Вернувшись в особняк лорда Даскеллина, Китрин застала там Паэрина Кларка, который поджидал ее со странным выражением лица. Канл Даскеллин предложил свой кров сотрудникам Медеанского банка главным образом из-за чрезвычайных обстоятельств и из-за того, что сам привез делегацию в Кемниполь. По всему чувствовалось, что это гостеприимство разовое и повторять такой опыт он не пожелает. В конце концов, Даскеллин – антейский барон. Разделить трапезу, сидя в рустикальной обеденной зале в Карсе, – не то же самое, что быть гостями его дома в Кемниполе. Здесь существовали сословные границы и внешние приличия. Например, Китрин полагалось входить в особняк через боковую дверь.
Она поднялась по широким каменным ступеням и вопросительно приподняла брови. На губах Паэрина Кларка играла спокойная обезоруживающая улыбка, настолько отрепетированная, что сам Паэрин вряд ли о ней подозревал.
– Я только что вернулся от лорда-регента, – сообщил он, открывая дверь перед Китрин.
– Да?
– Он находится в небывало приятном расположении духа и чрезвычайно любезен. Предложил Медеанскому банку рассмотреть возможность открытия филиала в Кемниполе.
– Неужели? – откликнулась Китрин, входя в коридор. Им отвели лучшие комнаты в помещении для слуг, путь туда пролегал через кухню. – Довольно неожиданно, да?
– Именно. И я никак не ожидал такого поворота. А кроме того, лорд-регент не очень-то хотел меня отпускать. Мы проговорили вдвое дольше, чем предполагала аудиенция. Я чуть было не заподозрил, что он преследует какую-то цель.
Китрин издала низкий горловой смешок.
– И что это может быть за цель? – спросила она.
– Об этом-то я и хочу вас спросить. Вы теперь советник банка по Гедеру Паллиако. Зачем ему филиал Медеанского банка в столице?
Китрин замедлила шаг у черной узкой двери для слуг, неприметной почти до самоуничижения. За дверью разливались голоса придворных дев – красивые, звучные и по большей части щебечущие бессмыслицу.
– Не могу сказать точно, – произнесла Китрин, – но, по моим подозрениям, он мог надеяться, что меня поставят руководить столичным филиалом.
– Вот оно как, – хмыкнул Паэрин Кларк. – И это совсем-совсем не из-за того, что вы подали ему такую идею? Спрашиваю только потому, что ваше стремление заполучить один из филиалов довольно широко известно.
– Мне нужен не просто филиал. Мне нужен мой собственный филиал. Если предложите Кемниполь… ну что ж, я могла бы и согласиться, но только за дополнительную плату.
– Стало быть, это идея регента.
– Именно.
– Это тоже чрезвычайно интересно. У вас есть что добавить к официальному отчету?
– Нет, – ответила Китрин. – Ничего.
– На чьей вы стороне? – спросил Паэрин.
Тон не отличался от прежнего, но Китрин почудился дополнительный смысл в словах, поэтому она не спешила с ответом.
– Не знаю. Кажется, нам с вами предстоит это выяснить. Как вы думаете?
– Именно так и думаю, – кивнул Паэрин. – Да, кстати. Тут пришло письмо из филиала, который я рискну назвать вашим. От некоего Ярдема Хейна – знаете такого? Ничего существенного, на мой взгляд. Лишь то, что капитан Маркус Вестер отказался от должности. Этот Хейн был его помощником, теперь заступит на его место.
– Что?!
Паэрин Кларк внимательно на нее посмотрел:
– Вас это беспокоит?
Китрин стояла потрясенная, внутри разливалась пустота. Когда она вернется, его не будет. Она вновь повторила мысленно эти слова и вновь не поверила. Конечно же, Маркус окажется на месте. Он всегда на месте. Наверное, что-нибудь случилось, и она не представляла себе, что это может быть. И как это можно исправить.
– Нет, не беспокоит, – ответила она. – Просто удивляет.
– Может, у меня получится добиться для вас какой-нибудь выгоды от Гедера, – сказала Китрин. – Покровительство лорда-регента может сделать вас модной труппой.
– Не шевелись, – проговорил Шершень, не размыкая губ с зажатыми в них булавками. – Прекрати вертеться.
– Я бы уцепилась за любое покровительство, – задумчиво проговорила Кэри, разглядывая бутафорский меч. – Да только захочет ли лорд-регент вспоминать время, проведенное с нами?
– Отчего бы не захотеть, – встрял Сандр. – Это ведь приключение! Не всякому придворному такое выпадало.
– Вряд ли вельможи соревнуются в том, кто сидел в более мерзкой дыре, – возразила Кэри. – Там ведь воняло жутко.
– Это точно, – подтвердила Китрин. – Ладно, если не становиться модной труппой для вельмож Кемниполя, тогда что? Возвращаться на юг?
– Куда угодно, лишь бы без раскаленных камней, которые потеют от зноя, – заявил Сандр.
– Если ради этого, то не спеши, – возразил Смитт. – Жара скоро кончится. Уже по запахам понятно, коли умеешь распознавать.
Сандр закатил глаза.
– Ты не умеешь предсказывать погоду, – хохотнул он.
– Умею, – возразил Смитт.
– Нет, не умеешь. Вечно твердишь одно и то же. Тебя послушать – всегда гроза близко. Неделями напролет.
Сандр вмиг преобразился лицом, оттопырив челюсть и что-то сделав с глазами – Китрин даже не поняла, что именно, – и стал похож на Смитта, как родной брат. Он заговорил голосом Смитта:
– Скоро гроза. Попомните мои слова, будет гроза.
– И я всегда прав, – подтвердил Смитт. – Просто гроза не всегда приходит сразу, иногда нужно подождать.
– Можно так и снег предсказывать каждый день, а потом зимой говорить, что все сбылось и ты прав.
– Я прав, – повторил Смитт. – А кроме того, скоро будет гроза.
Кэри повернулась к Китрин, они тайком обменялись улыбкой. Актеры труппы – семья Кэри, она всех их любит. Китрин тоже всех любит, хотя труппа не ее детище. Актеры для нее – друзья, некоторые близкие, но дом ее – не в фургоне, не на сцене, не на сеновале над очередной конюшней, где пришлось заночевать. Дом для нее – банковская контора и кофейня.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Шершень. – Еще шов-другой, и у тебя будет приличное дорожное платье, годное для любых случаев, включая грязь, мулов и приключения. А вот тут я сделал неприметный карман, где можно прятать нож на случай, если караванщик покусится на твою добродетель.
– Не устрашусь я никакого караванщика, – фальшивым голосом продекламировала Китрин, пародируя сценическую манеру, и отвесила пышный, почти неповторимый поклон. – Прими мою бесконечную благодарность.
Шершень идеально скопировал поклон, и оба рассмеялись.
Главное правило труппы Китрин узнала еще в ранние времена, когда актерами руководил мастер Кит. Правило гласило: греби против течения. Если в городе мор, ставь комедию. Если достаток и процветание – трагедию. Чем дальше пьеса от повседневного настроя горожан, тем больше она захватит публику. Сегодня давали «Похождения повесы» – самый скабрезный и непристойный фарс, какой только видела Китрин. Спектакль вышел отменный. Манера Сандра произносить реплики, как с сожалением признала Китрин, временами придавала им нужный блеск, однако смотрела Китрин не столько на сцену, сколько на зрителей.
Когда Смитт выскочил на сцену с огромным кожаным фаллосом, торчащим из-под одежды, толпа гоготала и показывала пальцами, слезы градом катились по щекам. Как поняла Китрин, люди изнывали без развлечений и стосковались по удовольствиям, радостям, хохоту. Еще бы им не стосковаться – заговор соседнего государства, смерть короля, война, а теперь зловещие сражения на улицах столицы. Было от чего изнывать.
Однако Кирин не могла отвести взгляда от толпы. Юный мальчик с едва пробивающимся пушком на лице, хохоча, катается по брусчатке. На сцене Чарлит Соон изображает ведуна, обратившегося в женщину и вынужденного принимать ухаживания другого мужчины, а внизу беззубая горожанка хлопает себя по коленям и заходится от смеха. Слишком уж бурный отклик, на грани гротеска. Китрин сидела в стороне от толпы, видя одновременно и сцену и публику.
Никакого чувства победы. Когда Китрин только приехала в Кемниполь, все дышало триумфом: улицы пестрели знаменами и яркими тканями, дети разбрасывали цветное конфетти. Антея подчинила себе Астерилхолд – и империя хмелела от восторга. Поражение же Доусона Каллиама не принесло людям никакой радости. Готовность хохотать до упаду не походила на маску, скорее она составляла одну сторону монеты, на обороте которой, как все больше подозревала Китрин, уныние, и сбросить его Кемниполю будет нелегко. Комедии на краю Разлома задержатся не на один сезон. Перспектива пугала и наполняла беспокойством, которое Китрин принимала ближе к сердцу, чем хотелось бы.
Кэри шагнула к краю сцены, держа в руке бутафорский меч, и тот посреди дуэльного выпада согнулся пополам и обвис – к восторгу публики, разразившейся хохотом. Китрин не смеялась. Поднявшись с места, она обогнула толпу и вошла в общую комнату «Желтой стены».
Люди здесь теснились не так плотно, как на улице, зато жара ощущалась сильнее. На пике лета в Кемниполе закат длился чуть ли не до предрассветных минут. Если темно, значит час совсем поздний. За столами сидели с десяток мужчин и женщин, потягивая сидр и пиво из глиняных кружек и заедая твердым сыром с подсушенным хлебом. Любители посмеяться давно высыпали на улицу смотреть представление, в духоте засиделись более хмурые – это и требовалось Китрин.
Пиво оказалось густым и пряным, даже пощипывало язык. От такого пива можно и опьянеть, однако при всей соблазнительности этой перспективы Китрин не хотелось впадать в забытье. В глубине сознания что-то беспокойно ворочалось и просилось наружу – то ли идея, то ли догадка. Китрин сидела за кружкой, глядя на грубые доски стола, и слушала.
– Да он с Астерилхолдом столковался с самого начала, – говорил мужчина за ее спиной. – Так быстро подойти к Калтфелю – это только с разрешения старика Леккана, чтоб ему в гробу перевернуться.
– А лорд-регент все знал, не иначе, – добавила женщина рядом. – Всех предателей вывел на чистую воду. Леккана казнил и с остальными расправится, вот увидите. Дайте только срок.