– О Паллиако и его сектантах из Кешета.
– Да, но ведь сейчас, милорд, мы бьемся не с ними. Если вам нужно, чтобы мы обнажили мечи против людей Тернигана, Даскеллина и прочих таких же, это дело другое. Могут быть трудности.
Доусон отчетливо слышал, с каким трудом капитан подбирал слова.
– Враг нас изводит нападениями, – объяснил барон. – А мы поджимаем хвост и не сопротивляемся. Победы так не добиться.
– Да, милорд. То есть нет, не добиться. Да только они не враги. Мы тех людей знаем – вместе служили, вместе сражались, и под вашим началом тоже. Здесь не война против Астерилхолда или Саракала, мы воюем против антейцев. Это все меняет.
– Сейчас они пособники жрецов, – ответил Доусон. – Их сознание подчинено злу.
– Да, милорд. Однако не так просто это видеть в человеке, спасшем тебе жизнь где-нибудь в Астерилхолде. Солдаты на той стороне выступают не лично против каждого из нас. Они лишь выполняют волю господ, которые велят им воевать.
«Как и мы», – повисла в воздухе непроизнесенная фраза. Доусон вполне понял предостережение. В людях иссякает не только надежда, но и верность. Одержать славную победу – значит одолеть ненавистного врага, да только никакого врага, кроме Паллиако и жрецов, Доусон сейчас выставить не мог. Он задумался, как с этим у других – у Тернигана, Даскеллина, Броота. И понадеялся, что проблема у всех общая.
– Благодарю за откровенность, – твердо произнес Доусон. – Давайте перестроим баррикады. Если защищать позиции меньшим числом бойцов, то можно отправлять больше поисковых партий. Вы согласны?
– Да, милорд. Думаю, нам это вполне под силу.
– Тогда так и сделаем.
По огромной арке неба, простертой над городом, медленно двигалось солнце. Доусона оно раздражало, так же как и звезды, прячущиеся в его свете. Кингшпиль, на который упал солнечный луч, вспыхнул долгим отблеском, словно задержавшаяся в небе молния. Доусону представился Паллиако где-то в тайных покоях Кингшпиля, глядящий оттуда вниз, на Доусона и на весь город. Туда-то и надо стремиться. Если и затевать одно-единственное, окончательное наступление, то лишь ради того, чтобы сорвать Паллиако с его насеста в Кингшпиле. Сбросить с Рассеченного Престола и посадить туда Астера. Мальчик уже сейчас был бы лучшим правителем, чем Паллиако…
Откуда-то прогремел голос. Эхо, отразившее его от домов, как от стен ущелья, исказило слова, но тембр показался Доусону знакомым. Когда барон дошагал – а потом добежал – до заново возводимых баррикад, внутри у него все сжалось. Бойцы разделились: одни продолжали громоздить поперек улицы бревна, столы и перевернутые телеги, другие молча застыли с мечами и луками в руках, готовые отразить новое нападение.
Нападения не случилось. Ни схватки, ни звона клинков, ничего.
Посреди площади, с которой бойцы только что отошли, высилась осадная башня на массивных деревянных колесах, толкаемая сзади рабами. У подножия стояли не менее полусотни мечников, почему-то не спеша атаковать. На вершине башни, почти на уровне крыш, торчала башенка для лучников, защищенная толстыми деревянными щитами. Из верхней бойницы вместо луков, готовых осыпать врага стрелами, торчал серый раструб рупора, а из него несся низкий раскатистый голос Басрахипа – верховного жреца паучьей богини, помыкающего Гедером, как марионеткой.
– Послушайте мой голос, – взывал он. – Вы уже проиграли. Все, за что вы сражаетесь, бессмысленно. Вы не сможете победить. Послушайте мой голос…
Китрин
– Ты давно не мылась, – заявил Сандр, тыча в Чарлит Соон пальцем ноги. И через миг добавил: – И я давно не мылся.
– Нам всем нужна баня, – согласилась Кэри. – И свежая еда. И ливень тоже не помешал бы.
Китрин сидела на корточках в задней части фургона с миской ячменной каши в руках. Из подземелья она выбралась за полдень, и даже сейчас, после пешей прогулки до «Желтой стены», солнце казалось слепящим. Двенадцать дней в темноте. И это еще не конец.
– Ну что ж, – начала Кэри. – Из хорошего у нас то, что мы нашли твоего жреца. Из плохого – что он торчит посреди войска и никого к себе не подпускает. Я подумывала передать ему письмо, но не знала, захочешь ли ты.
Китрин нахмурилась. По правде говоря, она не знала и другого: верный ли сделала выбор. В любой день предыдущей недели не задумываясь променяла бы что угодно на теплую постель, вкусную еду и возможность провести в бане часов пять. Когда Гедер с Астером выйдут из подземелья, ей не нужно будет торчать с ними в опротивевшем месте. Однако в тот миг Гедер вновь сделается лордом-регентом Паллиако, Астер – принцем и королем. И все изменится.
В Кемниполь ее прислали собрать сведения об Антее в свете войны с Астерилхолдом. Теперь Китрин делила тайное убежище с двумя главнейшими лицами королевства, нынешним и будущим властителями. За это время она узнала, что Гедер Паллиако – забавный и немного неловкий молодой человек, любящий книги о неправдоподобных древностях. Что Астер не умел плевать вдаль, а теперь – благодаря ей – умеет. Она видела их взаимную привязанность и восторженно разделяемые радости. И общую на двоих, почти физически ощущаемую печаль, в которой оба не признавались не то что другим, но даже и себе. После выхода из подземелья они расстанутся с Китрин, и для нее исчезнет всякая возможность узнать о них больше.
– Я спрошу Гедера, – ответила она, собирая пальцами последние хлопья ячменной каши. – Что-нибудь еще?
– Обычная человеческая ложь и глупость, – пожала плечами Кэри. – Знаешь ли ты, что Гедер повелевает духами мертвых и что по ночам призраки бродят по улицам, истребляя его старых врагов?
– Он о таком не упоминал. Буду знать. Ну что ж, если у вас больше ничего…
Микель ухмыльнулся:
– Ну, на самом-то деле…
Китрин вскинула брови.
– Опять ты за свое, – вмешалась Чарлит Соон. – Об этом-то я и говорила, когда обсуждали «Тарскую трагедию». Вечно ты тянешь паузу ради эффекта.
– Зато какой эффект! – возразил Смитт.
– Да-да, – подтвердила Чарлит Соон. – Замедляющий и раздражающий.
Она запустила в Микеля камешком.
– На самом-то деле?.. – повторила Китрин, ожидая продолжения.
– На самом-то деле, – подхватил Микель, слегка пристыженный, – я отыскал твоего Паэрина Кларка. Прячется в гостевом доме у Канла Даскеллина. Правильно делает, гостиница-то ваша сгорела.
– Сгорела? – переспросила Китрин.
– На четвертую ночь, – подтвердила Кэри.
– Там была вся моя одежда.
– Там было двенадцать человек, – ввернул Сандр. – Из них двое детей.
Сандр. Когда-то давно она чуть не взяла его в любовники. Теперь, при взгляде из нынешнего дня, былое решение отказаться от такой судьбы сияло мудростью, как огонь в ночи.
– Да, я низменная и мелочная особа, – отрезала она. – Я горюю о погибших и сожалею о страданиях, но я все-таки надеялась, что одежду удастся забрать. Микель, можешь ли ты поговорить с Паэрином, или он тоже окружен стражей, как жрец?
– Он не принимает тех, с кем незнаком, – ответил Микель.
– Хорошо. Мне нужен клочок бумаги.
Шифр Медеанского банка она по-прежнему отлично помнила, записка вышла короткой: «Могу говорить с лордом-регентом и принцем Астером. Что спросить? Ответьте с этим же гонцом». Китрин подумала было, не назвать ли ему место, где она прячется с Гедером и принцем, и решила: не стоит. Если Паэрину нужен Гедер или Астер, пусть действует через нее.
Таково одно из главных и самых действенных наставлений финансового дела. Ключевой принцип, открывающий дорогу к богатству и власти, прост в формулировке и сложен в применении: «будь посредине». Наринландия – холодный остров с количеством пахотной земли, едва достаточным для пропитания, и без особенных природных богатств, однако водные течения Океанического моря поставили его между Дальней Сирамидой и главным континентом. Это и сделало его богатым. А сейчас в роли Наринландии оказалась Китрин, пусть и ненадолго, и чем дольше она останется в этом положении, тем больше выгоды.
– Ну вот, – произнесла она, вручая записку Микелю. – За ответом приду сразу, как только смогу.
– Как там дела в подземелье? – спросила Кэри.
– Боязно, скучно, хочется поскорее на волю. Мы, правда, позволяем Астеру подкрасться к выходу и посмотреть на дневной свет. Вроде бы помогает.
– Ладно. Когда все кончится, лорд-регент, надеюсь, не забудет наших стараний. У меня почти закончились каменья с одежды принца.
– Как так?
– Сейчас за один спелый апельсин можно выручить больше, чем за жемчуг, – объяснила Кэри. – Кое-где в Кемниполе уже голодают. Если беспорядки в ближайшее время не прекратятся, люди начнут гибнуть. Не лорды, не аристократы и не в славных битвах.
Когда обо всем переговорили, Китрин взвалила на спину мешок с четырьмя свежими бурдюками, небольшим – с ладонь – кружком твердого сыра, бутылью воды, черствым хлебом и двойной горстью сушеных вишен какого-то давнего урожая, твердых как камень. Перед уходом она взглянула через Разлом на примыкающую к Кингшпилю часть города.
В мутном воздухе городской пейзаж за расселиной виделся более серым, чем все находящееся по эту сторону. Сейчас ничего не горело, но продлится ли такое состояние хотя бы до следующего утра – неизвестно.
Китрин не провела здесь и пары недель, а Кемниполь уже превратился из сердца империи в город ран и шрамов – опаленные пожаром здания, озабоченные люди на улицах, пустые рыночные площади, рыщущие по-волчьи группы мечников. Идти приходилось быстро, с опущенной пониже головой: любому издалека видно, что Китрин не из первокровных, ее никто не примет за даму из влиятельного дома, можно сойти за служанку. Людей, выведенных драконами рас, среди низших сословий предостаточно, и если делать вид, что ты одна из них, то никому не будет дела до того, куда ты идешь и почему.
На пути к складу и подземелью за ней почти на пол-лиги увязались трое мужланов, которые выкрикивали вслед грубости с непристойными предложениями. Китрин не поднимала глаз и не замедляла шага. Такое поведение преследователей ее даже успокоило: именно так мужчины обращаются со служанкой, которая ходит по улицам в одиночку. И все же она только порадовалась, когда они отстали.