До Кемниполя, поднимающегося на южном горизонте, оставалось три дня пути. Отсюда он походил на пологий холм, ощетинившийся голыми деревьями и корявыми кустами. Над ним поднимался дым, как от походных костров огромной армии. Китрин знала, что город считается очень красивым, и вблизи, возможно, он таким и окажется, но на расстоянии никакой красоты в нем не видела.
– Вы заметили, как разделяется наша группа? – спросил Паэрин Кларк, прерывая поток ее мыслей.
Они сидели у костра. Погода стояла теплая, и греться было незачем, однако веселые языки пламени и давняя привычка влекли всех к огню. Китрин проследила взгляд Паэрина – на другой стороне дороги тоже горел костер, яркая шелковая палатка светилась изнутри. Из двух десятков человек, которых король Тракиан и Комме Медеан отправили в имперскую Антею оценить обстановку, знатными оказались только пятеро, и они держались особняком. Среди них был и Канл Даскеллин, которого Китрин видела за столом у Комме Медеана.
– Аристократы по одну сторону, негоцианты по другую, – ответила Китрин.
– Всегда одно и то же, – заметил Паэрин Кларк.
Он вручил ей миску с черными бобами, блестящими, как панцири жуков, под серым соусом – неприглядным, но таким вкусным, словно его приготовил лучший повар Биранкура.
– Вы когда-нибудь задаетесь вопросом, почему так? – договорил Паэрин Кларк.
– Нет, – ответила Китрин. – Это потому, что мы все знаем: знатность – мнимая величина.
По ту сторону костра хохотнул кто-то из негоциантов. Китрин почувствовала, как кровь приливает к щекам, однако Паэрин, сунув в рот ложку бобов, кивком предложил ей говорить дальше.
– Усилия по поддержанию границ нужны лишь там, где границы искусственны, – продолжила Китрин. – Взять хотя бы расы. С тех пор как драконы создали людей, сменились уже сотни, если не тысячи поколений. Можно было бы ожидать, что за это время расы смешаются, однако они остаются прежними: мы сейчас примерно такие же, какими были при драконе-императоре, парящем в небесах. Барьеры между ясурутами, йеммутами, циннами реальны. Их незачем усиливать. Они просто есть.
– Давайте все же уточним. Вы – дитя двух рас.
– А разве от этого цинны и первокровные становятся одной расой? Нет. А теперь взгляните на знать. Рыцарские и графские титулы добывались силой оружия или денег. Даже у самых благородных семейств найдется один-другой бедный родственник из презренных низов. Знатность попросту означает власть, вот и весь секрет. Когда мы вместо этого пускаемся рассказывать что-то иное, мы пытаемся строить преграды там, где их не было.
– А почему та компания сидит там, а мы здесь? – спросил Паэрин.
– Потому что иначе было бы непонятно, кто важнее. Представим себе, что у меня есть десять монет, с виду одинаковые, но на некоторые из них можно купить пять тюков сукна, а на другие – лишь один. Можете себе такое вообразить?
– Но ведь они с виду одинаковые.
Прочие разговоры у костра смолкли, все слушали Китрин. Она дотянулась до бурдюка с разбавленным вином и отхлебнула глоток.
– Да, – подтвердила она. – Поэтому вам надо их не перепутать. Вы кладете одни в палатку на той стороне дороги, а другие – сюда, к костру. Ведь если положить их в один кошель, то вы не будете знать, какую монету вытащили: на пять тюков или на один. Мы и есть эти монеты. Мы с вами, Комме и все здесь сидящие. Мы оцениваемся в один тюк. Те, через дорогу, – в пять тюков. Но если нас перемешать, никто не увидит разницы. Вот потому-то банкиров так недолюбливают.
– Я-то думал, мы не прочь выказать почтение к благородной крови.
– Нет, ведь мы ссужаем деньги за проценты. Благоразумный заем может сделать бедняка богачом. Неразумный заем может низложить властелина. Именно мы передаем монеты от одних к другим и получаем с этого прибыль. В нашей власти менять судьбы людей, поэтому те, кому есть что терять, нас боятся.
Паэрин Кларк взглянул на негоцианта, сидящего по ту сторону костра. Тот кивнул, и Китрин вдруг смутилась.
– У вас, магистра, потрясающий взгляд на вещи, – произнес Паэрин, откидываясь назад.
– К сожалению.
– Нет-нет. Гордитесь. Потому-то Комме вас сюда и отправил.
Стены Кемниполя оказались такими толстыми, что во внутреннем туннеле без светильников было не обойтись. На городских улицах люди и повозки жались друг к другу так же тесно, как в самых узких проулках Порте-Оливы. Китрин держалась поближе к Паэрину Кларку и не снимала руки с кошеля: стоило ли ехать сюда для того, чтобы сделаться банальной жертвой мелкого воришки? Ком в желудке, не появлявшийся почти все время путешествия, теперь мучил до судорог, словно город истребил в ней всю уверенность. Как если бы город ее недолюбливал и они оба это знали.
Город был сердцем империи, изменившей всю жизнь Китрин. Именно отсюда отправилась армия к Ванайям. Некто в геральдических цветах Антеи приказал сжечь Ванайи, и пожар сорвал Китрин с места, как сухой лист с дерева, положив конец ее прежней жизни. Здесь живут воины, которые заперли городские ворота и подожгли Ванайи: они ходят сейчас по здешним улицам, пьют в тавернах, могут оказаться рядом с ней в любой миг. Магистр Иманиэль и Кэм погибли, и начало этому было положено в Кемниполе.
Китрин сжала зубы и настроилась на более решительный лад.
Первым, что она заметила в Кемниполе, было обилие первокровных. Здесь тоже иногда встречались тралгуты в рабских ошейниках, нагруженные свертками, и ясуруты, несущие паланкины, но из каждых двадцати лиц девятнадцать принадлежали первокровным. Второе, что она заметила, – многие из них были навеселе.
– Здесь всегда так? – громко спросила она у Паэрина, который шел на шаг впереди.
– Нет, – прокричал он в ответ. – Никогда такого не видел. И столько оживления тоже. Не отставайте! Гостиница уже близко.
Китрин, сцепив зубы, ускорила шаг. В Порте-Оливе такая жаркая толчея ощущалась бы легче – из-за привычности города. Здесь же небо имело другой оттенок, воздух был не столь густ, все казалось иным.
Гостиница, к счастью, имела собственный внутренний двор: ни протискивающихся повозок, ни посторонних людей. Китрин даже замерла от неожиданности.
– Подождите здесь, – велел Паэрин Кларк и исчез за дверью.
Из-за каменных стен здание походило на крепость; в окнах и дверных проемах висели цветные занавеси, как вуаль на уродливой девице. С улицы донесся чей-то злобный оклик, и Китрин пожалела, что рядом нет Маркуса с Ярдемом. Поездку в Карс она затеяла ради того, чтобы одолеть Пыкк Устерхолл и вернуть себе контроль над собственным филиалом. А в Кемниполь Китрин привел минутный каприз, последствия которого растянулись на недели. Она прижала к бокам локти, чтобы занимать поменьше места.
Закрыла глаза – не помогло. Уличный шум походил на рев реки. Голоса, повозки с обитыми железом колесами. Лай собак, загоняющих крыс в закоулки и выскакивающих обратно. Один голос предлагал яблочные пироги по два медяка за штуку, другой звал на вечернее представление; кто-то сыпал оскорблениями и ругательствами.
Сердце забилось сильнее еще до того, как Китрин поняла причину. Голос, зовущий на представление, оказался знакомым.
– Смитт! – выкрикнула она изо всех сил. – Смитт, это ты?
Через миг где-то близко и одновременно в недостижимой дали раздалось:
– Китрин?
– Смитт! Я здесь! У гостиницы!
Актер появился из толпы так, будто ступил на сцену: только что его не было – и вдруг он здесь, глаза вытаращены от удивления и радости. Китрин кинулась к нему с объятиями, он подхватил ее и с громким кличем поднял в воздух.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он, возвращая ее на землю. – Я-то думал, роль магистры у тебя надолго!
– Я и сейчас магистра, – ответила Китрин.
Она по-прежнему не размыкала рук. Путешествуя с труппой мастера Кита, она никогда не общалась со Смиттом ближе, чем с Кэри или Сандром. Или с Опал – но о ней вспоминать не было желания. Однако здесь, посреди незнакомой страны и в такой дали от дома, не хотелось его отпускать. Да он и не возражал.
– Главная дирекция прислала меня сюда вместе с другими, чтобы оценить возможности страны при новом регенте.
– И при конце войны, – добавил Смитт. – У нас одно время было плохо с заработком, зато теперь монеты сыплются дождем. Приходи на спектакль. Мы поставили вариацию «Рыданий жаворонка» с уклоном в местные дела. Замучились зубрить имена, очень уж их много, зато теперь обладатели этих имен ходят на пьесу через раз, чтоб послушать, как про них говорят. Здорово!
– Как там актеры? Как мастер Кит?
Смитт помрачнел:
– Мастера Кита нету. Передал все Кэри и ушел. Изрек какую-то мудрость про убийство богов и исчез, как пух одуванчика под ветром. Скучаю по нему – слов нет.
– Как жаль! – выдохнула Китрин.
Она не представляла себе труппу без мастера Кита.
– Ничего, выживем. Кэри нас муштрует сильнее, зато глаз у нее хороший. И новенькая еще, Чарлит Соон, – помнишь ее?
– Видела раз-другой, – ответила Китрин, как вдруг кто-то толкнул Смитта прямо на нее.
– Обнимайтесь в другом месте! – гаркнул мужской голос. – Больно мне надо смотреть, как вы тут третесь!
– А ну проваливай! – огрызнулся Смитт и, повернувшись обратно к Китрин, продолжил: – Новенькая привыкает. Вживается в роли.
– А Сандр?
– Ну, Сандр как обычно.
– Да, хорошего мало.
– Передам ему, – ухмыльнулся Смитт.
– Не надо!
Китрин впервые за все время отвела руку и легонько ткнула Смитта кулаком в плечо.
– Придешь на нас посмотреть? Мы в харчевне «Желтая стена». Так себе название, зато не перепутаешь: она вся выкрашена в цвет яичного желтка. Это прямо на краю Разлома, рядом с мостом. Осенним. Рядом с Осенним мостом.
– Что такое Разлом?
– Здоровенная такая расселина посреди города. «Желтая стена» рядом с Осенним мостом. Повтори.
– «Желтая стена» рядом с Осенним мостом.
Смитт погладил ее по голове, как щенка:
– Вот и выучила слова. Мне пора, весь город кишит актерами. Нельзя упускать публику.