю, каким был бы мир, не будь я дочерью лорда Скестинина.
– Да ты ведь с рождения его дочь! – воскликнула Клара, пытаясь удержать девочку подальше от темы, на которую та нацелилась.
Однако Сабигу было не остановить.
– Все верно. Просто у незнатных женщин больше свободы. Есть и трудности, я понимаю. Однако и при трудностях можно жить, зато…
– Нет, – покачала головой Клара.
К глазам Сабиги подступили слезы. Вот-вот прольются.
– Нет, – повторила Клара чуть мягче. – Нельзя вспоминать о том ребенке. Никогда не мечтай его вернуть. Нечестно требовать от всех, чтобы забыли, а самой помнить. Так не бывает.
– Я ведь по нему скучаю, – прошептала Сабига. – Не могу не скучать.
– Ты можешь не показывать, что скучаешь. Джорей слишком многим рисковал, пытаясь дать тебе другую жизнь и возможность начать все заново. Если ты этого не хотела, нужно было ему отказать. А принять его руку и одновременно держаться за прошлое – это нечестно. И глупо.
– Простите, – хрипловато выдавила Сабига. – Ведь это мой сын. Я думала, вы поймете.
– Я понимаю. Потому-то и говорю. Взгляни мне в глаза. Нет, в глаза. Вот так.
Сабига сглотнула, и Клара почувствовала, как у нее самой закипают под веками слезы. Где-то в мире есть ребенок, чья мать любит его до отчаяния, до боли в сердце, и он никогда об этом не узнает. Может, девочка мучится и заслуженно. В конце концов, то было ее решение, даже если расплата теперь кажется слишком жестокой для давней ошибки. Однако ребенок ни в чем не виноват. И будет страдать без вины. И Клара сделает все возможное, чтобы мать и дитя были разлучены навсегда и чтобы былой позор Сабиги так и остался в прошлом.
По щеке Сабиги скатилась слезинка. По щеке Клары тоже.
– Вот так, – сказала Клара. – А теперь улыбнись.
Китрин
Перед глазами Китрин лежал, погруженный в сон, последний дракон-император. Каждая нефритовая чешуйка – шириной с ладонь Китрин. Веки приоткрыты так, что видна узкая полоска бронзового глаза. Сложенные крылья – длиной с мачту шхуны. Даже длиннее. Китрин попробовала вообразить, как статуя оживает. Двигается. Разговаривает на языках, сотворивших мир.
Рядом с телом такой красоты, массивности и предполагаемой физической силы любой почувствует себя ничтожным. Одних драконьих когтей хватило бы, чтобы разрушить здание. Если раскроется такая пасть, внутри хватит места для некрупного вола. Однако впечатляли не только размеры. Скульптор, оттачивая линии глаз и тела, сумел передать и мощь разума, и ярость, и отчаяние. Морад, безумный император, против которого восстали его собратья по кладке. Морад, противник Дракки Грозоврана. Морад, чья смерть принесла свободу всем расам человечества.
Лауро Медеан, стоящий рядом с ней, почесал локоть.
– Говорят, спящие драконы при желании могли долго лежать как камень, – поведал он. – Это было частью войны. Драконы зарывались в землю или прятались в глубоких пещерах. О них никто не знал. А потом, когда армия заходила с фланга или с тыла, дракон возвращался к жизни. Вырывался из-под земли, дыша огнем, и всех убивал.
Сын Комме Медеана прожил на год дольше Китрин, однако вел себя по-ребячески. Он унаследовал от отца коричневую кожу и темные волосы, и внимательным взглядом Китрин видела даже сейчас, как расширится лицо и станут более впалыми щеки, так что юноша будет еще больше похож на отца. Интересно, каким был Комме до того, как его одолела подагра?..
– Хочешь внутрь? – спросил Лауро.
– Я ведь приехала не для того, чтобы ничего не посмотреть.
Из всего, что связано с поездкой в Карс, Китрин меньше всего волновалась о дороге. Сухопутные и морские разбойники, болезни, непредвиденные обстоятельства… Знала, что они существуют, и понимала риски лучше многих. С самого детства она только и занималась тем, что оценивала риски. Если сто кораблей вышли в путь на тысячу лиг, сколько утонут? А если летом? А зимой? А в прибрежных водах? А в открытом море на пути к Дальней Сирамиде? Как часто караваны судов гибнут или попросту исчезают? В уме оживали принципы страхового дела и актуарные таблицы с их возрастом дожития, а еще больше – правила, на которых те таблицы строились. Оценивать вероятности Китрин умела лучше любого игрока, путешествие ее не пугало.
Больше тревожило вручение отчетов. Китрин знала, что ее филиал приносит сносную прибыль, но не знала ни сколько считается достаточным, ни каков доход других филиалов, ни как импровизированное открытие ее конторы в Порте-Оливе сказалось на более широких стратегиях банкирского дома. Китрин пугал не риск, а невозможность его оценить, измерить в цифрах. Неизвестность мучила больше, чем просчитанная опасность.
А худшим из всего, что не давало Китрин спокойно спать долгие недели пути, был вопрос о том, как задержаться в банкирском доме подольше и расположить к себе владельца. Без этого не достичь цели, но она плохо представляла себе, каким образом занять место в повседневной жизни банка так, чтобы ее не отослали обратно.
Когда же пришло время, с этим не возникло никаких трудностей. Глава филиала из Порте-Оливы – величина заметная. Карс смотрел на Китрин как на диковину, и Комме Медеан с удовольствием оказывал ей гостеприимство даже притом что она не имела реального веса в банкирском доме. Как ни странно, у Китрин это не вызывало обиды: она – хоть и с сомнением – догадывалась, что Комме Медеан не прочь с ней поиграть. Посмотреть, сумеет ли она произвести на него впечатление. И она знала, что он не упустит возможности наставить ей препятствий на пути.
Например, своего сына.
За огромной нефритовой статуей открывался весь некрополь драконов. Вырезанные в земную толще ярусы, каждый шириной больше улицы, изгибались подобно речному руслу на карте – если бы природная вода была способна прочертить такие совершенные линии. Некрополь тянулся на целую лигу, десять ярусов в глубину, и на каждом уровне – могилы.
Тела, даже если они вправду здесь когда-то лежали, стали прахом много столетий назад. Однако на алтарях из драконьего нефрита виднелись отпечатки драконьих когтей. У большинства три передних пальца и один задний, у некоторых впереди всего два, у кого-то два передних и два задних. Массивный отпечаток на самой нижней могиле глубиной пришелся бы почти по пояс Китрин. Известковые полосы на стенках показывали, до какого уровня скапливалась дождевая вода и потом высыхала. Сейчас углубления стояли пустыми и чистыми.
– Попробуй, если хочется, – кивнул на отпечаток Лауро Медеан. – Это ничего, все так делают.
Китрин улыбнулась, бросила взгляд по сторонам, спрыгнула в отпечаток лапы и вытянулась на самом дне во весь рост, подняв руки над головой. Дотронуться до стенок одновременно ступнями и ладонями не получалось. Она вообразила дракона, который парит в небе над ней, затмевая солнце. Когда-то ведь так и было – драконы летали по здешнему небу, над виденными ею меловыми скалами. От этой мысли захватывало дух.
Китрин поднялась. Лауро глядел на нее с улыбкой.
– Смешно? – спросила она, подавая руку.
Он обхватил ее кисть – хватка оказалась сильной – и помог выбраться. Они пошли обратно.
– Просто я тут вырос. Масштабы не впечатляют, я с детства к ним привык. Люблю смотреть на тех, кто здесь впервые. Они видят что-то большее, чего я не вижу.
– Все это, – Китрин обвела рукой пустые гробницы и отпечатки мертвых лап, – стоит здесь с древних времен, с самого начала. Люди эти могилы чистили, забывали и снова чистили еще с тех пор, когда они и людьми-то были едва-едва. И тебя это не трогает?
– Наверное, должно трогать, – пожал плечами Лауро. – Но нет. Просто некрополь драконов. Поражаются те, кто его не видел, а меня он впечатляет не больше, чем море, или небо, или скалы, которые перед глазами каждый день.
– Мм, – протянула Китрин.
– Что?
– Я по делам связана с Маркусом Вестером. Кажется, знакомство с ним действует так же.
Главная дирекция встретила Китрин двумя крупными поводами для удивления. Первый состоял в том, что Паэрин Кларк – ревизор, которого она вынудила сохранить за ней филиал в Порте-Оливе, – тоже жил в неофициальной цитадели банкирского дома в границах города. А второй – что он обрадовался встрече с Китрин.
Войдя во двор через бронзовые ворота, Лауро окликнул бледного человека на скамье. Паэрин Кларк помахал в ответ, на миг замер и сделал приглашающий жест. Подходя, Лауро пытался завладеть рукой Китрин и удовольствовался тем, что приобнял ее за плечи.
– Братец, – приветствовал его Паэрин Кларк.
Формально он имел на это право: жена Паэрина приходилась Лауро сестрой. Однако Китрин с трудом верилось, что эти двое мужчин – члены одной семьи.
– Чем ты занимался с нашей гостьей? – спросил Паэрин.
– Показывал Китрин некрополь драконов, – ответил Лауро. – Она там никогда не бывала.
– Надеюсь, вам понравилось, магистра?
– Весьма. Благодарю вас.
Китрин показалось, что самоуверенность Лауро слегка померкла: его явно озадачил деловой тон, привычный для нее и Паэрина. В глазах старшего из собеседников мелькнула едва заметная искорка смеха. Если Лауро желает поиграть в фамильярность, то ей ничего не стоит показать свой взрослый статус и выбить юнца из колеи. Кого поставили препятствием, тот спокойных радостей пусть не ждет.
– Позволено ли мне будет поговорить с магистрой несколько минут? Обсудить кое-что из банковских дел?
– Разумеется, – с холодком отозвался Лауро, снимая руку с плеч Китрин и кланяясь. – Спасибо за удовольствие.
– Это тебе спасибо, Лауро, – ответила Китрин.
Она опустилась на скамью рядом с Паэрином Кларком и взглянула вслед сыну Комме Медеана, пересекающему двор. Заметила, что Кларк слегка сдвинулся, чтобы оставить место между собой и Китрин.